Если бы Гитлер взял Москву - Шпаковский Вячеслав Олегович - Страница 14

В результате закрепиться на занятых рубежах атакующим частям не удалось, и, понеся значительные потери, советские войска откатились назад.

Для Гудериана все это было не больше чем временное беспокойство, к тому же еще и быстро закончившееся. Сам он в это время возглавлял наступление на Ногинск в сорока километрах восточнее Москвы, чтобы встретиться там с генералом Манштейном.

На северном фланге немцам удалось захватить мост через Волгу в районе Дубны, причем его защитники были введены в заблуждение с помощью захваченных немцами советских танков, которые шли в голове колонны, выдвигавшейся к этому мосту. Красноармейцы приняли их за отступающие войска и пропустили беспрепятственно, ну а когда обман открылся, уцелевшим в сумятице солдатам взорвать его так и не удалось. После этого танки 8‑й танковой дивизии взяли Яхрому и Загорск, в результате чего железнодорожное сообщение по линии Москва–Ярославль было прервано.

Вечером 18 сентября Жуков сообщил об этом Сталину и без каких‑либо уверток заявил, что Москву удержать не удастся. По его мнению, единственным выходом из создавшегося положения мог быть отвод войск на линию Ярославль–Рязань. Сталин помолчал, подумал и разрешил отвод войск, заявив напоследок, что в истории так уже было и что самое главное сейчас – это спасти армию. Жуков заметил, что к Сталину вроде бы вернулось его прежнее хладнокровие и его спокойная решимость. В то же время, сказал он, Москву просто так без сопротивления оставлять никак нельзя. Батальоны НКВД и части народного ополчения должны защищать город до последнего человека. «Мы уже приказали товарищу Берии заложить в городе подпольную сеть из наиболее преданных и проверенных товарищей, которые должны будут сделать все, чтобы враг ни на минуту не забывал о том, что он находится в столице первого в мире государства рабочих и крестьян, и пусть земля горит у него под ногами!» – заявил в разговоре Верховный.

Ситуация на Украине была также обсуждена достаточно подробно, и было согласовано, что дальнейший отход здесь является излишним. Было решено, что Ставка должна будет перебраться в Горький, причем незамедлительно.

Члены Ставки уехали с этой встречи в 3.15 19 сентября и тут же отправились по домам упаковывать чемоданы. А три дня и шесть часов спустя первые танки 18‑й танковой дивизии соединились с танками 8‑й танковой дивизии в районе индустриального поселка Электросталь и встали возле железнодорожного полотна магистрали Москва – Горький. Однако они все‑таки опоздали. За день до этого специальный поезд со Сталиным, членами Ставки и телом В.И. Ленина в стальном гробу прошел через это же самое место, после чего полотно дороги было взорвано сразу в нескольких местах. Москва еще не пала, однако была уже окружена. По германскому радио бравурные мелодии и нацистские марши перемежались сообщениями о возможном падении столицы большевизма уже в ближайшие часы.

Падение Москвы

* * *

До войны численность населения Москвы составляла свыше четырех миллионов человек, но к 22 сентября 1941 года сократилась более чем вдвое. Теперь эти два миллиона оказались запертыми в городе, куда вот‑вот должны были вступить немецкие войска, и каждому из остававшихся в этой связи нужно было что‑то для себя решать. Очень многие записывались в ополчение и истребительные рабочие батальоны. В основном это были те, у кого родные и близкие в этой войне уже успели погибнуть и которые хотели теперь только одного – отомстить. Кто‑то, однако, считал, что бороться с врагом в городе бессмысленно. В основном это были молодые парни и девчата. По разным причинам не попавшие в армию, они теперь, под покровом ночи, стремились пройти через тонкую линию немецкого окружения и вырваться на восток, к своим.

Поля и леса Подмосковья в эти дни были переполнены людьми. На восток отходили оказавшиеся в окружении части Красной Армии и отдельные рядовые бойцы, потерявшие своих солдат, командиры, одетые в красноармейское обмундирование, а то и вовсе в штатское, политработники и особисты, мирные граждане и совсем еще юные пионеры и комсомольцы, мечтавшие о геройских подвигах.

Однако большинство жителей Москвы слишком устало и изнервничалось, чтобы хоть как‑то активно действовать. Они не собирались ни приветствовать солдат вермахта, ни бороться против них. Они лишь прислушивались к грохоту орудийного огня, который день ото дня становился все громче, и старались всеми способами запасти для себя и своих семей как можно больше еды, которую прятали в погребах и подвалах своих квартир, а также на дачах. Как это всегда и бывает, они ожидали самого худшего и все‑таки при этом верили в судьбу, причем именно свою, а не чью‑то другую.

Впрочем, ожидание хотя бы какого‑то конца всего этого непрерывного ужаса для многих москвичей затянулось на достаточно долгий срок. 29 сентября бои за город все еще шли в западных и северо‑западных пригородах столицы, и только лишь на следующий день немецким танкам удалось войти непосредственно на московские улицы. Тяжелая артиллерия огнем в упор подавляла очаги сопротивления в многоэтажных зданиях, саперы подрывали надолбы и противотанковые «ежи». Повсеместно действовали снайперы, подготовленные снайперской школой в Выхино, и именно они причинили немецким войскам, вторгшимся в город, наибольшие потери. Народных ополченцев – мужественных, но плохо обученных и часто вооруженных всего лишь винтовкой и парой гранат, – деморализовывали огнеметами и уничтожали огнем минометов. С военных складов добровольным защитникам столицы и бойцам истребительных отрядов раздали даже старые английские пулеметы Льюиса времен Гражданской войны, которым немецкие солдаты сильно удивлялись, так как они никак не ожидали встретить их именно здесь, в Москве. С крыш многоэтажных домов в германские танки летели бутылки с бензином, который в них разливали тут же, на крышах, однако не имевшие навыков метания по движущейся цели бутылкометатели чаще всего при этом промахивались.

Отдельные батальоны народного ополчения и отряды НКВД сражались в метро: продвигаясь по его тоннелям и используя вентиляционные шахты, они появлялись в тылу у немецких войск и нападали на них там, где те их меньше всего ожидали. Чтобы их выкурить, немцы принялись сбрасывать туда тюки горящих солдатских одеял, которые предварительно пересыпали толченой серой и обливали дизтопливом. Едкий вонючий дым потянулся в глубь тоннелей, однако этот способ благодаря продуманной вентиляции сработал далеко не везде, в результате чего ожесточенная борьба с опорой на станции метрополитена в Москве продолжалась еще в течение нескольких дней!

Немецким солдатам нередко в кромешной тьме приходилось вести бои среди самых настоящих дворцов, увидеть которые здесь, под землей, они никак не ожидали. Однако когда они уже готовились торжествовать победу, кто‑то из оборонявшихся, чье имя по понятной причине так и осталось неизвестным, взорвал своды тоннеля, проходившего под Москвой‑рекой, и ее воды хлынули в подземелье, сметая все на своем пути. Вода затопила метро в считаные минуты. Кто‑то, разумеется, спастись успел, однако большинство из тех, кто в это время сражался под землей, включая и немцев, и остававшихся там бойцов Красной Армии, а также ополченцев, были застигнуты врасплох и утонули.

Давление скопившегося под землей воздуха оказалось настолько сильным, что во многих местах оно вызвало обрушение тоннелей и зданий, располагавшихся над ними на поверхности, а на многих улицах из‑под земли вдруг совершенно неожиданно забили фонтаны, на месте которых впоследствии образовались опасные провалы.

Ворота в Кремль были взорваны, и оборонявшиеся там части НКВД уничтожены поголовно. И хотя к 8 октября сопротивление защитников Москвы в основном уже было подавлено, ночами то тут то там слышались перестрелка и взрывы гранат, а немецкие патрули исчезали один за другим. Вот почему армейские части вскоре были выведены из города, а их место заняли войска СС и СД. Начались повальные обыски, поиск коммунистов и евреев, которых расстреливали и вешали прямо на центральных улицах либо в прилегающих к ним садах и парках прямо на деревьях и фонарных столбах. От населения тут же потребовали сдать все оружие и радиоприемники: хранить и то и другое запрещалось под страхом смертной казни. Стараниями гестапо среди части москвичей распространилось доносительство, причем даже еще в больших масштабах, чем в 1937 году. Сосед доносил на соседа, что тот бывший коммунист или же тайный агент НКВД, а тот, в свою очередь, чтобы избавиться от пыток, сообщал любую информацию о своих знакомых и сослуживцах. И хотя надежды гитлеровцев на «пятую колонну» среди москвичей, по большому счету, так и не оправдались, сам факт падения столицы подействовал на сознание многих людей настолько сильно, что они пошли на сотрудничество с оккупантами и теперь делали все, чтобы выслужиться перед ними и спасти свою жизнь ценой какого угодно предательства.