Корабль невест - Мойес Джоджо - Страница 29

• Предыдущая
• 29/105
• Следующая

Состояние моря, столь же капризного, что и невесты на борту «Виктории», резко ухудшилось, как только корабль покинул каналы Сидней-Хедс.

Великая Австралийская бухта, восхищенно, но с долей опаски говорили члены команды, покажет, кто настоящий моряк, а кто нет.

Судьба, словно нарочно убаюкав девушек ложным ощущением безопасности, решила теперь продемонстрировать их уязвимость и непредсказуемость их будущего. Жизнерадостное синее море почернело, стало мутным и ощетинилось высокими гребнями. Легкие бризы превратились в порывистые ветры, те со временем переросли в шквалистые – плевавшиеся холодным дождем в моряков, крепивших, задыхаясь в своих штормовках, самолеты к палубе. А корабль, вставая на дыбы и кряхтя от натуги, прокладывал себе путь между водяными валами.

И вот пассажиры, которые до того беспокойной толпой бродили по палубам, сперва по одиночке, а затем уже целыми группами ретировались на свои койки. А те, кто еще держался на ногах, хватаясь за стенки, неуверенно передвигались – бледные от страха – по коридорам. Лекции пришлось отменить, так же как и запланированные учения по использованию спасательных шлюпок: члены экипажа поняли, что лишь немногим женщинам под силу их выдержать. Оставшиеся в строю офицеры из женской вспомогательной службы разносили по каютам таблетки от тошноты.

Беспрестанные удары волн о борт корабля, заунывные звуки корабельного гудка, несмолкаемый лязг цепей и скрежет самолетов на полетной палубе – все это окончательно лишало надежды хоть немного поспать. Эвис и Джин – ну конечно же Джин, а кто еще? – лежали на койках, замкнувшись в собственном мирке тошнотворной напасти. Но если у Эвис этот мирок был сугубо личным, то Джин держала всех в курсе своих страданий. Эвис казалось, что ей уже известны практически все симптомы Джин – что у той стоит ком в животе, что маленький кусочек сухарика чуть было не привел к конфузу у дверей столовой на полетной палубе, что этот ужасный кочегар, который шел за ними до самой прачечной, жрал у нее на глазах сэндвич с сыром и белковой пастой, отчего ее едва не стошнило. Все это свисало у него изо рта и…

– Да-да, Джин, я представляю, – простонала Эвис и заткнула уши.

– Значит, вы не пойдете на чай, да? – поинтересовалась стоявшая в дверях Маргарет. – Сегодня дают мясо в горшочках.

Собака спала на ее койке, явно не чувствуя резкой смены погоды.

Джин повернулась лицом к стене. И ее ответ – слава богу – прозвучал неразборчиво.

– Ну что, Фрэнсис, пошли? – сказала Маргарет. – Похоже, будем только мы вдвоем.

Маргарет Донливи познакомилась с Джозефом О’Брайеном восемнадцать месяцев назад, когда ее брат Колм привел его, а вместе с ним еще шесть-семь дружков из пивной домой, и вот вплоть до окончания войны все они стали частыми гостями семьи Донливи. Таким образом брат собирался снова наполнить жизнью дом, осиротевший после ухода матери. Ведь на первых порах они никак не могли примириться с оглушающей тишиной, вызванной отсутствием самого спокойного члена семьи. Но ни отец, ни братья не хотели, чтобы Маргарет с Дэниелом оставались дома одни, пока старшие будут топить горе в вине, – они были чрезвычайно заботливы, хотя такая забота и принимала иногда странные формы, – поэтому было решено перенести пивную на ферму. Иногда из кузова их грузовичка свисало до четырнадцати-пятнадцати человек, в основном американцев, нагруженных крепким алкоголем и пивом, или ирландцев, распевавших песни, от которых у Марри слезы наворачивались на глаза. И теперь каждый вечер в их доме звучали голоса пьющих и горланящих мужчин, а иногда – тихий плач Дэниела, пытавшегося понять, кому все это нужно.

– Джо был единственным, кто не приглашал меня на свидания и не приставал ко мне, – сказала она Фрэнсис, уписывая за обе щеки картофельное пюре в полупустой столовой. – Остальные обращались со мной так, будто я что-то вроде официантки, и, стоило братьям отвернуться, норовили облапать меня в темном углу. Одного даже пришлось в маслобойне отоварить лопатой, уж больно рьяно он стал распускать руки. – Она подхватила свой металлический поднос, который грозил соскользнуть со стола. – С тех пор я его больше не видела.

Неделей позже Колм застукал еще одного парня, когда тот подглядывал за тем, как она мылась в ванной, и они с Нилом и Лиамом чуть было не вытрясли из бедняги всю душу.

Так вели себя все, кроме Джо, который приходил каждый день, добродушно подтрунивал над Дэниелом, давал отцу советы, основанные на опыте работы на родительском приусадебном участке в Девоне, дарил ей нейлоновые чулки не того размера и угощал сигаретами, посматривая на нее исподтишка.

– В конце концов мне пришлось спросить, почему он не подбивает под меня клинья, – продолжила рассказ Маргарет. – И, по его словам, он прикинул, что, если сможет задержаться здесь подольше, я привыкну к нему, будто к предмету меблировки.

Первый раз он пригласил ее на свидание ровно за три месяца до того, как Военно-воздушные силы Соединенных Штатов сбросили атомную бомбу на Хиросиму, а уже через несколько месяцев они поженились – Маргарет надела мамино подвенечное платье, – как раз в тот день, когда Джо в последний раз получил увольнительную. Она знала, что им будет хорошо вместе, сказала она. Джо был очень похож на ее братьев. Он не относился к себе или к ней слишком серьезно.

– А он обрадовался, узнав о ребенке?

– Когда я сообщила ему, что беременна, Джо поинтересовался, не придутся ли роды на период ягнения, – фыркнула Маргарет.

– Да уж, не слишком романтично, – улыбнулась Фрэнсис.

– Джо, наверное, и слова-то такого, как «романтика», в жизни не слыхивал, – ответила Маргарет. – Хотя мне, в общем-то, без разницы. Все эти охи и вздохи не для меня. Если всю жизнь живешь с четырьмя деревенщинами, которые стряхивают на тебя под столом козявки из носа, то трудно ассоциировать романтику с представителями того же пола, что и они. – Маргарет улыбнулась, снова набив рот картофельным пюре. – Я вообще не собиралась замуж. Для меня замужество означало только еще больше стряпни и грязных носков. – Она опустила глаза, и ухмылка вдруг исчезла с ее лица. – Я до сих пор постоянно себя спрашиваю, как такое могло случиться.

– Мне очень жаль, что ты осталась без мамы, – произнесла Фрэнсис. Маргарет заметила, что та взяла себе добавки, чего она, в своем положении, позволить себе, к сожалению, не могла, ибо рисковала заработать несварение желудка. И тем не менее Фрэнсис была худой как спичка. На десерт подали бланманже «Прекрасная купальщица», получившее такое название, как с усмешкой объяснил повар, потому что оно все дрожало и имело прелестные изгибы. – А отчего она умерла? Прости, – поспешно сказала Фрэнсис, заметив, как покраснело бледное лицо Маргарет. – Я не хотела быть бестактной. Интерес чисто профессиональный.

– Нет… нет, – ответила Маргарет. Они обе ухватились за край накренившегося стола, пытаясь не дать солонке, перечнице и стаканам упасть на пол. – Это было как гром среди ясного неба. Буквально минуту назад она была здесь, а еще через минуту… уже ушла, – наконец выдавила она, когда качка на время прекратилась.

В столовой стояла тишина, нарушаемая лишь невнятным бормотанием тех немногих женщин, у кого хватало твердости характера или отваги смотреть на еду, да внезапным звоном бьющейся посуды, когда еще один поднос становился жертвой набежавшей волны. Очередей, как в начале плавания, уже не было, и только несколько девушек, с удовольствием пользуясь возможностью спокойно выбирать, топтались перед выставленными блюдами.

– Я бы сказала, что это лучший вариант ухода, – произнесла Фрэнсис, бросив на Маргарет твердый взгляд ярко-синих глаз. – Она, скорее всего, даже ничего не почувствовала. – Фрэнсис помедлила и добавила: – Правда. Ей хотя бы не пришлось страдать.

Последняя фраза, возможно, заставила бы Маргарет развить тему, если бы не хихиканье в углу. Поначалу звучавшее просто как фон, хихиканье это становилось то громче, то тише, словно шло в унисон с шумом волн за бортом.

• Предыдущая
• 29/105
• Следующая