Возрожденный любовник (ЛП) - Уорд Дж. Р. - Страница 11

• Предыдущая
• 11/135
• Следующая

– Господин, еще ягненка? – спросил появившийся у его локтя доджен.

Желудок Тора был набит плотнее чемодана, но он все еще чувствовал слабость в конечностях и головокружение. Посчитав, что лучше съесть больше, нежели снова подвергнуть себя процедуре кормления, он кивнул.

– Спасибо, приятель.

Когда на блюдо положили мясо, Тор, согласившись на добавку плова, посмотрел на остальных, чтобы чем-то занять себя.

Роф сидел во главе стола, король руководил всем и всеми. Бэт полагалось сидеть в другом кресле в противоположном конце стола, но она, по обыкновению, сидела на коленях своего хеллрена. Роф же, как и всегда, больше внимания уделял своей женщине, нежели собственной пище: несмотря на полную слепоту, он кормил шеллан со своей тарелки, поднимая вилку и держа ее так, чтобы Бэт могла наклониться и принять предложенное.

Благодаря нескрываемой гордости за нее, удовольствию от заботы о ней, чертову теплу между ними, на суровом аристократическом лице Рофа появилось почти нежное выражение. И время от времени он обнажал длинные клыки, словно с нетерпением ждал момента, когда останется с ней наедине и проникнет в нее… во многих смыслах этого слова.

Не то, чтобы Тору хотелось это лицезреть.

Повернув голову, он увидел сидевших рядом друг с другом Рива и Элену, которые обменивались влюбленными взглядами. И Фьюри с Кормией. И Зи с Бэллой.

Рейджа с Мэри…

Нахмурившись, Тор задумался о том, как Дева-Летописеца спасла женщину Голливуда. Она была на краю смерти, но ее оттащили от обрыва и подарили долгую жизнь.

С Доком Джейн, находившейся в клинике, та же ситуация. Умерла, воскрешена, впереди ее ждут многие годы со своим хеллреном.

Тор уставился на закутанную фигуру напротив.

Злость закипела в его раздувшемся желудке, увеличивая давление: эта бывшая аристократка, звавшаяся теперь Ноу-Уан, также восстала из мертвых, получив дар новой жизни от чертовой матери расы.

А его Велси?

Мертва. От нее остались лишь воспоминания и прах.

Навеки.

Внутри он начал закипать и задумался, кого нужно подкупить или убить, чтобы заслужить такую милость. Его Велси была достойной женщиной, как и эти три… тогда почему ее не спасли? Чем, черт подери, он отличался от этих мужчин, которых ждала счастливая жизнь?

Почему Тора и его шеллан не пощадили, когда они больше всего в этом нуждались?

***

Он пялился на нее.

Нет… волком смотрел на нее.

Сидевший напротив Тормент, сын Харма, смотрел на Ноу-Уан суровыми, злыми глазами, словно его возмущало не просто ее присутствие в этом доме, но каждый вдох и биение ее сердца.

Это выражение лица не шло ему. Воистину, он так постарел с их последней встречи, хотя вампиры, особенно с такой сильной родословной, выглядели на двадцать пять – тридцать лет до самой смерти. И это не единственная произошедшая в нем перемена. Он сильно похудел… и как бы много он ни ел за столом, Тормент не поправлялся, его лицо было отмечено впалыми щеками и острым подбородком, вокруг запавших глаз залегли тени.

Но физическая слабость, в чем бы ни была ее причина, не удерживала его от сражений. Он не переоделся перед Трапезой, и на его одежде виднелись следы красной крови и черного масла – грубое напоминание того, как мужчины проводили ночи.

Но он помыл руки.

Она гадала, где его супруга. Она не видела ничего, указывающего на шеллан… может, он был не связан все эти годы? Иначе женщина была бы здесь, чтобы поддержать его.

Глубже спрятавшись под капюшоном, Ноу-Уан положила нож и вилку рядом с тарелкой. У нее пропал аппетит.

Эхо прошлого также не было желанным блюдом. Но от него она отказаться не могла.

Они с Торментом были одного возраста, когда те месяцы жили вместе в укрепленном домике в Старом Свете, укрываясь от холодной зимы, влажной весны, жаркого лета и ветряной осени. Четыре сезона они наблюдали, как растет ее живот, в котором развивалась жизнь. Полный календарный цикл Тормент и его наставник Дариус кормили, защищали и заботились о ней.

Не так должна была пройти ее первая беременность. Не так должна была жить женщина ее положения. Не такой судьбы она ждала.

С ее стороны было глупо что-то предполагать. И пути назад нет, как не было его и тогда. С той секунды, как ее похитили и оторвали от семьи, она изменилась навсегда, как если бы ей в лицо плеснули кислоту, обожгли до неузнаваемости тело, или она лишилась конечностей, зрения или слуха.

Но это не худшая часть. Быть запятнанной само по себе мерзко, но когда причина этому – симпат? И что стресс спровоцировал ее первую жажду?

Тот долгий год она провела под соломенной крышей, осознавая, что внутри нее растет чудовище. Действительно, она потеряла бы свой социальный статус, если бы это вампир похитил ее и лишил семью самого ценного, что было в ней: ее девственности. До своего похищения Ноу-Уан, как дочь Главы Совета, представляла собой очень ценный товар, который скрывают и выставляют напоказ лишь по особым случаям, словно изящную драгоценность.

Собственно, отец планировал выдать ее за того, кто смог бы обеспечить ей жизнь даже лучшую, чем ту, что предоставили родители…

Ноу-Уан с ужасной ясностью помнила, что расчесывала волосы, когда услышала тихий щелчок застекленных дверей.

Она положила расческу на туалетный столик.

А щеколду отпер кто-то другой…

С тех пор в тишине она иногда представляла, что той ночью спустилась в подземную часть дома со своей семьей. Она плохо себя чувствовала… наверняка, симптом близившегося периода жажды… и осталась наверху, потому что здесь могла лучше отвлечься от своего беспокойства.

Да… иногда она представляла, что последовала за ними в подвал, и, оказавшись там, рассказала отцу о странной фигуре, часто появлявшейся на террасе около ее спальни.

Она бы спаслась.

Избавила бы воина, сидящего напротив, от этой злобы…

Ноу-Уан воспользовалась кинжалом Тормента. Сразу после родов она ухватилась за его оружие. Не в силах жить с реальностью того, кого она породила, не в силах сделать еще один вдох в судьбе, которая ей уготована, она вонзила кинжал в свой живот.

Последнее, что она услышала перед тем, как погас свет – его крик…

Лязг отброшенного назад стула заставил ее подпрыгнуть, и все за столом замолчали, прием пищи остановился, движения прекратились, разговоры оборвались, когда он вышел из комнаты.

Ноу-Уан взяла салфетку и под капюшоном вытерла губы. Никто не смотрел на нее, словно они совсем не замечали то, как Тормент пялился. Но ангел с волосами смеси черного и белого цветов за дальним концом стола глядел прямо на нее.

Отведя взгляд, она увидела, как Тор вышел из бильярдной на той стороне фойе. В обеих руках он держал бутылки с какой-то темной жидкостью, а его мрачное лицо являло собой посмертную маску.

Смежив веки, Ноу-Уан сделала глубокий вдох, пытаясь обрести силу, которая понадобится ей, чтобы подойти к мужчине, столь внезапно вышедшему из комнаты. Она прибыла на эту сторону, в этот дом, чтобы загладить вину перед брошенной дочерью.

Но ей предстояло принести еще одно извинение.

И хотя слова раскаяния были конечной целью, она начнет с платья, которое вернет Торменту, как только закончит чистить и отглаживать его собственными руками. В сравнении это столь незначительно. Но с чего-то нужно начинать, а платье определенно передавалось из поколения в поколение, и воин дал одеяние ее дочери, поскольку у нее не было другой семьи.

Даже после стольких лет он продолжал заботиться о Хексании.

Он был достойным мужчиной.

Уходя, Ноу-Уан была тише Тормента, но когда она встала, в комнате вновь воцарилось молчание. Не поднимая голову, она вышла не через арочный проход, как он, а через дверь дворецкого, которая вела в кухню.

Прохромав мимо печей, стоек и занятых, не одобряющих ее действия додженов, она поднялась по задней лестнице с простыми побеленными и оштукатуренными стенами и сосновыми ступеньками…

– Оно принадлежало его шеллан.

• Предыдущая
• 11/135
• Следующая