Ковчег Марка - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 28
- Предыдущая
- 28/56
- Следующая
Дверь за собой она прикрыла аккуратно.
Петечка сидел и писал.
Писать от руки было страшно неудобно, мучительно, и поначалу слова выходили какие-то корявые, неровные, совсем не те бодрые, уверенные и самодовольные, которые получались, когда он набирал их на клавиатуре.
Дикость какая, первобытно-общинный строй!.. Говорят, этот самый Пушкин вообще пером писал. Петечка еще школьником нашел как-то перо от голубя… нет, нельзя так сказать… или можно… впрочем, долой предрассудки! Писать можно и нужно так, как нравится автору. Всякие старорежимные правила и законы – к черту!.. Только так правильно, как вылупилось из его сознания.
И главное, смысл-то понятен, смысл! Перо от голубя, да.
Так вот, попробовал он этим пером писать и не смог. Правда, макать пришлось не в чернила, конечно, их днём с огнём не найдёшь, а в клюквенный морс, но и морс не помог. Перо не писало. Видимо, ошибка какая-то системная, и Пушкин перьями тоже не писал.
Или у него было другое перо, от лебедя там, от павлина. Может, поменьше, от воробья.
К черту всё устаревшее и косное! Да здравствует новое и прогрессивное!..
Технологи, технологии – только они позволяют человечеству осознать свою свободу, свободу разумных. Только они позволяют использовать себе во благо весь мировой разум, весь накопленный потенциал.
Петечка уже много дней жил в информационном вакууме, вне технологий, вне мирового разума – то есть без Интернета, – и задыхался.
Он был связан по рукам и ногам и физически чувствовал путы, сковавшие его. Ничего нельзя, ничего невозможно.
Нельзя «залогиниться» в сети, выложить в «инстаграм» фотографии, выйти в «фейсбук», написать в «твиттер»!..
Нельзя рассказать всем «зафрендившимся» о том, как. Нельзя продемонстрировать «друзьям» то, что. Нельзя показать «абонентам» там, где. А тогда – зачем?!
А мысли рождались! Они рождались, и им было наплевать на то, что технологии недоступны, и требовали немедленного оформления в слова. А как их оформлять в слова, если нет «жэжэ»?! Пером, что ли, оформлять, как Пушкин?
Петечка попробовал было писать в «заметки» – слава богу, телефон с «заметками» у него остался, – но выходило не очень.
Чтобы набрать пустячное предложение, приходилось долго мучиться, тыкать мимо буквенных символов, промахиваться, возвращаться, да и предложения получались какие-то недоделанные.
Например, «Мв продаигся вперд по ирченый рвинне засвпаноц снегом», что означало «Мы продвигались вперед по мрачной равнине, засыпанной снегом».
Слово «снегом» случайно вышло правильно. Всё остальное требовало исправлений, то есть тыканья в символы, промахивания, мучительных попыток сообразить, какое слово выбрать на замену «ирченый» – перченый, меченый, реечный, – затем попыток присобачить что-либо из предложенного, и как результат – полная потеря смысла.
Петечка долго боролся с надвигающимся на него мрачным средневековьем и одичанием, а потом всё же попросил у суперчемпиона Ледогорова бумагу и ручку.
Попробовал писать. Выходило плохо, коряво, как будто пером от голубя. И странно, что ошибки сами не исправляются. Как же? Они же должны сами!..
Вот как правильно написать – «мучиться» или «мучаться»? Я должен что? Мучиться среди тайги или мучаться без технологий? А технологии – «а» или «о»? Проверочное слово – технарь, выходит, техналогии. Тогда получались какие-то «налоги», а Петечка имел в виду совсем не это.
В общем, борьба не на жизнь, а на смерть.
Да и кто потом будет набирать, чтобы выложить это в сеть?! Сам Петечка, как последний дебил, не знакомый с технологиями?! Впрочем, есть приложения, которые переводят отсканированный рукописный текст в печатный, придется в Москве скачать.
Потом он приспособился немного. Пальцы перестали загибаться в разные стороны, ручка перестала вываливаться из горсти, хотя ладонь по-прежнему потела от усилий и язык сам по себе высовывался изо рта, когда Петечка старательно выводил каракули.
Он писал и гордился собой – все остальные бездельничали и не перерабатывали впечатления, потому что не могли, а он может. Остальных тянет на какие-то детективные дела, от скуки тянет, а Петечка не ведает скуки, он перерабатывает. Остальные живут животной жизнью – поесть, поспать, дров натаскать, – а он интеллектуальной, как и должно жителю двадцать первого века.
Как бы только сделать так, чтобы «все узнали»?! Никто ж не знает!..
Для начала, как и полагается философу, следует осмыслить свое положение в мире, и Петечка принялся за осмысление.
Он писал долго-долго, вспотел весь, а потом оказалось, что написал две страницы «картин природы» – там тайга шумит, здесь ручей бежит, тут снег идет, а впереди гора, а позади овраг. Фу, никуда не годится.
Тогда он решил начать с окружения и осмыслить сначала его, а потом себя – в этом новом для него мире.
Тут дело пошло веселее.
Петечка сидел и писал:
«В группе питекантропов есть несколько довольно любопытных экземпляров. Начну с самых интересных. Женька очень клевая и глупая, няшная и мимимишная. Вообще ничего, даже грудь приделывать не надо, своя нормальная. Сильно клюёт на мужиков, а они на неё. Наш зайка олимпийский глаз с неё не сводит, а до него всё тот пялился, которого потом трупом сделали. И Антоха-пилот туда же, как бы он зайке олимпийскому не навалял. Вот была бы потеха, навалять олимпийцу, я бы посмотрел! А вообще-то Женька со мной разговаривать любит, но я её…»
Опять выходило что-то не то.
Странная штука с этой бумагой и ручкой! Почему-то то, что совершенно нормально писалось и – главное! – читалось в Интернете, на бумаге было похоже на бред малограмотного. Надо как-то по-другому, но как?..
Петечка начал сначала:
«Женька очень красивая, но довольно глупая девушка. У неё красивая фигура, и она нравится всем мужчинам без исключения, даже Марку Ледогорову, хотя он старый и всё время где-то пропадает. Антон, пилот вертолета, на котором прилетел убитый Виноградов, всё время за ней ухаживает, и она принимает его ухаживания. Ледогоров то ли злится, то ли он по жизни такой невеселый, не понять. Но кажется, злится. Женька очень смешно вытягивает губы, когда говорит, и вообще она смешная. Я её передразниваю, а она хохочет. У неё какой-то богатый папаша, который её пристрастил к лыжному спорту. Она и в поход этот пошла только для того, чтобы удивить папашу. Про мамашу ничего никогда не рассказывает, может, она умерла?.. Если так, Женьку жалко. Она всегда с удовольствием со мной разговаривает, я ей рассказываю всякие сетевые шутки. Такое впечатление, что она в Интернете совсем не шарит».
Тут он вспомнил, как, размахивая руками, задел её грудь, покраснел, заерзал и решил, что про Женьку можно больше не писать, лучше про остальных.
«Марина строит из себя неприступную, а сама не отходит от Володьки, как будто у него нога отвалилась, а у него всего только растяжение! Она тоже красивая, но больно серьёзная, не подойдёшь. Да не очень-то и хотелось! Карьерные тётки – не мой профиль, я люблю, когда девушка веселая, забавная и шутки понимает. В прошлый раз я стал Женьке рассказывать…»
Стоп. Про Женьку ни слова.
«За Мариной тоже ухаживал Виноградов, и ей это льстило, видно было!.. А потом смешно, когда Женька пришла и он сразу к ней переметнулся…»
Стоп, стоп. Договорились же, про Женьку ни слова.
«Марина старается всем показать, что она не просто девушка, а врач, и это неприятно и неуместно бывает. Замуж ее никто не возьмет, я бы не взял, а если бы пришлось, я бы лучше с Женькой…»
Петечка густо замазал последнее предложение, перехватил ручку покрепче и продолжал.
«Алла Ивановна старая, хотя фигуристая тоже, как Женька. Нет, у неё грудь даже больше. Зачем она пошла с нами, непонятно, ей же трудно в таком возрасте! Любит командовать, но как-то исподтишка, и вроде её никто не слушается, а потом получается, что слушаются. Вообще она храбрая старуха, добрая. Давала Женьке шоколад, когда еще мы шли. Склеила Володькину лыжу, а эти чемпионы потом сказали, что склеена она хорошо, не зря старалась Алла Ивановна! Всё время за Женькой смотрит, как будто она её родная дочь.
- Предыдущая
- 28/56
- Следующая
