Ковчег Марка - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 35

• Предыдущая
• 35/56
• Следующая

– Вроде она не из пугливых, Паша.

Антон в отдалении всё бросал снег в разные стороны, ему было весело.

– Или ты сам… перепугался?

Павел махнул рукой и, сгорбившись, пошел к дому.

– Яичня! – объявила Зоя Петровна и плюхнула перед Аллой расписную тарелку, на которой почти не помещалась огненная яичница, громадная, как луна. Сбоку был пристроен ломоть черного каравая. Алла схватила ломоть, посолила, откусила и замычала – так вкусно это было, свежий хлеб из печки и яичница с салом! Куда там иностранной колбасе салями и бельгийскому шоколаду.

– Кошмар, – негромко сказала Марина. – Один холестерин.

– Ничего, – пробормотала Алла с набитым ртом, – как-нибудь рассосется.

– Холестерин не рассасывается.

– Покататься бы, – с тоской протянул Степан и взглянул в окно, за которым плескалось солнце. – По свежей лыжне! А я ногу распорол.

– До свадьбы заживет. – Сергей Васильевич, которому яичницы по прихоти Зои Петровны всё время доставалось меньше, чем Алле, вытянул шею и заглянул в сковородку. – Я вот бы тоже на воздух вышел. Так люблю воздух и просторы! На охоту поеду, а я часто езжу, так самое лучшее дело – лес. Лучшее и благодатное!

– А я б ни за что не пошел! – заявил Диман, энергично жуя. – В лес, на лыжню и всякое такое! Хватит с меня. Кристинке доказал, что я не слабак, можно больше не упираться. Антоха, отвези меня на вертолете в Галыгино, а?

– Полетели, – тут же согласился Антон. – Можем еще кого прихватить! Женечка, не хотите на вертолете?

– Ой, не-ет, спасибо вам большое.

– Может, Мариночка хочет?

– Никто на вертолете не полетит, – перебил его Володя очень твердо. – Группа вернется в том же составе, в каком вышла. Это не обсуждается.

– Вспомнил, что ты начальник, да? – ласково спросил Степан. – Дурашка ты, а не начальник.

– Вся группа в обратный путь пойдёт со мной, – повысил голос Володя. – И ты тоже!

– Да, щас! Держи карман!..

– Погодите вы лаяться, мужики, – вступил Сергей Васильевич, думая, как бы добыть еще яичницы. – Кто куда летит-то? Кузьмич вон говорит, что некуда пока лететь. Метель туда ушла, куда лететь вы собрались!

– Мне бы машину для начала отчистить, – сказал Антон. – Её всю снегом завалило!

– Не вопрос, поможем! Зоя Петровна, а больше нету яишенки-то?

– Съели.

Алла налила себе чаю – таёжный, вкусный, – глотнула и обожглась. Кузьмич, скрестив длинные ноги, стоял, привалившись к каменной кладке печи, и смотрел ей в затылок – оттого и обожглась.

В кухню вошел Петечка, заспанный, лохматый и недовольный.

– Кто мои записки стырил? – спросил он с порога. – Не, а чего это происходит? Я сижу, пишу! Мне надо писать! А потом кто хочешь будет их тырить?

– Какие записки, Петечка? – спросила Женька, тараща темные блестящие глаза. Это было очень красиво – тёмные глаза и белые волосы. – Те, что ты вчера писал? Про наше путешествие?

Петечка нехотя кивнул и плюхнулся на своё место. Теперь у каждого их них было «своё» место в необыкновенной кухне, и «чужие» они старались не занимать.

– А что, яичницы нету?

– Съели.

– Не, ну кашу я не хочу!

– Раньше вставать надо, – упрекнула Марина, и Володя посмотрел сердито – он должен был это сказать, а она его опередила.

– Ой, а было так интересно, – затараторила Женька. – Я правда совсем-совсем чуточку успела прочитать! Я же не знала, что Петечка у нас писатель!

– Ты писатель? – спросил Степан у парня.

– Всё про нас написано, да, Петечка?

– Я не понял, – подал голос Кузьмич, – ты какие-то заметки писал, а они пропали, что ли?..

– О чем я и говорю! А нельзя пожарить?

– Чего пожарить?

– Яичницу.

Зоя Петровна загремела сковородой.

– Тогда уж и на мою долю, – льстивым голосом попросил Сергей Васильевич. – Я такой яишенки, как ваша, сроду не едал!

– И на мою! – поддержал Диман.

– А когда пропали твои заметки? – спросил Кузьмич.

– Вчера вечером, – буркнул Петечка. – Когда я руку того… короче, когда мы тут все в кухне собрались. Я вернулся, на столе только чистая бумага, а заметок нет. Я искал, искал, не нашел ничего. А потом баня была, я и забыл, а сейчас вспомнил. Ну, кто взял?..

Марина переглянулась с Володей, Алла с Женькой, Степан с Сергеем Васильевичем, а Диман ни с кем переглядываться не стал.

– Кому они нужны, записки твои? – спросил он миролюбиво. – Небось сам сунул куда-нибудь и забыл.

– Никуда я не совал. А только если сперли, чтоб за свои выдать и в инет выложить, при всех говорю – вычислю гада! И везде запостю, что воровство и плагиат.

– Правильно! – согласился Сергей Васильевич и потянул носом. Яичница на метровой сковороде шкворчала и пахла изумительно. – И нечего!.. А я тебе могу из охотничьей жизни рассказать. Слышь? У меня много историй!

– Ты несёшь какую-то ахинею, Петь, – сказала Марина, морщась. Ей не нравилась вонь от яичницы. – Кто это будет в сеть выкладывать?

Кузьмич подцепил поленом чугунную дверцу печки, подбросил его в огонь и вышел. Алла, которая всё время почему-то видела, что именно он делает, проводила его взглядом, подумала и тоже поднялась.

Он оказался в комнате, где все по очереди читали «Бравого солдата Швейка». Сидел на корточках перед «голландкой» и заглядывал внутрь.

– Здесь сожгли, – мельком глянув на Аллу, сообщил он. – Вон пепел остался. Бумажный пепел приметный.

– Может, Петя сам сжег? Как Гоголь вторую часть «Мертвых душ»?

– Про Гоголя не знаю, а Пете зачем? И еще комедию перед нами ломать!..

Алла подошла и тоже заглянула в печь.

– Кто-то что-то прочитал в этих заметках, – сказала она задумчиво. – Что-то опасное. Что опасного мог написать Петечка?..

– С чего он вообще взялся писать? Писатель, что ль, на самом деле?

– Он блогер, Павел. То и дело пишет что-то в Интернете. Ему нравится.

– Этот блогер из… твоей команды?

Алла отрицательно покачала головой.

– А может, он еще и фотограф?

Алла пожала плечами.

– Навязались вы на мою голову! – в сердцах сказал Павел. – Не было у бабы забот, купила баба порося! Олимпиада на носу, а я?! Чего я делаю?! О чем думаю?!

Он поднялся с корточек, зачем-то отряхнул штаны, подошел, взял у Аллы из рук кружку и глотнул.

– В две тысячи двенадцатом немцы подкупили одного чеха, журналиста. Он к своим спортсменам-соотечественникам прямой доступ имел, аккредитован был, где можно и где нельзя. Он за ними таскался, интервью брал, фотографировал на тренировках, на стрельбищах, где винтовки пристреливают, в подсобках, где тренеры лыжи готовят, да везде. А потом всю информацию немцам слил. Чехи в тот сезон в Рупольдинге ни одной медали не взяли, а у них сильная команда.

– Ты хочешь сказать, что кто-то из наших такой же подкупленный журналист?

– Пойдём со мной.

За руку, как маленькую, он вытащил её в коридор, протащил за собой, втолкнул в «оружейную» и захлопнул за собой дверь. Загремел замками и распахнул высокий железный ящик.

– Чей это нож? Погляди, погляди хорошенько!..

Алла поставила кружку на железную стойку, подошла и посмотрела. Этот нож она отлично знала.

– Где ты его взял, Павел?

– Здесь.

– Что значит – здесь?

– Тебе полочку показать, на которой он лежал? Во-он та. Это не наш и не Антохи. У Игорька никаких ножей сроду не было. Выходит, кто-то из ваших его здесь оставил. Ну?

– Сергея Васильевича нож, – покорившись, ответила Алла. – Только, Павел, клянусь, он ни при чем! Он не мог никого убить.

– Почему? Потому что он твой дружбан?

– Он не мог убить, – повторила Алла. – Я тебе точно говорю. Не трать время зря.

– А как он здесь оказался, твой Сергей Васильевич? Что он тут забыл? Зачем полез-то сюда?

Алла начала злиться. Он разговаривал с ней, как следователь с подозреваемой в дурном кино.

– Если ты не хочешь, чтобы мы куда-то заходили, запирай к чертовой матери двери! Вешай на них замки! Тебе везде мерещатся шпионы! Диму напугал, когда он в комнату с лыжами заглянул, теперь Василича подозреваешь! Хорошо, допустим, он сюда заглянул, и что?!

• Предыдущая
• 35/56
• Следующая