Ковчег Марка - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая

Воды было полно, в каменной печи пылали дрова, в ушате мокли веники, в предбаннике стопкой лежали махровые полотенца – почти до потолка.

Куда они попали? В рай?! Именно так выглядит рай для замерзающих на Приполярном Урале туристов?!

Неизвестно, сколько прошло времени, должно быть, много, потому что, когда в очередной раз они выбрались в предбанник и рухнули в изнеможении на лавки, открылась дверь, и на пороге возникла давешняя Зоя Петровна.

– Не угорели? – осведомилась безразлично. – Нету вас и нету.

Она прошла и распахнула двойную форточку, в которую сразу повалил морозный пар. Женька сунулась к форточке – дышать.

– Женя, простынешь, – вяло сказала Марина.

– Мы уже выходим, – и Алла Ивановна заискивающе улыбнулась Зое Петровне. – Пора, да?

– Давно пора. Вещи здесь берите, – и хозяйка распахнула решетчатую дверь шкафа. – Снизу штаны, сверху свитера. Носки вон там.

– А наши? Наши вернулись?

Женька на лавке пристраивалась спать, и Марина из последних сил таращила слипающиеся глаза. Алла заставила их одеться, и по скользкой полированной лесенке они забрались наверх в широкий коридор, освещенный единственной лампочкой.

За толстой стеной дома, сложенной из круглых бревен, что-то сильно бабахнуло, коридор на мгновение залило красным, а Женька шарахнулась и вскрикнула:

– Ой!

Распахнулась дверь в сени, появилась Зоя Петровна и объявила:

– На подступах!..

– Где Володя? – спросила Марина. Ей было стыдно, что она совсем про него позабыла.

– Это который же Володя?

– У которого… который ногу повредил.

– Спит, – проинформировала Зоя Петровна. – А вы идите поешьте.

– Как спит?!

– Как люди спят. Умаялся. До утра не проснется.

– А Дима?

– Тоже задремал. Потом разбужу, с мужиками в баню сходит, и я его до утра положу.

– А мы… где? – это Алла Ивановна спросила. – Что это за место?

– Кордон «полста-три», – ответила хозяйка, как будто это всё объясняло. – Туда проходите.

Путаясь в чужих слишком длинных брезентовых штанах и волоча за собой Женьку, Алла пошла, куда показала Зоя Петровна, и пришла в просторную, в несколько окон кухню. И это была такая кухня, что Алла остановилась на пороге, Женька с разгону клюнула её в спину.

Всю середину занимала огромная, сложенная из речных камней плита с медным колпаком вытяжки над ней. В колпаке плавал свет отраженный лампы, а в плите пылали дрова. На закопченных конфорках помещались чугунок и сковорода диаметром, должно быть, в метр, и в ней что-то жарилось, пахло так, что у Аллы помутилось в голове от голода и вожделения. В буфетах с деревянными резными заборчиками были расставлены кувшины и тарелки, их отмытые цветастые морды улыбались. В простенке висели картины. В высоких, по пояс, подсвечниках горели толстые свечи. Длинный деревянный стол, выскобленный, как и стены, добела, терялся вдали. За ближним его концом сидел Сергей Васильевич, согнувшись в три погибели, и ел. Он оторвался только на секунду, оглянулся, промычал невнятное и продолжал есть.

– К столу, – пригласила хозяйка.

Алла Ивановна отодвинула ближайший стул – тяжеленный, будто из чугуна, – и приткнулась. И Женьку рядом приткнула.

Без Женьки она чувствовала себя совсем неуверенно.

…Как это называется? Кордон «полста-три»?..

Развернулась скатерть-самобранка, сами собой из воздуха явились цветастые тарелки, салфетки, длинные граненые стопки, стаканы, кувшин с морсом и штоф водки.

Алла потрясла головой. Женька осторожно потрогала тарелку. Марина выпрямила и без того прямую спину. Сергей Васильевич ел.

В чугунке оказалось тушеное мясо, а в метровой сковороде жареная картошка.

Тут стало ясно, почему Сергей Васильевич не может ни говорить, ни двигаться. Еда оказалась так вкусна, что ничего этого делать не стоило, можно было только есть, есть, наслаждаясь, насыщаясь, тяжелея, соловея!..

– Как вкусно, – простонала Женька с набитым ртом. – Ох, как вкусно! Вот спасибо-то! Что это за мясо такое необыкновенное?

– Как что? Кабан.

– Какой дивный кабан!.. Вот молодец кабан!

Они ели еще долго, и, должно быть, лопнули бы, но тут где-то в отдалении загремело, застучало, бабахнули двери, забасили голоса.

– Что это? Наши пришли? – спросила Алла, перестав жевать, но безмолвной Зои Петровны уже и след простыл.

Алла бросила вилку, отодвинула тяжеленный стул, и Марина стала подниматься, и даже Сергей Васильевич, а Женька всё продолжала жадно запихивать в рот мясо и только пробормотала виновато:

– Я сейчас, сейчас.

Они друг за другом выбрались в коридор, где было очень много народа, холодного воздуха, рюкзаков, лыж, запаха леса, где между людьми моталась улыбающаяся собачища, хвост мел по бревенчатым стенам, коленям и наваленным вещам, и столпились растерянной кучкой.

– Управились, мужики? – спрашивала Зоя Петровна буднично, принимая лыжи, палки, двустволку.

– Нормально всё, – отвечал кто-то из них. – В обратную сторону долго ковырялись. Ветер встречный и подъем.

– Баня топлена.

– Подождите, Зоя Петровна, что-то я без сил.

– Ты?! – Это уже другой удивился. – Когда ты в последний раз был без сил, Марк?

– Кузьмич, эмчеэсовцам доложи, что все на месте.

– Доложено, – проинформировала хозяйка. – Вы как в горку стали подниматься, я на связь вышла, упредила.

– А вы откуда знали, что мы в горку стали подниматься, а?!

– Мне ли не знать.

Скрипели двери, все двигались, шевелились, возились, и в тусклом свете единственной лампочки растерянная Алла никак не могла рассмотреть ни Петечку, ни Степана.

– Велено передать прогноз. Первый заряд прошел, к утру уляжется. А потом второй придет, серьёзный, – доложила Зоя Петровна.

– Да ну их к шутам! Опять заряд!

Кузьмич прошагал в глубину коридора и тут только заметил толпу ранее спасенных.

– Приветствую! – зычно провозгласил он и сдернул с бритой башки красную вязаную шапку. – Живы? Целы? Сыты? Мыты?

И Алла, и Марина и даже глупая Женька смотрели на него во все глаза. Женька, кажется, икнула.

Лесной человек с хриплым голосом выпивохи и распоряжалы, который был так недоволен тем, что вынужден их спасать, который понукал их, как пастух стадо ленивых баранов, без лыжных очков, куртки до глаз и шапки до носа оказался совсем молодым, обветренным, загорелым, сероглазым!..

– Чего такое? – спросил он, оглянулся и дернул плечом – не понял, почему они на него уставились. Потом зачем-то сунул Алле узкую длинную красную ладонь и представился заново:

– Кузьмин Павел.

– Алла, – глупым «девочкиным» голосом отозвалась Алла Ивановна.

Кузьмич, оказавшийся Павлом, немного подержал её руку, потом выпустил и скрылся за одной из многочисленных дверей и там загрохотал.

Алла посмотрела на свою ладонь.

– Получите отещепенцев! – весело сказал второй и как-то странно, как будто за шкирку, выволок на середину коридора Петечку и Степана.

Петечка был совсем плох – бледен до зелени или до синевы, или так показалось под светом единственной лампочки? Он всё время сглатывал, кадык ходил ходуном, глаза как будто подернуты плёнкой, словно у умирающей птицы, колени подгибались.

Степан то и дело наклонялся вперед, упирался руками в колени, словно не мог отдышаться.

Зоя Петровна уже ловко расстегивала на нем куртку, стаскивала ее с плеч, поворачивала его в разные стороны.

Марина подошла, взяла Петечку за руки и посмотрела в глаза.

– Петя! Петя, ну!

– Ничего, – сказал Марк. – Он идти совсем не мог, я его всю обратную дорогу на себе волок.

– Вот и без сил, потому что его на себе волок! – громко заявил из-за стены Кузьмич. – Чего в такие походы соваться, если на ногах прямо стоять не можешь?!

– Петя, посмотри на меня! Стёпа, всё закончилось! Всё в порядке. Не знаю, может, глюкозы им уколоть? – озаботилась Марина.

– Вон у нас в углу кактус японский! – Кузьмич возник в коридоре, в руках у него был трос, который он наматывал на локоть. – Можно на кактус посадить, эффект будет тот же самый!

• Предыдущая
• 9/56
• Следующая