Сожженный заживо (СИ) - Леннокс Нина - Страница 68

• Предыдущая
• 68/78
• Следующая

На самом деле, её эмоции сбивали его с толку. Она чувствовала растерянность, боль, несправедливость и обиду. Но на что она обижалась? Почему она считала себя невиновной? А может, стоило оставить её с Мортемом? Если она выбрала его, это её право. Но он не мог. Мортем забрал у него слишком много. Анна ему достанется только в виде трупа и никак иначе. Его трясло от одной лишь мысли, что Анна, свет его жизни, его исцеление, его любимая девочка, отдалась этому гнусному уроду. Его сердце шло в отказ, наотрез не соглашаясь с мозгом. Оно не верило глазам и ушам, оно просто тянулось к ней, к биению её сердца. И он метался по дому, как зверь в клетке. Он выл и рычал, пронзая себя своими же когтями, чтобы не сорваться и не пойти к ней. Он бы убил её или, превратившись в тряпку, валялся у её ног, прося вернуться к нему. Нет, он не должен был делать ни того ни другого.

Он убил ту женщину, чтобы инсценировать смерть Анны, и навсегда оставить одну в этом мире. Почему тогда её слёзы и душевная боль так терзали его сердце? Она умирала, наблюдая за ним и её роднёй. Её боль достигла предела, а он был на грани, был готов всё это прекратить. Но она опять призналась в том, что всё увиденное им было правдой. И он ушёл доигрывать убитого горем вдовца. Хотя, так оно и было на самом деле. Его душа стала выжженным полем. Ни пения птиц, ни солнца, ни ночного неба и яркого сияния звёзд. Больше не было в его мире ничего, кроме пустоты, что ослепляла и пронизывала тело миллионом нитей, врезавшихся в него раскалённым металлом. Её отец и Бобби рассказывали о любви, в которой она признавалась им. Его уверенность опять пошатнулась, но он выстоял. Он верил им, но не верил ей. Она врала, она обманывала всех, и своих родственников в том числе. Он просто, как последний идиот, закрывал глаза на всё, приказывая сердцу умереть, сделать что угодно, но перестать звать её и верить ей.

Бобби, её лучшая подруга, подарила ему рамку с её фотографией. На ней она стояла у двери его кабинета, улыбаясь и корча рожицы. Столько счастья было в этих бездонных глазах, столько света исходило от неё. Он закинул рамку в далёкий шкаф, но всё равно доставал каждый день, просиживая с этой частичкой своей Анны по полночи, думая, как ему её не хватало. Эти одинокие ночи сводили его с ума, холодные простыни неприятно касались тела, а тишина, стоявшая в доме, просто разрывала его голову, будучи громче любого шума. Он стал просто телом без неё, ведь она наполняла его жизнью, она была его смыслом. Так продолжаться больше не могло. Он решил дать ей шанс. Это решение далось ему на удивление легко. Он просто понял, что хотел видеть её в своей жизни опять, и всё встало на свои места. Если она согласится вернуться в его жизнь, он примет её без лишних слов. А если нет…об этом он не хотел думать.

Он и представить не мог, чем обернётся тот день, когда он решил позвать её обратно. Как же он жалел, что запер её вместе с Викторией! Это была его вторая самая большая ошибка в жизни. Первая была — поверить той мегере пять веков назад, вторая- оставить её в живых и запереть в этом подвале. Эта сука настроила его девочку про него так, что у неё не осталось сомнений в том, что он зверь. Она поверила ей, этой потаскухе, этой грёбной шлюхе. Она даже не усомнилась в нём ни на секунду, не спросила его, как всё было на самом деле. Она вынесла ему приговор, просто послушав россказни этой лживой шалавы. И она опять назвала его монстром, опять сказала, что Мортем был лучше и даже плюнула в него. В тот момент он восхищался своей девочкой, пусть даже её агрессия была направлена против него. Тогда его поразила ужаснейшая мысль, он придумал, как доставить ей ещё больше боли, придумал, как добить её. От этой идеи у него начались рвотные рефлексы, но желание увидеть её слёзы и почувствовать её боль затуманили его и без того больной разум. И он сделал это. Он вытащил Викторию из подвала и занялся с ней сексом. Каждое прикосновение к её телу сопровождалось желанием помыть руки, каждый поцелуй — желанием засунуть два пальца в рот. Его воротило от этой женщины. Но доставить боль другой было превыше всего, поэтому он терпел. Но как он не старался, Анна не плакала и не молила его остановиться. Ей было всё равно. Её безразличие толкнуло его спуститься ниже и осыпать поцелуями лоно Виктории. Осыпать поцелуями…это звучало слишком романтично. Вылизать помойное ведро будет более подходящим сравнением. Он сдерживал себя как мог, чтобы не вскочить и не начать плеваться, до того ему было противно. Но Анна опять проявила полнейшее безразличие, закрыв глаза и уши руками. Она сама толкала его на безумства, а он делал то, что она заставляла его делать, не задумываясь ни на минуту о том, насколько это было гадко и омерзительно. Как только могла эта идея — поцеловать Анну, его ангела, своими грязными губами после шлюхи Виктории — прийти в его голову? Как?! Но он это сделал, тем самым окончательно растоптав его любимую малышку.

Он не знал, что там наплела эта дрянь его Анне, но каким-то образом она смогла убедить её дать свою кровь. Почему он не просчитал все возможные варианты развития событий, когда запирал её вместе с этой ведьмой? Ярость. Она ослепила его, отдав во власть эмоций, вытеснив здравый смысл из его жизни. И он шёл у них на поводу слишком долго, теряя с каждым днём свою Анну всё больше. И вот теперь он остался совершенно один, с её остывающим телом на его руках.

Виктория смогла активировать свою силу, которая столько лет дремала в ней, ожидая своего часа. Он понял это, когда она появилась в его доме, снося всё на своём пути и кидая Анну в стену. Воспользовавшись его замешательством, она направила свою силу против него, заставая врасплох. Без кольца он был не так силён, а многовековая магия была достойным соперником. К тому же, все его мысли были сосредоточены на Анне, которая выглядела как мертвец. Она почти не двигалась, почти не дышала. Он мог думать только о ней, а не о Виктории. В этом-то и была его ошибка. Нужно было сначала разделаться с этой ведьмой, а потом спасать Анну. Теперь спасать было некого. Его любимая, самая дорогая и родная девочка, отдала свою жизнь за него. Но был ли он этого достоин? Ответ очевиден — нет. Он не был достоин даже её ласкового взгляда, не то, что её жизни. Но она, не раздумывая, бросилась на его защиту. Она сделала это после всех этих издевательств и унижений. Просто потому, что она любила его. Теперь он понял это. Теперь, когда уже было поздно.

— Анна, нет!! — последнее что он сказал ей, точнее проревел как дикий зверь, готовый убить самого дьявола за неё.

Виктория ослабла, отдав свою последнюю силу, убив его девочку. Он оторвал ей голову, вырвал с мясом из плеч. Ещё. Он хотел сделать это ещё раз. Но убивать было больше некого. Виктория была мертва. Наконец-то. После стольких веков ненависти и желания отомстить, он сделал это. Наконец-то убил эту тварь. Но в этот же день потерял и свою Анну, потерял недостающую половину своего сердца, смысл своей жизни. Он потерял всё.

— Наконец-то всё произошло. Я уже устал ждать, — сказал пожилой мужчина, наблюдая за сценой, развернувшейся перед ним.

Третий Верховный вампир сейчас стоял на коленях, укачивая тело девушки, которая не подавала признаков жизни. Такие яркие алые капли катились из его глаз, падая на бледное лицо девушки. Она была белой как мел, тело её было покрыто синяками и укусами, а руки безвольно свисали вниз. Женщина была мертва. Он знал это. Пророчество сбылось. Судьба не знает слова «жаль», она — лишь бездушная машина, расставляющая по своим местам события и людей. И ей неважно сколько боли пройдёт через того или иного человека, прежде чем её планы осуществятся. Боль — лучший урок. Эта пара урок усвоила. Мужчина был в этом уверен. Теперь настала и его очередь выйти на арену.

Комната, в которой находился человек, закружилась и вовсе исчезла. Вместо неё появилась другая, полуразрушенная и плохо освещённая комната, в полной тишине которой раздавалось лишь тихое прерывистое дыхание. Мужчина был абсолютно неподвижен, как каменное изваяние, и только алые слёзы срывались большими каплями вниз и окрашивали лицо женщины кровью. Вся его боль была заключена в них, вся его горечь и всё раскаяние.

• Предыдущая
• 68/78
• Следующая