Признания разгневанной девушки (ЛП) - Розетт Луиза - Страница 3

• Предыдущая
• 3/51
• Следующая

— Дамы и господа, официально сообщаю, что я закончил. Теперь вы можете поговорить.

— Садись, Роберт. И помолчи. Собственно, все должны молчать вплоть до звонка. Я решил, что мне больше нравится этот класс, когда он сидит тихо.

До звонка три минуты. Понятия не имею, что меня ожидает за пределами класса. Я почувствовала легкую тошноту, и это натолкнуло меня на отличную мысль. Я встала со своего места и пошла к столу мистера Рома. Роберт попытался схватить меня за руку, когда я проходила мимо. От него пахнет сигаретами. Я сделала вид, что не заметила. Я игнорирую его с шестого класса.

— Мистер Рома, я знаю, что скоро звонок, но мне нужно в уборную.

Мистер Рома протянул мне розовый талон, записал на нём время, и всего лишь поднял одну бровь в ответ на мою просьбу.

Догадываюсь, что у статуса придурка есть свои преимущества.

Когда прозвенел звонок, я была в туалете около спортзала — этот туалет дальше всего от главного входа в школу. В последней кабинке курят две девчонки. Тяжело дышать. Я жду, пока они уйдут, а потом выжидаю еще несколько минут. Все еще тяжело дышится. Может быть, это та самая паническая атака? Мама уверена, что я их испытываю. Чтобы отвлечься, читаю надписи на стенах, одна из которых написана ярко-розовым лаком для ногтей и гласит: «Соси».

Какая оригинальность в «Юнион Хай»! Какое прекрасное использование языка!

Когда мне становится легче дышать, я выхожу.

В коридорах практически пусто. Иду к своему шкафчику. Достаю книги. Я взяла валторну из оркестровой комнаты, чтобы попрактиковаться, и вышла через главный вход, потому что другого способа покинуть школу в конце дня просто не существует; нас гонят через эту воронку, чтобы следить за нами. Стою у пешеходного перехода и вижу его на другой стороне улицы. В его руках нет книг. Красная рука на светофоре меняется на серебристого человечка, а я боюсь идти, но приходится. Я все ближе и ближе, но он не говорит ни слова. Более того, я просто прошла мимо, как будто не заметила его. А через несколько секунд… Мои ноги продолжали идти, когда он сказал: «Роуз».

За всю свою жизнь я ни разу, ни разу не слышала, чтобы кто-то так произносил мое имя. Я даже не знала, что моё имя может звучать, таким образом, пока он его не назвал.

— Да?

Он протянул мне свой карандаш.

— Что ты с ним сделала?

— Я… просто… это…, — пробормотала я.

— Что за фигня на нем?

— О, мм, извини — это карандаш для глаз.

Он подошел поближе и внимательно посмотрел на мои глаза.

— Ты же не пользуешься этим.

Начинаю краснеть. Пока что медленно, но я буду вся красная — румянец распространяется от плеча к плечу, а через три секунды он появится над воротником. Замечаю, что у него глаза орехового цвета с золотистым отливом, и не могу больше смотреть.

— Иногда пользуюсь.

— И когда же?

— Когда иду гулять с моим парнем или еще куда-нибудь.

— О, правда? И кто же он? — Мне нечего ответить. — Ты новенькая, да? — спросил он.

— Мне четырнадцать, — вырвалось у меня. Затем я спросила: — А тебе сколько?

Как будто мы в песочнице играем.

В его глазах снова показался отблеск улыбки и сразу же исчез, не дав мне убедиться, что я на самом деле его заметила.

— Давай я тебя подвезу до дома.

— Ты не знаешь, где я живу.

— Нет, знаю, — сказал он. Я молча уставилась на него. Он спросил: — Как твой брат?

Вопрос меня удивил. Пусть даже Питер и Джейми играли вместе в хоккей, но я была уверена, что они никогда не разговаривали за пределами поля.

— Думаю, нормально. Он в университете Тафтс. А вы с ним друзья?

— Я отвез его домой, когда Бобби Пассео переехал ему пальцы, — произнёс он вместо ответа на мой вопрос.

— Знаешь, я тебя видела. Когда ты играл в хоккей. Когда вы ещё были в команде. — Я притворилась очень заинтересованной своей обувью, понимая, что выгляжу как невнятно бормочущая четырнадцатилетка — а именно ею я и была. Он посмотрел на меня в ожидании продолжения. Когда я так ничего и не сказала, он спросил: — Ну что, хочешь прокатиться?

Мой ответ:

— Я не могу сесть в твою машину. — Я больше не бормочущая четырнадцатилетка. Теперь мне десять. А может, и восемь.

На этот раз он не смог справиться с собой и широко улыбнулся. В этот момент моё сердце подпрыгнуло.

— Думаешь, что-то случится? — спросил он, забирая у меня валторну. Я почувствовала себя идиоткой. — Пойдем, новенькая. Я отвезу тебя домой.

У него старая проржавевшая машина странного тускло-зеленого цвета. Но внутри она чистая, черная и пахнет прохладой после дождя. Я сажусь подальше от него, смущаясь из-за того, что смутилась, когда он открыл передо мной дверь на школьной парковке. По радио играет Канье Уэст, но Джейми переключает на классический рок. Группа «Pearl Jam». Когда я ходила в детский сад, Питер включал «Pearl Jam» и заставлял меня перечислить членов группы и инструменты, на которых они играли. Эдди Веддер, солист. Майк Маккриди, гитарист. Не могу вспомнить басиста. Какой-то Джефф. Питер приучил меня к хорошей музыке и настоящим музыкантам с очень юных лет, и честно говоря, это не принесло мне никакой пользы в обществе.

Не могу поверить, что сижу в одной машине с Джейми Форта.

— Замерзла?

— Нет.

— А выглядишь, как будто замерзла.

— Не совсем. — Он прав. Мне холодно. Но не из-за погоды — в Коннектикуте в сентябре продолжается лето. Первые три недели учебного года я всегда хожу вспотевшая в новой осенней одежде, потому что не могу больше вынести ни минуты в летней. Наверно, я единственный человек из всех 2500 учеников школы, который пришел сегодня в свитере, желая, чтобы на улице стало прохладнее.

Ну что ж, похоже, мое желание исполнилось. Теперь я мерзну. Из-за страха.

Я смотрю на него, а он смотрит на дорогу. Останавливается на желтом светофоре. Удивлена. Я думала, что такие, как Джейми Форта, запросто проезжают на желтый, даже не задумываясь об этом. Он продолжает смотреть на дорогу. Похоже, нам не о чем говорить. Я снова смущаюсь. Я много смущаюсь сегодня. И, в основном, благодаря ему.

— Где твоя тетрадь? — спрашиваю я.

— В школе.

— У тебя нет домашнего задания?

Он посмотрел на меня, как будто я сказала что-то смешное. Загорелся зеленый свет, и он свернул налево. Я поняла, что он на самом деле знает, где я живу.

Тишина. Тишина, тишина, тишина.

— Мне понравился дом, который ты рисовал.

— Да?

— Ты хороший художник.

Он еще раз поворачивает налево. Мы проезжаем дом Трейси — коричневый с красной отделкой, где я проведу первую половину сегодняшнего вечера, лежа на полу ванной и продолжая наш бесконечный разговор о сексе. После того, как она решает, что «скоро» переспит с Мэттом, хотя они встречаются с начала восьмого класса, она переходит к тому, должна ли я встречаться с Робертом. Обычно она говорит, что не должна, но иногда отмечает, как хорошо он ко мне относится. Затем я напоминаю ей, что ненавижу сигареты. Она предлагает мне заставить его бросить курить. Я отвечаю, что люди бросают, только если сами захотят. Она говорит, что он мог бы сделать это ради меня.

По мнению Трейси, Роберт влюблён в меня с шестого класса. Я сказала ей, что это невозможно — ведь откуда нам в начальной школе знать, что такое любовь? Она утверждает, что если мы и не можем распознать любовь в одиннадцать лет, то вполне можем её почувствовать. Возможно, она права. Понятия не имею. Зато знаю, что я никогда не была влюблена в Роберта. И не собираюсь встречаться с ним только потому, что он в меня «влюблён». А может, и не влюблён. С чего бы ему вообще меня любить? Я не симпатичная, и я люблю употреблять слова, в которых много букв, а это два серьезных отпугивателя парней.

Мой папа всегда злился на меня, когда я говорила подобные вещи в его присутствии. «Во-первых, Роуз, ты симпатичная», — говорил он мне. «А во-вторых, никогда не смотри во второй раз на мужчину, который не ценит в женщине ум. Никогда». Он постоянно давал кучу хороших советов, которым невозможно следовать.

• Предыдущая
• 3/51
• Следующая