Странный приятель - Чекрыгин Егор - Страница 24

• Предыдущая
• 24/69
• Следующая

— Прости, Готор, — сказал Ренки, разливая из бурдюка по кружкам последние капли вина и делая знак Гаарзу, чтобы доставал новый, — но вряд ли можно считать все это чем-то особо достойным. Эти, как ты их называешь, диверсии не могут составить чести настоящему солдату!

— Гы… Ренки… А по-твоему, надо встать в полный рост в линию, шагах в тридцати от врага, и начать палить друг в дружку из мушкетов, пока у одной из сторон нервы не выдержат, или, сблизившись лицом к лицу, тыкать налево и направо штыком и дубасить прикладом? Это, по-твоему, и есть истинная воинская доблесть?

— Ну да! — кивнул Ренки очень уверенно. — Как же еще можно доказать свою доблесть и неустрашимость? Только выстоять под вражеским залпом, дать ответный и сломить противника в штыковой атаке. А все эти ползанья в ночи, поджоги и взрывы… Все это как-то… недостойно солдата! Уж больно похоже на разбойничий налет или работу грабителей. Дроут, Таагай — без обид!

— А то, что четыре десятка человек одними лишь «поджогами и взрывами» заставили почти всю вражескую кавалерию убраться восвояси с театра боевых действий, это, по твоему разумению, проходит как карманная кража или случай вопиющего мошенничества?

— Это… — замялся Ренки… — Это… Все равно как-то это недостойно. Будто выстрел в спину или удар исподтишка. Настоящие солдаты не должны так сражаться!

Ренки снова и снова ловил себя на мысли, что представлял войну совершенно иначе. Да и не было это, как ему казалось, настоящей войной.

Та ночь была какой-то нервной, суетливой… и глупой. И пусть потом остальные сержанты и солдаты радовались и удивлялись тому, что все прошло как по маслу, Ренки особого повода для радости и гордости тут не видел.

Свой обоз кредонцы, вдохновленные тем, что враг стремительно удирает от них, охраняли из рук вон плохо. Нет, приученные палками капралов к жесткой дисциплине часовые на постах отнюдь не спали. Вот только постов этих было чудовищно недостаточно для охраны такого большого обоза. Так что тооредаанские диверсанты проникли внутрь кольца часовых без особых проблем и смогли сделать свое черное дело, не встретив ни малейшего сопротивления.

И никакой погони по горячим следам кредонцы, занятые тушением огня, организовать не смогли. Так что отход был выполнен безукоризненно, и за всю операцию никто даже ранен не был. Скука!

А потом опять долгие марши под палящим солнцем. Разве что груза на плечах теперь было значительно меньше, а вот прятаться и скрываться приходилось куда больше. Они полдороги только и делали, что прятались да крались. Еще бы на карачках их ползти заставили, как каких-нибудь скунсов. Хотя разок и ползали, прячась в какой-то канаве от мелькнувших вдали кредонских егерей. И так — почти две недели.

На взгляд Ренки, гордиться подобными «подвигами» было нечего. Хотя Готор и утверждал обратное, весьма восторженно отзываясь и о сделанном деле, и о том, как лейтенант и сержанты сумели все организовать. Остальные тоже были очень довольны — для них лучше лишние сто верст пробежать под грузом, чем один раз обменяться залпами с врагом. Ну да ведь на то они и простолюдины. А вот чем так восхищался Готор, Ренки понять не мог.

Напоследок им опять улыбнулась удача. Почти возле самого лагеря своих войск особый отряд наткнулся на очередной разъезд кредонских егерей. Большую часть перестреляли (не мудрено — в сорок-то мушкетов), а трех взяли в плен.

От пленных и узнали, что, лишившись возможности снабжать верховых животных водой и кормом, кредонское командование было вынуждено отправить свою кавалерию обратно на побережье. Это соответствовало и данным армейской разведки, которая доносила, что сильно надоедавшие раньше своей охотой на водоносов, фуражиров или отставших солдат всадники, однажды даже устроившие большой налет на обоз, пару недель назад ослабили свой напор и куда-то исчезли. Тооредаанская армия вздохнула с облегчением.

Полковник сообщил лейтенанту, а тот — солдатам, что в штабе ими очень довольны и по такому случаю даже разрешают устроить небольшую пьянку, что обычно строго каралось начальством.

Вообще-то порция вина входила в обязательный ежедневный солдатский рацион. Конечно, не так, чтобы напиться, но слегка захмелеть хватало. И кстати, для многих солдат винная пайка была чуть ли не единственной привлекательной стороной службы, и они весь день жили только для того, чтобы дождаться очередной кружки и забыть на несколько мгновений о тяготах и постоянной опасности, сопровождающей солдата даже в мирной жизни.

Но, как это обычно и бывает, в поход интенданты закупили какую-то смесь уксуса с гнилой водой, которую и пытались выдавать солдатам под видом вина. И теперь даже самые горькие пьяницы предпочитали пить воду, а не мучиться от дикой боли в желудке.

Но для особой команды на этот раз хорошее вино нашлось, неизвестно, из запасов ли маркитантов, офицеров или самих интендантов. А также нашлись и свежая мука для лепешек, немного не подгнившего и не провяленного до каменной твердости мяса, крупа, кувшинчики масла. Что еще надо солдату для счастья, особенно после долгого и тяжелого похода, окончившегося для всех столь благополучно?

Довольны были все, даже Ренки, хотя его счастье подтачивали размышления о том, что если он и впредь будет заниматься подобной «войной», то не сумеет продвинуться хотя бы до сержанта. Уж очень сомнительны были эти так называемые «подвиги». Об этом он, когда их компания опустошила первый бурдюк с вином, и сообщил своим товарищам, после чего у него и завязался спор с Готором.

— Дурень ты, Ренки… — вдруг вклинился в разговор непонятно откуда появившийся Доод. — Совсем сопляк еще! Не стоял ты толком в строю да не палил из мушкета. Смерть там… будто кости кидаешь. Храбрый ты или трус, благородный или простолюдин, умный или дурак — всех под одну гребенку, не разбирая. Сегодня тебя, завтра меня, а послезавтра — нас обоих…

— Я не боюсь смерти! — высокопарно заявил изрядно принявший на грудь мальчишка. — Это долг солдата — умереть за своего короля!

— Своей не боишься! — прорычал Доод. — Своей-то… чего ее бояться? Не такая сладкая солдатская доля, чтобы ради нее ногтями да зубами за жизнь цепляться. А ты вот о них подумал? — обвел Доод зажатой в ладони лепешкой всю компанию. — О товарищах своих? Знаешь, каково это — утром все вместе у одного костра сидели, а вечером ты там один-одинешенек, а всех друзей и знакомцев твоих кого убило, кого искалечило? Вот то-то и оно… — добавил он, увидев, как моментально изменилось лицо молодого капрала, на миг вообразившего, что он остался совсем один. — Разок-другой так попробуешь представить, коли сам жив останешься, и поймешь, почему нам начальство такие пирушки устраивает да на иные наши шалости глаза прикрывает! Эх, Ренки, Ренки… Учить тебя еще и учить!

Собственно, со следующего дня наука и началась. Долго отдыхать воякам Бида не дали — не для того солдат создан, чтобы отдыхать. Денек попили, поели, попраздновали — и будет.

Так что уже на следующее утро капрал Ренки Дарээка со своим капральством в составе роты первого лейтенанта Бида отправился охранять водоносов из… каторжной команды, которой предстояло пройти до ближайшего колодца-ключа двенадцать верст и обеспечить армию запасом воды.

Хотя кредонская кавалерия по большей части и убралась восвояси, однако егеря еще пошаливали, да и нападения небольших пеших отрядов противника, пытающихся заменить кавалерию, случались все чаще. Так что даже такое дело, как доставка воды, приходилось планировать, будто военную операцию. Два десятка кавалеристов создали кольцо дальней охраны. Особая рота лейтенанта Бида шла в ближнем кольце. И еще два капральства топали вместе с каторжниками-водоносами и десятком телег, везущих тару для воды.

Вышли рано утром. К обеду уже были на месте. И пока каторжники очищали колодец и наполняли тару водой, Доод натаскивал своего «младшего коллегу», обучая его правильно организовывать охрану, показывал места, откуда можно ждать нападения, и объяснял, как действовать в том или ином случае.

• Предыдущая
• 24/69
• Следующая