Клеопатра. (Другой перевод) - Хаггард Генри Райдер - Страница 21

• Предыдущая
• 21/76
• Следующая

Можешь ли ты отказаться, о наша надежда? Не переполняет ли твое сердце святая любовь к Египту? Можешь ли ты отнять от своих уст кубок свободы или предпочтешь испить горькую чашу рабства и умереть обреченным на муки рабом? Опасность велика, возможно, нас ждет неудача, и ты своей жизнью, и мы своими жизнями заплатим за свою дерзкую попытку. Но стоит ли этого страшиться, Гармахис? Неужели наша жизнь так сладостна и прекрасна, что нужно бояться ее потерять? Так ли мягко нам на нашей каменной кровати? Неужели печаль и горечь настолько не важны, что о них можно не думать? Неужели мы дышим здесь таким божественным воздухом, что нам нужно бояться перестать дышать? Что у нас есть, кроме надежды на будущее и воспоминаний о прошлом? Что мы видим здесь, кроме мрака? Так стоит ли всем, чистым сердцем, страшиться перейти туда, где исполняется все, где воспоминания растворяются в событиях, их породивших, а тени исчезают в свете, который их отбрасывает? О Гармахис, воистину благословен лишь тот человек, чья жизнь увенчана блеском прекраснейшего из венцов славы. Ибо всем детям земли смерть протягивает букет маков, но истинно благословен лишь тот, кому судьба дает возможность сплести из этих маков венок славы. И что может быть для человека благороднее смерти во имя освобождения своей родины, чтобы сорвать с нее узы, чтобы она, могучая и свободная, встала с колен, гордо подняла голову и, облачившись в боевые доспехи, швырнула под ноги врагам узы услужения, и чтобы земные тираны уже никогда не смогли выжечь на ее челе клеймо раба?

Кемет взывает к тебе, Гармахис. Идем же, освободитель! Явись, как Гор с небесного свода, разбей цепи, прогони врагов, освободи отечество и правь им, как фараон на древнем троне фараонов…

– Довольно, довольно, – воскликнул я, когда по залу прокатилась волна рукоплесканий, отозвавшись эхом среди могучих стен и колонн. – Довольно. Нужно ли так увещевать меня? Если бы у меня было и сто жизней, я бы посчитал великим счастьем, не задумываясь, отдать все их за Египет!

– Достойные слова благородного мужа! – откликнулся Сепа. – Теперь ступай с этой женщиной, она омоет твои руки, прежде чем они прикоснутся к священным символам власти, и умастит благовониями твое чело, прежде чем на него ляжет венец фараона.

И я прошел в соседние покои со старой женщиной Атуа. Там, бормоча молитвы, она омыла мои руки чистой водой над золотой чашей и, окунув кусок тонкой ткани в благовонное масло, вытерла ею мой лоб.

– Возрадуйся, Египет! – промолвила она. – Возрадуйся, счастливейший принц, ты станешь царем! О царственный юноша… Слишком царственный и слишком красивый, чтобы быть жрецом, так скажет любая красивая женщина. Но, возможно, для тебя смягчат суровые жреческие правила, предписывающие жрецам воздержание, ведь род фараонов должен как-то продлиться! Как я счастлива, что качала тебя на руках, нянчила и пестовала, что пожертвовала жизнью собственного внука ради твоего спасения! О царственный, прекрасный Гармахис, ты рожден для славы, для счастья, для любви!

– Прекрати, прекрати, – сказал я, потому что ее болтовня начала раздражать меня. – Не называй меня счастливым, ведь ты не знаешь моего будущего, и не говори мне о любви, потому что любовь рождает печаль. Знай, у меня другое, более высокое предназначение.

– Да, да, можешь говорить что хочешь, но любовь рождает и счастье, и радостей любви тебе не миновать. И не говори о любви так легкомысленно, мой царь, потому что это она привела тебя сюда! Ла-ла!Но знаешь, как говорят в Александрии: «летящий гусь смеется над крокодилами, но, когда гусь опускается спать на воду – тут уж хохочут крокодилы». Я не хочу этим сказать, что женщины – это хорошенькие крокодилы. Крокодилам поклоняются в Атрибисе, кажется, сейчас его называют Крокодилополем, верно? Но женщинам поклоняются во всем мире. Ла!Мой язык все не останавливается, а тебя уже ждут короновать на царство! Разве я не предсказывала тебе, что так будет? Ну вот, теперь, владыка Верхнего и Нижнего Египта, ты чист и готов, фараон. Ступай!

И я вышел из покоев. Глупая болтовня старухи все еще звенела у меня в ушах, хотя, сказать по правде, мне показалось, что в ее словах была крупица здравого смысла.

Когда я вошел в зал, жрецы и вельможи снова встали и склонились предо мной. Потом мой отец быстро подошел ко мне и вложил в мои руки золотое изображение божественной Маат, богини истины, золотые изображения ковчегов бога Амона-Ра, его божественной супруги Мут и их божественного сына Хонса и торжественно спросил:

– Клянешься ли ты вечно живым величием Маат, могуществом Амона-Ра, Мут и Хонса?

– Клянусь, – ответил я.

– Клянешься ли ты священной землей Кемета, водой Сихора, храмами наших богов и вечными пирамидами?

– Клянусь.

– Зная, какая страшная участь постигнет тебя, если ты не выполнишь свой долг, клянешься ли ты править Египтом согласно его древним законам, клянешься сохранить почитание его истинных богов, судить по справедливости всегда и всех, не угнетать свой народ, не предавать, не вступать в союз с римлянами или греками, разрушить всех иноземных идолов и посвятить свою жизнь освобождению и процветанию страны Кемет?

– Клянусь.

– Хорошо. Воссядь же на трон, и в присутствии твоих подданных я провозглашу тебя фараоном Египта.

Я взошел на трон, осененный распростертыми крыльями богини Маат, и поставил ноги на скамеечку в виде мраморного сфинкса. Аменемхет снова приблизился ко мне и возложил на голову пшент – двойную корону, на плечи накинул царское облачение, а в руки вложил скипетр и плеть.

– Царственный Гармахис, – воскликнул он, – этими знаками и регалиями я, верховный жрец храма Ра-Мен-Маат, что в Абидосе, венчаю тебя на царство, провозглашаю фараоном Верхнего и Нижнего Египта. Правь и процветай, о надежда Кемета!

– Правь и процветай, о фараон! – хором повторили вельможи, низко склоняясь предо мной.

Затем все они стали по очереди приносить мне клятву верности. Когда поклялись все, отец взял меня за руку и во главе торжественной процессии провел меня по всем семи святилищам, которые есть в храме Ра-Мен-Маат, и в каждом из них я оставлял приношения на алтаре, кадилом рассеивал благовония, совершал богослужения, как положено жрецу. В парадном царском облачении я прошел, оставляя приношения, через святилища Гора, Исиды, Осириса, Амона-Ра, Хорэмахета, Птаха, пока наконец не оказался в святилище царских покоев.

Там все совершили приношение мне как своему божественному фараону и ушли, оставив меня одного. От усталости у меня подкашивались ноги, но я стал царем!

(На этом заканчивается первый и самый маленький свиток папируса.)

Долгие дни подготовки закончились, и настало время действовать. Я прошел все ступени посвящения и был коронован на царство. И хотя простой народ не знал меня или знал только как жреца Исиды, в Египте тысячи в душе чтили меня как фараона. Время действовать пришло, и сердце мое горело от нетерпения. Ибо единственным моим желанием было изгнать чужаков из Египта, освободить страну, занять трон, который принадлежит мне по праву наследства, и очистить храмы моих богов от скверны. Я был готов к борьбе и ни на миг не сомневался в ее исходе. Глядя на себя в зеркало, я читал на своем лице победу. Будущее пролегло у меня под ногами сияющей дорогой, сверкающей славой, как воды Сихора на солнце. Я мысленно беседовал с моей божественной Матерью Исидой; я надолго уединялся в своих покоях и советовался со своим сердцем, пытаясь проникнуть в его глубины; я задумывал возвести новые грандиозные храмы; я обдумывал новые великие законы, которые приведут мой народ к благоденствию; и мне представлялись восторженные крики благодарной толпы, славящие фараона-победителя, восседающего на древнем троне своих отцов.

• Предыдущая
• 21/76
• Следующая