Нордическая мифология - Торп Бенджамин - Страница 86

Ника, живущего под мостом или в речке, обычно называют смрёмкарлом. Он всегда умеет играть на скрипке. Когда какой-нибудь музыкант показывает особое мастерство и уверенность, про такого говорят, что играет он как стрёмкарл. Около Хорнборгабро, в западной части Готланда, однажды слышали, как какой-то стрёмкарл напевал приятную мелодию, три раза повторив слова «Я знаю — я знаю — я знаю: жив мой Спаситель». Моряки описывают ника в виде старика, сидящего на скале и выжимающего воду из широкой зеленой бороды. Считают, что его появление предвещает шторм и ветер. В таком виде, возможно, правильнее будет называть его водяным. Иногда ника можно увидеть на берегу в виде красивой лошади, но с повернутыми в обратную сторону копытами.

Некий священник, однажды вечером ехавший по мосту, услышал восхитительную музыку и, обернувшись, увидел обнаженного по пояс молодого человека, сидящего на поверхности воды, в красной шапочке и с распущенными по плечам золотыми локонами, каким мы уже описывали ника. Священник понял, с кем имеет дело, и обратился к нику со следующими словами: «Отчего ты с такой радостью ударяешь по струнам арфы? Скорее эта сухая трость, которую я держу в руке, зазеленеет и расцветет, чем ты получишь спасение». После этого несчастный музыкант уронил свою арфу, и горькие слезы его закапали в воду. После этого священник продолжил свой путь. Но — о, чудо! — не успел он как следует отъехать от этого места, как на старом его посохе выросли зеленые побеги и листья, среди которых появились прекрасные цветы. Священник понял, что Бог посылает ему знамение и искупление распространяется не только на людей. Вернувшись к по-прежнему горевавшему нику, священник показал ему зеленый, покрытый цветами посох, и произнес: «Смотри! Как сейчас мой старый посох прорастает зеленью и цветами, подобно молодому розовому побегу в саду, точно так и надежда может расцветать в сердцах всех божьих творений, поскольку и для них живет Спаситель!» Успокоенный этими словами, ник снова взял свою арфу, и радостные мелодии полились над берегом, чтобы не смолкать долгую, как жизнь, ночь.

Музыка стрёмкарла (стрёмкарлслаг) имела одиннадцать разновидностей, под десять из них можно было танцевать, одиннадцатая же игралась для ночного духа и его воинства. Если по какой-то причине играли эту одиннадцатую мелодию, то начинали танцевать даже столы и скамейки, горшки и чашки, слепые и хромые старики и старухи — и даже малютки в колыбельках[607].

Те, кто желали научиться играть эти десять мелодий стрёмкарла, должны были три четверга кряду оставлять на ночь свои скрипки под мостом возле потока. На третью ночь ник (или стрёмкарл) придет и прикоснется к струнам своего инструмента. Тогда ученик должен настроить свою скрипку и следовать его игре. Если игралась одиннадцатая мелодия, все неодушевленные предметы, такие как деревья и камни, начинали танцевать.

Столь же удивительной мелодией была «мелодия короля эльфов», которую ни один музыкант не осмеливался играть, поскольку, начав исполнять ее, он уже не мог остановиться, иначе как проиграв ноты в обратном порядке — или же если кто-то рядом с ним разрезал струны[608].

То же самое, что и о никах, можно сказать о даойне скай шотландских горцев. Один из них поднялся из озера, чтобы спросить священника, ждет ли его спасение. Так же, как и ники, они славились своей мелодичной музыкой[609].

Иногда в тихих заливах и в реках среди пены прибоя можно заметить свободно катающиеся, белые пористые камни, напоминающие выщипанный хлеб. Эти камни называют никеброд. Большие кучи подобных камней носят название марлекор (марекор), поскольку маре (спокойная вода) делает этот камень твердым. Прекрасные белые и желтые цветы, которые растут на берегах озер и рек и часто именуются розами ника, названы так в память о никах. Ядовитый корень водного болиголова (cicuta virosa) в прежние времена называлась корнем ника.

В Беовульфе часто упоминается Никор (Nicor, мн. ч. — Niceras)[610]. С этим именем перекликается одно из имен Одина, Hnikarr, под которым он выступает как морской бог[611].

Следующий отрывок может служить для характеристики как шведского ника, так и датского нока. «Хусби очень хорошо расположен, и говорят, что его церковь — самая старая в Швеции. Здесь расположен колодец Св. Зигфрида, водой из которого святой, согласно легенде, крестил короля Олафа Скотконунга[612]. Этот колодец известен до сих пор, и утверждают, что ночью его часто используют крестьяне. Пятьдесят лет назад (автор путешествовал в 1803 году) многие церемонии и языческие обряды выполнялись у колодцев. Почти в каждой провинции был колодец, который посещали летом в определенную пору, чтобы бросить в него монету, железку или какой-нибудь другой металл в качестве подношения. Однако этот обычай к нашему времени почти исчез. Все же заслуживает исследования вопрос, что за силу приписывали металлу, и почему эта сила была способна противодействовать колдовству и злым духам, поскольку нет никакой другой причины для бросавших что-то металлическое в колодец, кроме как усмирить ника? С упомянутым суеверием было связано другое народное верование в то, что, купаясь в реке, человек должен опустить в воду рядом с собой стальной предмет — кресало, которым бьют по кремню, чтобы высечь огонь, нож и так далее, дабы какое-нибудь чудовище не нанесло ему вреда. После купания этот металлический предмет можно было забрать. В прежние времена до крещения новорожденного в его колыбель обязательно клали кресало или ножницы. Даже в наши дни существует обычай проливать расплавленное серебро или иной металл на место, где, как считалось, на человека подействовали злые силы. Расплав уничтожал и болезнь».

Уничтожив — или, по крайней мере, нейтрализовав вредоносное влияние ника, — часто во время купания к нему презрительно обращались со следующими словами: «Neck, Neck, Nåleputa, du är på lann, men jag är i vann» (Ник, ник, воришка иголок, ты на земле, но я в воде»). Выйдя из воды, этот человек вновь брал свой стальной предмет, приговаривая: «Ник, ник, воришка иголок, я на земле, а ты в воде»[613].

В ноябре и декабре в воздухе над Скандией нередко можно слышать голоса, которые простые люди считают принадлежащими охотникам Одина[614]. Гримм тоже связывал Дикую охоту (Wütendes Heer) с Одином (или Вотаном). Легенда о Дикой охоте известна по всей Германии. После установления христианства языческое божество постепенно превратилось в дикого охотника.

Согласно шведскому народному верованию, существуют определенные животные, которых нельзя называть своими именами, их упоминают, используя слова-заменители или намеки на их характер. Если кто-то говорит что-то кошке либо бьет ее, ее имя не следует произносить, поскольку она принадлежит к дьявольским существам и близка к горным троллям в горах, которые часто посещает. Разговаривая с кукушкой, совой и сорокой, необходимо соблюдать большую осторожность, иначе можно попасть в ловушку, поскольку эти птицы считаются связанными с колдунами. Таких птиц, как и змей, нельзя убивать без причины, поскольку за них могут отомстить. Особый грех ложится на того, кто раздавил жабу, поскольку та могла оказаться принцессой. Не один человек, не падая и не ломая костей, становился хромым на всю жизнь в качестве наказания за подобную жестокость. Разговаривая о троллях и ведьмах, следовало помянуть огонь и воду, а также название церкви, которую посещаешь, — в этом случае можно не ждать вреда от них. Ласку нужно было называть не этим словом, a aduine; лису именовать «синеногой» или «той, что ходит в лесу»; медведь был «стариком» (Gubbe, Gammeln), «дедом» (Storfar) или упоминался под именем Наскус; крысы были «длиннотелыми», мыши «серенькими»; тюлень — «братцем Ларсом»; волк — «золотоногим», «сероногим» и greytosse. Ни в коем случае нельзя было называть волка словом varg, поскольку в прежние времена, когда, согласно легендам, звери еще умели говорить, волк объявил: