Свет. Испытание Добром? - Федотова Юлия Викторовна - Страница 4

Тут Йорген насторожился. О ведьмаках ему доводилось слышать краем уха, и то, что оно, ухо это, уловило, доверия как-то не внушало, но вызывало интерес.

– Друг мой, ведь ты умен не по годам, так растолкуй мне, пожалуйста. Не могу понять. Говорят, ведьмаками называли тех колду… – Легивар грозно сверкнул очами, и ланцтрегер поспешил исправиться, не дожидаясь, когда его стукнут ложкой. – Прости! Тех магов, что подряжались истреблять темных тварей по городам и весям. Это правда?

Бакалавр согласно кивнул.

– Но ведь до прихода большой Тьмы тварей было совсем мало, ведьмаков же… Да, судя по тому, что одна только наша академия выпускает полтора-два десятка мастеров в год, а есть и другие, не менее крупные школы, ведьмаков должно было иметься великое множество! Где же они находили столько добычи, чтобы дохода с нее хватало хотя бы на еду?

– Ну, во-первых, далеко не все выпускники вставали на стезю ведьмачества, хорошо, если два-три из каждого выпуска, а может, и того меньше. А потом не забывай, что расценки были совершенно иные.

– Какие? – живо заинтересовалась Лизхен. Как истиная уроженка Эдельмарка, она любила деньги и разговоры о них.

– Сейчас посмотрим, – обещал ее кавалер и удалился в свою комнату.

Вернулся он минуту спустя с потрепанной печатной книгой в руках. Заметил с неудовольствием:

– Ну сколь же дрянную бумагу выделывают Морастские мануфактуры! На глазах рассыпается! Так, где же оно было? Вот! Это, конечно, вымышленная повесть, но порядок величин, думаю, отражает, – заметил маг и зачитал нараспев: – «…И в землях фрисских, в окрестностях богатого города Лугра, истребил он ползучую гадину по имени гифта. Он бился отважно и получил за опасный труд свой из рук господина бургомистра серебряный талер с драконом в унцию весом, а от благодарных горожан – обильную снедь и кувшин южного вина в дорогу…»

– Что?! – От возмущения Йорген заорал в голос, испугав бедняжку Лизхен. – Фрисский талер за гифту?! Они что, рехнулись совсем?! С дуба рухнули?! – Лексикон младшего отцова оруженосца Бирке вновь пришелся благородному ланцтрегеру как нельзя кстати. – Да гифту даже сопливый новобранец способен взять, если не станет подходить с хвоста! И за такою безделицу – серебром?! Они бы еще придумали гольдгульденами за гримов расплачиваться!

– Что же ты кричишь? Потише! – урезонил его маг.

Но тот продолжал негодовать:

– Но как же мне не кричать? Ведь один фрисский талер равен пяти эренмаркским кронам! В одной только столице мы убивали каждую ночь по гифте, а то и больше. И если бы за каждую казна платила серебром, что бы от нее осталось, от казны?! А ведь кроме гифт есть еще шторбы, вервольфы, гайсты, да мало ли какая еще дрянь! По миру бы пошло королевство наше, Девами Небесными клянусь!

– Не богохульствуй! – одернул его старший товарищ. – Никто на вашу казну не покушается. Вообще не понимаю, почему это тебя так задевает…

– Потому и не понимаешь, что не привык жить нуждами гарнизона. А мне на довольствие всего личного состава выделялось по триста золотых крон в месяц, и как хочешь, так и выворачивайся. А уж про то, чтобы за каждую отдельную тварь платить, – и речи не шло! Безумие какое-то!.. Нет, я, конечно, помню времена, когда благородный металл ничего не стоил и за серебряную крону не купить было и сухой лепешки. Но это в самые худшие дни войны. А в мирное время, до прихода Тьмы, деньги были еще дороже, чем теперь! Откуда же такие цены? Эти твои ведьмаки – сущие кровопийцы, вот что я скажу. Хуже ростовщика Циффера наживаются на чужой беде. Хорошо, что они ныне не в чести. Не пойду в ведьмаки, хоть режь. У меня пока еще совесть есть.

Уж и не рад был Легивар, что затеял этот разговор. Каким-то странным, неожиданным боком он обернулся. Отважных ведьмаков прошлого, героев, достойных песен и легенд, кумиров всех юных магов, Йорген фон Раух ухитрился выставить едва ли не грабителями с большой дороги. Вот она – темная нифлунгская порода: что угодно наизнанку вывернут!

Итак, в ведьмаки Йорген идти отказался. А в пивное заведение вечером пошел. Но не потому, что захотел выпить, а потому, что обещал встретиться с приятелями и отметить конец семестра.

Академия была не единственным учебным заведением богатой и процветающей Реонны. Имелся здесь и свой университет, в коем молодые люди Эдельмарка, соседней Фриссы и многих других земель изучали тривиум, квадривиум, юриспруденцию, медицинскую магию и богословие.

О, это был совсем иной народ, он не имел ничего общего с мрачными и суровыми личностями, постигавшими тайные науки в академических стенах. Школяры университета, даже те из них, что изучали богословие и метили в хейлиги, были парнями лихими и бесшабашными, дуэлянтами, повесами, гуляками и развратниками. Это об их разгульной и веселой жизни ходили байки в народе, и они делали все возможное, чтобы оправдать свою сомнительную репутацию. Они дрались меж собой и с горожанами. Они устраивали пирушки и упивались до положения риз. Они попрошайничали на улицах, но не смиренно, как подобает нищим, а распевая охальные песни. Они нарочно ходили к блудницам, ели рыбу и пили пиво в третий, постный, день недели, когда по закону божьему полагалось отказываться ото всех плотских утех. Они устраивали «праздники дураков»: рядились ночными чудовищами, толстыми бабами, динстами-евнухами и даже самими Девами Небесными и в таком непотребном виде толпой бегали по городу. Они сквернословили в храмах и приводили туда свиней либо ослов. Они творили еще много разных безобразий, мы не станем все называть, слишком длинным вышел бы перечень и увел бы нас от основного сюжета.

Беспокойный нрав школяров доставлял немало хлопот реоннским властям и простым обывателям. Но Йорген фон Раух с некоторыми из них сошелся (к великому неудовольствию Легивара Черного). Не то чтобы близко – так, приятельствовал. И не то чтобы сразу, а после того лишь, как сломал пару чужих носов, вывихнул несколько чужих челюстей и чуть не выбил чужой глаз (на самом деле он этого не хотел, они сами стали задираться, смеялись над его магическим хвостом). Но после короткой драки насмешники прониклись к нему уважением и, вопреки обыкновению, приняли в свою компанию.

Обычно же университетские школяры и студиозусы-маги друг друга не жаловали. Вражда эта (причины которой никто уже не помнил), по слухам, длилась не первую сотню лет, войдя в традицию и перерастая порой в настоящую войну. Побоища случались по ночам прямо на городских улицах. Число учеников академии даже в самые лучшие времена едва превышало полусотню, но на их стороне была магическая сила и боевая выучка. Школяры брали количеством – их-то насчитывалось раз в десять больше. В воздухе летали огненные шары, булыжники из развороченной мостовой, звенел металл, звенели выбитые окна, и кровь лилась из ран, обещавших превратиться со временем в эффектные шрамы, свидетельствующие о доблести их обладателей. В общем, молодежь развлекалась, а бедные реоннцы страдали.

Так было в прошлом. Тьма заставила утихнуть даже самых отчаянных забияк, и ночные уличные баталии были забыты на десятилетие. Обе стороны уже поговаривали о возрождении старой доброй традиции, но до дела пока не доходило, хотя отношения стараниями задиристых и острых на слово школяров накалялись с каждым годом. Вот почему общение с ними однокашники тоже ставили Йоргену в вину. Но он, как всегда, «плевал с высокой башни».

Хотя упреки Легивара ланцтрегера огорчали. Заметим, что тот осуждал друга вовсе не с позиций академического патриота, он считал себя выше «этих детских забав». Но дурная компания способна повредить даже самому зрелому и морально устойчивому человеку, а Йоргена он к таковым почему-то не причислял.