Дрейк - Мелан Вероника - Страница 12

• Предыдущая
• 12/89
• Следующая

Теперь я широко улыбалась. Счастливо жмурилась и снова смотрела на небо.

На меня начали подозрительно коситься.

«Прыгать» прямо с лавки было нельзя. Слишком много людей вокруг. Поэтому я быстро, пока не истекло обеденное время, вернулась в офис, скинула плащ и направилась вдоль по коридору к туалетам.

Не самое приятное место, но зато всегда уединенное. Закрылась в самой дальней кабинке, положила календарь на подоконник, закрыла унитаз крышкой, чтобы не отвлекал, и вгляделась в римскую площадь с фонтаном. Так, что у нас там? Огромное серовато-белое здание, множество статуй, каскадные перекаты воды, по сторонам которых декоративно расположились огромные булыжники.

Подпись в углу гласила, что фонтан этот назывался Треви. Я кивнула самой себе. Еще раз внимательно вгляделась в картинку, закрыла глаза…

Никогда не знала, что туристов могло быть не просто много, а невероятно много! Ступить некуда. Площадь оказалась не такой уж и большой. Покрутив головой, я поняла, что разноцветные дома подпирали ее уже через пару десятков метров, тесня людей к парапетам, у которых начиналась вода. Этого на фотографии, к сожалению, видно не было.

Несколько чувствительных тычков в бок заставили меня быстро сориентироваться, и я начала продвигаться прочь от первой линии зрителей, на которую давили больше всего. Именно здесь удобнее всего фотографироваться, а потому конкуренция за свободный клочок земли, на котором могла бы уместиться подошва, была огромной.

Я чертыхнулась.

Вокруг, помимо итальянской, доносилась речь со всех уголков Земли. Пахло чем-то вкусным… Пиццей и вроде бы сладкой ватой. И еще табачным дымом. Щелкали затворы фотоаппаратов. Многоголосие такое, что услышать собственный голос можно лишь закричав.

Черт бы подрал туристические места… Кто бы знал, что все хотят увидеть этот фонтан? А с другой стороны, не зря ведь он оказался на первой странице календаря в списке самых красивых городов. Следовало ожидать подобного исхода.

Протиснувшись между сотнями мужских и женских тел, я наконец нашла свободный уступ и забралась на него. Прижалась спиной к стене дома. И только тогда впервые разрешила себе передохнуть и нормально осмотреться вокруг.

А посмотреть было на что.

Толпы людей были похожи на потоки реки. Часть их застывала, чтобы полюбоваться архитектурой, то и дело мелькали вспышки фотоаппаратов, другая часть текла в двух направлениях вдоль домов, устремляясь на какую-то узкую улицу, что тянулась в обе стороны от собора. Здесь за секунду, наверное, делались десятки портретов на память, которые потом расходились по семейным альбомам в разные уголки планеты.

Я с изумлением и восхищением разглядывала многочисленные скульптуры, которыми было украшено здание перед фонтаном Треви. Воображение поражало количество деталей в мужских и женских скульптурах — сидящих и стоящих, с накинутыми на тела материями, держащих в руках пики или конские гривы. Лошадей было много. Будто пойманные в какой-то определенный момент, их тела изгибались в движении, рты открыты не то в агонии, не то в хрипе, белые глаза застыли в гипсе.

Умели же строить в старину! Сколько времени потрачено на лепку одного такого коня? Или дамы с крыльями?

Рядом со мной на парапет запрыгнул какой-то парень. Поднял фотоаппарат, щелкнул затвором и улыбнулся.

— Beautiful. Isn't it?

Я автоматически кивнула и робко улыбнулась в ответ.

Действительно красиво. Но диалог продолжить не решилась. Да и не нужно, парень уже спрыгнул с выступа и тут же влился в поток пешеходов, наверное, чтобы поснимать другие достопримечательности Рима.

А я снова огляделась вокруг. Рим. Кто бы мог подумать. Я в Риме! Смех рвался наружу. Счастливый, довольный, восторженный. Свободный, как в далеком детстве.

И не нужно турагентств, консульских печатей в паспорте, длительных и нудных сборов документов, чтобы на две недели улететь от привычной серости на заслуженный отдых. Теперь этот отдых доступен мне в любой момент времени, в любом уголке планеты. На выбор.

Вода на солнце искрилась голубизной, вокруг жевали панини, сэндвичи и куски ароматно пахнущей пиццы. Ниже по улице располагались магазины и рестораны, заполненные людьми. Пахло солнцем и летом, уже ушедшим из моего родного города.

Я вдруг вспомнила про офис и резко встрепенулась. Посмотрела на часы.

Оказалось, прошло уже пятнадцать минут. До конца обеда всего пять. Уходить не хотелось, и я вздохнула. Здесь так тепло, так шумно и по-своему здорово. Но нужно сохранять трезвый ум и рационализм.

Логическая часть меня кивнула согласно, напомнив, что возвращаться нужно не в кабинет, а в кабинку туалета, где на подоконнике остался лежать календарь. Я тут же собралась с мыслями.

Теперь предстояло отвлечься от шума. Представить белую крашеную дверь, окно, подоконник и накрытый крышкой стоящий сзади унитаз. Вспоминать витающий в уборной запах не хотелось совершенно, но выбора не оставалось.

Я закрыла глаза и напрягла сознание.

В дверь туалета колотила бабка-вахтерша с первого этажа.

Не успела я открыть глаза, как тут же вздрогнула от ударов по двери, наносимых кулаком.

— Заснули вы там, что ли?

Я судорожно схватила с подоконника календарь, засунула его под кофту и открыла защелку. На меня смотрело злое лицо Федосьи Никитичны.

— Уже три минуты долблю, все без толку! Спите вы, что ли, в туалете?

Я быстро, но осторожно протиснулась мимо нее наружу:

— Живот прихватило. Простите, пожалуйста.

Взгляд у той смягчился. Видимо, не отвечать грубостью на грубость и в этот раз оказалось правильным выбором. Уже идя по коридору, я слышала ее сбавившее обороты ворчание:

— Молодые еще, чтобы животы прихватывало! А уборщице как мыть? Не целый же день ей у двери стоять дожидаться, пока вас всех пронесет…

Я едва сдержала смех, рвущийся наружу.

А потом понеслось.

Одно место сменяло другое с невероятной скоростью. Следующие две недели я запомнила ярче, чем всю свою предыдущую жизнь. И совершенно перестала замечать, что происходит вокруг.

Если бы кто-то спросил меня, о чем говорили в офисе, как вообще протекает жизнь коллег, я бы не смогла припомнить ни слова, переводами же занималась на каком-то автомате, благо знаний хватало.

Практиковалась в «прыжках» я теперь постоянно и помногу. Расписание пришлось изменить и точно вымерить по времени. Свободные полчаса у меня случались до работы, потом час обеденного перерыва, затем минут сорок после службы, остальное — ночью.

Я не высыпалась.

На бледное лицо и лихорадочный блеск глаз уже начали обращать внимание. Пошли вопросы. Я лишь отговаривалась. То усталостью, то критическими днями, то больной бабушкой, то завалом на работе. Все зависело от того, кто именно спрашивал.

Мама стала волноваться, не заболела ли я. Почему молчу все время, часто закрываюсь в комнате, поздно возвращаюсь из офиса? Я, как могла, успокаивала ее, что все в порядке.

Неизменной осталась только кормежка Мишки, потому что, кроме меня, у него никого не было, да собственные приемы пищи. Без них не было энергии экспериментировать дальше.

После Рима был Париж. Теплый, ласковый, наполненный французским произношением и прозрачным солнечным светом. Сена бы понравилась Юлии. Даже я не ожидала, насколько приятно смотреть на реку с моста, под которым проплывали кораблики «Бато Муш».

На смену Парижу пришел Лондон — пыльный и шумный, очень суетный и куда-то спешащий. Потом был спокойный Мюнхен и ленивая Венеция, где гондольеры раскачивались в своих лодках, ожидая тех, кто соглашался платить за час плавания целых сто евро.

Цены, конечно, поражали. Особенно меня, зарабатывающую шестнадцать тысяч рублей в месяц. Но я не роптала. Ведь мне для путешествия денег теперь не требовалось вообще. Хотя не мешало бы иметь при себе хоть немного.

• Предыдущая
• 12/89
• Следующая