Последнее искушение Христа (др. перевод) - Казандзакис Никос - Страница 61

• Предыдущая
• 61/112
• Следующая

Все трое опустились на колени. Иисус взял хлеб, поднял его над головой и произнес благословение так страстно и торжественно, что сестры в изумлении замерли, глядя на него. И тут им стало страшно, потому что лицо его светилось, а над головой колыхался нимб.

— Господи, — воскликнула Мария, протягивая руку. — Ты хозяин, мы — твои гости. Повелевай!

Иисус опустил голову, чтобы они не заметили его волнения: вот он — первый человек, первая душа, признавшая его.

Они встали из-за низкого столика, когда за дверьми уже стемнело, а на пороге показался высокий старик. Борода его ниспадала водопадом, руки были крепки, вьющиеся волосы на груди походили на баранью шерсть. В руках он держал высокий посох, который использовал не для опоры, а как символ власти.

— Добро пожаловать в наш бедный дом, отец Мелхиседек, — учтиво склонились обе женщины.

Он вошел, и на пороге тут же возник следующий старец. Этот был худым и беззубым, с длинной лошадиной головой. Маленькие глазки его горели, свидетельствуя о хитрости и изворотливости.

Женщины с такой же учтивостью пригласили и его, он тоже вошел. За ним появился третий старик — слепой и толстый, как боров. Посох он держал впереди, заменяя им утерянное зрение. У него была добрая душа, он любил пошутить, и, когда судил жителей своей деревни, никогда не решался кого-нибудь наказать. «Я не Бог, — говорил он. — Тот, кто судит, и сам будет судим. Помиритесь, дети мои, чтобы у меня не было неприятностей в будущей жизни!» А бывало, что он из собственного кармана возмещал убытки обиженному и шел в тюрьму вместо обидчика. Одни называли его дураком, другие — святым. Старый Мелхиседек терпеть его не мог, да что поделаешь, толстяк происходил из священного рода Аарона и был самым зажиточным человеком в деревне.

— Марфа, — величественно промолвил Мельхиседек — посох его почти доставал до потолка, — где чужестранец, пришедший в нашу деревню?

Иисус поднялся от очага, у которого сидел, молча глядя на огонь.

— Это ты? — спросил старик, оглядывая его с головы до пят.

— Да. Я пришел из Назарета.

— Галилеянин? — прошамкал второй старец. — Из Назарета еще ничего хорошего не приходило. Об этом даже в Писании сказано.

— Не смейся над ним, Самуил, — вмешался слепой. — Галилеяне и вправду болтуны, глупцы и провинциальные невежи, но они честные люди. И наш сегодняшний гость — честный человек. Я слышу это по его голосу. Добро пожаловать, дитя мое, — повернулся он к Иисусу.

— Ты торговец? — спросил старый Мелхиседек. — Что ты продаешь?

Пока старейшины говорили, в дом стали собираться зажиточные жители деревни. Узнав о приходе чужестранца, они надели на себя все лучшее и поспешили к сестрам, чтобы провести время и послушать, откуда гость и какие принес вести. Они входили и устраивались на полу позади старейшин.

— Я ничего не продаю, — ответил Иисус. — Я был плотником у себя в деревне, но бросил эту работу, ушел из дома и посвятил себя Господу.

— Ты правильно поступил, что отошел от этого мира, дитя мое, — промолвил слепой. — Но берегись, бедняга! Впутавшись в дела Господа, всегда рискуешь. От Него уже не убежишь, — и он рассмеялся.

Старый Мелхиседек чуть поморщился, услышав такое, но промолчал.

— Значит, отшельник? — насмешливо предположил второй старейшина. — Один из левитов? Или зелот? Лжепророк?

— Нет, нет, отец, — смущенно ответил Иисус.

— Так кто же?

На пороге появились женщины. Надев все свои украшения, они пришли показать себя и посмотреть на незнакомца. Каков он — стар, молод, красив ли? Чем торгует? А может, он посватается к одной из двух стареющих, но все еще красивых сестер, Марфе или Марии? Бедняжки, они ведь так могут и умом тронуться… Надо пойти и взглянуть!

И, нарядившись и приукрасившись, они явились и встали рядком за спинами мужчин.

— Так кто же ты? — снова повторил старый хитрец.

Внезапно Иисуса охватила дрожь, и он протянул руки к огню. От его все еще влажной одежды шел пар. «Может, воспользоваться этим случаем, — думал он, — и открыть миру, что Всевышний выбрал меня, чтобы разбудить Бога, спящего в душах этих людей, убивающих себя пустыми заботами. Они спрашивают меня, что я продаю. Я отвечу: Царство Божие, спасение души, вечную жизнь. И пусть они снимут последнюю рубашку, чтобы купить это бесценное сокровище». Он окинул взглядом собравшихся, увидел лица, освещенные лампадой и отблесками пламени очага: жадные, хитрые, состарившиеся от мелких забот и пожирающих душу тревог, сморщившиеся от страха. Жалость к ним заполнила его сердце, он хотел встать и говорить с ними, но в этот вечер он чувствовал себя слишком усталым. Так много времени миновало с тех пор, как он спал в человеческом жилище, положив голову на подушку. Он прислонился к задымленной стенке очага и прикрыл глаза.

— Он устал, — вмешалась Мария, заискивающе глядя на старейшин. — Не мучайте его.

— Верно! — согласился Мелхиседек и, опершись на посох, двинулся к выходу. — Ты права, Мария. Мы говорили с ним так, словно мы ему судьи. Мы забыли… — он повернулся ко второму старейшине, — ты забыл, Самуил, что ангелы порой спускаются на землю в образе нищих — в рваных хитонах, босыми, без посохов и кошелей, как этот человек. А поэтому хорошо, что мы вышли ему навстречу, как встречали бы ангела. Этого требует простой здравый смысл.

— Это ослиная логика, — рассмеялся слепец. — Мы к любому человеку должны относиться как к ангелу, к любому, даже к старому Самуилу.

Самуил надулся от обиды, но по здравому размышлению решил не перечить: слепой болтун был богат, не сегодня-завтра он мог понадобиться. Лучше прикинуться, что ничего не расслышал, — так разумнее всего.

Мягкие отблески огня падали на волосы, измученное лицо и раскрытую грудь Иисуса, отбрасывая синие тени на его вьющуюся черную бороду.

— Он — настоящий красавец, хоть и беден, — украдкой переговаривались женщины между собой. — Ты обратила внимание на его глаза? Таких я никогда не видела, их взгляд даже нежнее глаз моего мужа, когда он держит меня в своих объятиях.

— Никого страшнее не видела в своей жизни, — говорила другая. — Жуть и ужас, прямо хоть бросай все и беги в горы.

— А вы видели, как Марфа ест его глазами? Бедняжка, она нынче ночью места себе не найдет.

— А он украдкой смотрит на Марию, добавила еще одна. — Сегодня у сестричек будет веселая ночка, помяни мое слово. Я живу рядом, так что услышу все.

— Идемте, — распорядился Мелхиседек. — Нечего было и приходить. Гость сонный. Вставайте, пошли! — И он принялся расталкивать людей посохом, расчищая себе дорогу.

Но не успел он дойти до двери, как во дворе послышались поспешные шаги, и в дом вбежал бледный запыхавшийся человек, тут же рухнувший на пол перед очагом, с трудом переводя дыхание.

— Брат! — закричала испуганные сестры, бросаясь к нему. — Что с тобой? Кто за тобой гнался?

Мелхиседек остановился и прикоснулся к пришедшему посохом.

— Лазарь, если ты принес плохие вести, пусть женщины уйдут, а мужчины останутся, чтобы мы могли услышать их.

— Царь Ирод схватил Иоанна Крестителя и обезглавил его! — сразу выкрикнул Лазарь, потом дрожа поднялся. Он страдал желтухой — кожа у него была землистого цвета, щеки обвисли, мутные желтые глаза в свете пламени вспыхивали, как у дикого кота.

— Ну, что ж, мы не зря потратили вечер, — удовлетворенно промолвил слепой старейшина. — За то время, что прошло с утра, когда мы проснулись, до настоящего момента, когда мы уже собираемся отойти ко сну, по крайней мере, наконец, что-то произошло: мир изменился. Так давайте же сядем и послушаем Лазаря. Люблю новости, даже плохие. Говори, мой друг, — обратился он к Лазарю. — Расскажи нам, как, когда и почему случилось это несчастье. Говори по порядку, не спеши, чтоб мы не тратили время даром. Успокойся. Мы слушаем…

Иисус услышал все сквозь дрему, вскочил и с дрожью на губах посмотрел на Лазаря. Господь посылал ему новый знак: Предтеча покинул мир — тот больше в нем не нуждался, Креститель исполнил свой долг, подготовив путь, и ушел. «Мой час настал… мой час настал…» — повторял про себя Иисус, но не говорил ни слова вслух, глядя на пожелтевшего Лазаря.

• Предыдущая
• 61/112
• Следующая