Последнее искушение Христа (др. перевод) - Казандзакис Никос - Страница 92

• Предыдущая
• 92/112
• Следующая

Иисус проснулся весь в поту. Вокруг храпели ученики. Во дворе прокричал петух. Петр, услышав его крик, приоткрыл глаза и увидел учителя, который стоял над ним.

— Рабби, — промолвил он, — перед тем, как прокричал петух, мне снился сон. Ты держал две доски. Но в твоих руках они превратились в псалтирь, ты начал играть и петь. Со всех концов земли к тебе сошлись дикие звери, чтобы послушать… Что это означает? Я спрошу старого Симеона.

— Твой сон на этом не заканчивается, — ответил Иисус. — Что же ты так поспешил проснуться? У этого сна есть продолжение.

— Продолжение? Я не понял. Может, он и тебе снился, рабби?

— Когда звери выслушали песню, они кинулись на певца и сожрали его.

Глаза у Петра полезли на лоб: в душе он чувствовал, что так оно и было, но вспомнить не мог.

— Не понимаю, — испугался Петр.

— Ты поймешь завтра утром, лишь только прокричит петух, — ответил Иисус и принялся расталкивать своих спутников. — Поднимайтесь, лентяи! У нас сегодня много дел.

— Мы что, уходим? — протирая глаза, спросил Филипп. — Я же говорил, что надо вернуться в Галилею — там спокойнее.

Иуда заскрипел зубами, но промолчал. Во внутренней комнате проснулись женщины, и оттуда послышался их безмятежный говор. Старая Саломея вышла растопить очаг. Ученики уже собрались во дворе в ожидании Иисуса, который тихо беседовал со старым Симеоном. Старик был совсем слаб и лежал в постели.

— Куда ты теперь идешь, дитя мое? — спросил раввин. — Куда ты ведешь свое войско? Снова на Иерусалим? Опять будешь поднимать руку на Храм? Ты же знаешь, слово становится делом, если оно рождено великой душой, а твоя душа велика. Тебе придется отвечать за свои слова. Если ты провозглашаешь разрушение Храма, в один прекрасный день он таки будет разрушен. Так что будь аккуратнее со словами!

— Хорошо, отец. Но я думаю обо всем мире, когда говорю. И я выбираю, что останется, а что нет. Я отвечаю за свои слова.

— Ах, если бы мне только довелось прожить еще немного, чтобы узнать, кто ты такой! Но я стар. И не могу уже отличить реальность от фантазий.

— Постарайся протянуть еще несколько дней, отец. До Пасхи. Пусть твоя отлетающая душа подержится еще за эту жизнь, и ты узнаешь. Час не пришел.

— Когда же он придет? — качая головой, грустно промолвил раввин. — Неужто Господь обманул меня? Неужто я не понял Его слов? Я умираю, умираю, и где же Мессия?

— Потерпи до Пасхи, отец. Ты увидишь. Господь всегда выполняет обещанное! — Иисус высвободил свою руку из цепких пальцев раввина и вышел во двор.

— Нафанаил, и ты, Филипп, ступайте в конец деревни, в самый последний дом, — промолвил он. — Там найдете молодую ослицу и осла, привязанных к двери. Отвяжите и приведите их сюда. А если кто скажет вам что-нибудь, ответьте: «Она нужна Сыну человеческому, и мы вернем ее».

— Чувствует мое сердце — быть беде, — прошептал Нафанаил своему другу.

— Идем, — ответил Филипп. — Делай, что он говорит, а там будь что будет.

Матфей, с утра первым делом схватившийся за перо, весь обратился в слух. «Бог Израиля, — думал он, — только взгляните, как все складывается согласно пророчествам! Что сказано у пророка Захарии: „Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима, се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле“».

— Рабби, — обратился Матфей к Иисусу, чтобы подтвердить это, — ты, кажется, устал и не сможешь пешком дойти до Иерусалима.

— Нет, я не устал, — ответил Иисус. — А почему ты спросил? Просто мне почему-то захотелось сегодня поехать туда верхом.

— Тебе бы надо ехать на белом коне! — вступил в разговор Петр. — Ты же царь Израиля, ведь так? Значит, ты должен въезжать в свою столицу на белой лошади.

Иисус мельком взглянул на Иуду и промолчал. Тем временем Магдалина, выйдя из дома, остановилась на пороге. Глаза у нее были воспалены — она не спала всю ночь. Прислонившись к косяку, она тоскливо смотрела на Иисуса, будто чувствуя, что прощается с ним навсегда. Она хотела умолять его не уходить, но слова застревали в горле, Матфей видел, как судорога сводит ее губы, и все понял. «Пророки не дают ей слова молвить, — отметил он про себя. — Они не дают ей сбить Иисуса с того пути, который предсказан ими. Он сядет на ослицу и поедет в Иерусалим, хочет этого Магдалина или нет, хочет он сам этого или нет, ибо так предначертано!»

В это время появились счастливые Филипп и Нафанаил, таща за собой на веревке ослицу и ее отпрыска.

— Все получилось точно так, как ты сказал, рабби! — воскликнул Филипп. — Садись, и поехали!

Иисус бросил прощальный взгляд на дом. Женщины, скрестив руки, печально смотрели ему вслед и молчали — старая Саломея, обе сестры и чуть впереди Магдалина…

— Есть ли у вас кнут, Марфа? — спросил Иисус.

— Нет, рабби, — ответила Марфа. — Только стрекало нашего брата.

— Дай мне его.

Ученики сложили свои одежды на спину доверчивого животного, приготовив мягкое сиденье для учителя, а Магдалина поверх всего набросила свое красное покрывало, вышитое по краям маленькими черными кипарисами.

— Все готовы? — спросил Иисус. — Все ли в добром духе?

— Да, — ответил Петр и, взяв ослицу под уздцы, двинулся вперед.

Заслышав шум, вифанцы открывали двери домов.

— Куда вы? Почему пророк сегодня верхом?

— Он сегодня взойдет на свой престол, — на ходу делились с ними секретом ученики.

— На какой престол, ребята?

— Т-с-с, это тайна. Человек, которого вы видите перед собой, — царь иудейский!

— Неужто?! Идемте с ним! — вскричала молодая женщина, и толпа начала расти.

Дети срезали пальмовые ветви и пристраивались впереди, распевая: «Благословен грядущий во имя Господне!» Мужчины расстилали по дороге свои плащи. Как все бежали! Какая была весна! Какими яркими поднялись цветы в этом году! Как голосисто щебетали птицы, кружась над процессией, двигавшейся к Иерусалиму!

— Наша мать говорила с ним вчера, — шепнул Иаков брату. — Она просила его, чтобы он поместил нас справа и слева от своего престола, на который он собирается взойти. Но он не ответил ей. Может, рассердился. Она сказала, что лицо его помрачнело.

— Конечно, он рассердился, — ответил Иоанн. — Не нужно ей было этого делать.

— А как же? Что ж, он должен бросить нас и — кто знает? — отдать предпочтение Иуде Искариоту? Ты видишь, как они в последнее время беседуют тайком от всех? Стали просто неразлучными. Смотри, Иоанн. Пойди и поговори с ним сам, чтобы нам не остаться в дураках. Пришло время делить почести.

Но Иоанн покачал головой.

— Брат мой, — промолвил он, — взгляни, как он страдает. Он словно идет на смерть.

«Хотелось бы мне знать, что уготовано дальше, — размышлял Матфей, идя в одиночестве в самом конце процессии. — У пророков сказано не слишком ясно. Одни говорят — царский престол, другие — смерть. Которое из двух осуществится? Пока событие не совершилось, пророчество остается туманным. Только после того, как все уже произошло, мы понимаем, что имели в виду пророки. А потому наберемся терпения, подождем — посмотрим, что будет. А когда сегодня вернемся, я все запишу».

К этому времени благая весть облетела уже окрестные деревни и хижины, рассеянные там и сям в виноградниках и оливковых рощах. Крестьяне сбегались со всех сторон, расстилая на дороге свои одежды и платки, чтобы по ним проехал пророк. Сползались нищие, больные, увечные. Время от времени Иисус оборачивался, чтобы взглянуть на свое войско. Внезапно он ощутил такое невыносимое одиночество, что принялся звать Иуду, но тот шел в самом конце и не слышал.

— Иуда! — снова в отчаянии прокричал Иисус.

— Здесь! — наконец откликнулся рыжебородый и, расталкивая народ, стал пробираться к Иисусу. — Что ты хочешь, рабби?

— Побудь со мной, Иуда. Не бросай меня.

— Не бойся, рабби, я не оставлю тебя, — и, взяв удила из рук Петра, он пошел рядом.

— Не покидай меня, Иуда, брат мой, — повторил Иисус.

• Предыдущая
• 92/112
• Следующая