Последнее искушение Христа (др. перевод) - Казандзакис Никос - Страница 97

• Предыдущая
• 97/112
• Следующая

— Матфей, ты много помнишь из Писаний наизусть. Встань и возгласи им слова Исайи, дабы укрепить их сердца. Помнишь: «Ибо он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток…»

Матфей радостно вскочил. Он был сутул, кривоног, сух, его длинные пальцы были постоянно грязными; но вдруг — каким он стал прекрасным! Лицо его горело, шея распрямилась, и слова пророка, полные горечи и мощи, отзывались эхом под сводами потолка:

— «Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему.

Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его.

Но Он взял на Себя наши немощи, и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом.

Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились.

Все мы блуждали как овцы, совратились каждый на свою дорогу; и Господь возложил на Него грехи всех нас.

Он истязуем был, но страдал добровольно, и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и, как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих…»

— Довольно, — вздохнул Иисус. — Это я, — тихо добавил он. — Пророк Исайя говорит обо мне: я — агнец, ведомый на заклание, не отверзающий уст своих. С самого рождения моего меня ведут на заклание.

Ученики напряженно взирали на него, пытаясь понять смысл сказанного, и вдруг, словно все осознав, склонили головы и завели погребальный плач.

Иисус вздрогнул. Как он оставит своих плачущих друзей? Тут он поймал на себе тяжелый, обреченный взгляд Иуды. Учитель чувствовал, что творится в его душе, как легко любовь может сейчас парализовать все его силы. Их взоры встретились и схлестнулись; жестокий и безжалостный — Иисуса, страдающий и просящий — Иуды. Это длилось лишь мгновение — Иисус покачал головой, горько улыбнулся Иуде и снова обратился к ученикам.

— Что вы плачете? Почему боитесь смерти? Она — самый милостивый из архангелов Господа, больше других любящий человека. Я должен быть истерзан и распят, чтобы спуститься в преисподнюю. Но через три дня я выйду из гробницы, вознесусь на небеса и воссяду рядом со своим Отцом.

— Ты хочешь бросить нас? — воскликнул, рыдая, Иоанн. — Возьми нас с собой, рабби, и в преисподнюю, и на небеса!

— Земной труд тоже нелегок, Иоанн. Вы должны остаться и трудиться здесь, на земле. Сражайтесь здесь, любите и ждите — я вернусь!

Иаков, быстро смирившийся с неизбежностью смерти учителя, прикидывал уже, что они будут делать, когда останутся одни.

— Мы не можем противиться воле Господа и воле учителя. Как говорят пророки, Иисус, твой долг — умереть, наш — жить. Жить, чтобы не погибли слова, сказанные тобой. Мы закрепим их в новом Святом Писании, установив новые законы, построим новые синагоги и выберем собственных первосвященников, книжников и фарисеев.

— Ты хочешь распять дух! — в ужасе закричал Иисус. — Нет, нет, не надо этого!

— Но это единственный путь, чтобы дух не обратился в воздух и не исчез, — возразил Иаков.

— Но тогда он потеряет свободу, перестанет быть духом!

— Это неважно. Он будет походить на него. А для нашего дела и этого достаточно.

Иисус покрылся холодным потом. Он увидел, что никто из них не хотел возразить Иакову. Петр с восхищением смотрел на сына Зеведея. Надо же, какая голова: он унаследовал лучшие качества от своего отца — теперь он все устроит как надо…

В отчаяний Иисус воздел руки, словно прося о помощи.

— Я пошлю вам утешителя — дух истины. Он будет вести вас.

— Скорей пошли его нам, — воскликнул Иоанн, — чтобы мы не заблудились и не потеряли тебя, рабби!

— С ним будет то же — с этим духом истины, о котором ты говоришь, — его тоже распнут, — упрямо покачал головой Иаков. — Неужели ты не понимаешь, рабби, что дух будут распинать всегда, покуда жив человек! Но это неважно. От него всегда что-то останется, и нам этого хватит.

— Но мне этого не хватит! — в отчаянии воскликнул Иисус.

Даже Иаков смутился, услышав этот горький крик, и, приблизившись, взял учителя за руку.

— Да, тебе недостаточно этого. Потому ты и будешь распят. Прости меня, что я перечил тебе.

— Так пусть же дух во веки вечные распинается на этой земле, коли на то воля Божия, — промолвил учитель, опуская руку на упрямую голову Иакова, — и да будет благословен тогда крест! Пусть же мы несем его с любовью, терпением и верой. В один прекрасный день он обернется крыльями у нас за спиной.

Ему никто не ответил. Луна стояла высоко в небе, и ее мертвенный свет разливался по всему столу. Иисус скрестил руки.

— Закончены труды сегодняшнего дня. Я сделал то, что должен был сделать, и сказал то, что должен был сказать. Я выполнил свой долг и теперь жду, — он кивнул Иуде. Тот поднялся, затянул потуже свой кожаный пояс и взял изогнутый посох. Прощаясь, Иисус махнул ему рукой. — Сегодня мы будем молиться под оливами Гефсимана, за долиной Кедрона. Иуда, брат мой, ступай с Божьим благословением и да будет Бог с тобой!

Иуда хотел что-то сказать, но передумал. Дверь была открыта, и он стремглав выбежал из комнаты — его тяжелые шаги загремели по каменным ступеням.

— Куда он? — спросил Петр, почувствовав неладное. Он начал подниматься, чтобы последовать за Иудой, но Иисус остановил его.

— Петр, колесо Господа уже пришло в движение. Не вставай на его пути.

Внезапно подул ветер, пламя в семисвечниках затрепетало, еще порыв, и огонь погас. Луна висела прямо над окном в крыше и, казалось, хотела войти в комнату. Испуганный Нафанаил склонился к приятелю.

— Это не ветер, Филипп. Это кто-то вошел. О, Господи! А вдруг это демон смерти?

— А нам какое дело, даже если и он? — спросил пастух. — Он не за нами, — и Филипп хлопнул приятеля по спине со словами: — Большим кораблям большое плавание. Слава Тебе, Господи, мы всего лишь утлые лодчонки — скорлупки от грецких орехов.

Лунный свет затапливал бледное лицо Иисуса — лишь черные глаза горели на нем. Иоанн в испуге поднес руку к нему, чтобы проверить, здесь ли он еще.

— Иисус, где ты? — пробормотал он.

— Я еще не ушел, Иоанн, — откликнулся Иисус. — Я просто вспомнил, что мне однажды сказал отшельник на горе Кармил: «Я погряз в пяти корытах своей плоти, как свинья». — «Как же ты спасся, отец? — спросил его я. — Тебе пришлось много бороться?» — «Вовсе нет, — ответил он мне. — Однажды утром я увидел над собой цветущее миндальное дерево и спасся». Так и я сейчас представил себе смерть, милый Иоанн, как цветущее миндальное дерево. Идемте, — промолвил он, поднимаясь. — Час настал.

Ученики в глубокой задумчивости последовали за ним.

— Давай сбежим, — прошептал Нафанаил своему другу. — Я чувствую — нас ждет беда.

— Мне тоже пришло это в голову, — также шепотом ответил Филипп, — только давай прихватим Фому.

Они огляделись в его поисках, но тот уже исчез в темных улицах, и друзья последовали за всеми. Однако как только компания достигла Кедрона, они замедлили шаги и, дождавшись, когда все отошли на приличное расстояние, пустились наутек.

Вместе с оставшимися учениками Иисус пересек долину и двинулся по тропинке к Гефсиманскому саду. Сколько ночей он провел под этими оливами, размышляя о милости Божьей и несовершенстве человеческом!

Наконец они остановились. Сытых учеников одолевал сон. Они расчистили землю от камней и приготовились ложиться.

— Троих нет, — заметил учитель, оглядывая учеников. — Что с ними случилось?

— Они ушли, — гневно ответил Андрей.

— Не осуждай их, Андрей, — улыбнулся Иисус. — Вот увидишь; придет день, и они вернутся в терновых венцах, а выше этих неувядающих венцов нет ничего… — Голова у него закружилась, и он был вынужден прислониться к стволу оливы.

Ученики уже легли. Вместо подушек они приспособили охапки сорванной травы и удобно устроились.

• Предыдущая
• 97/112
• Следующая