Искры гаснущих жил - Демина Карина - Страница 33

• Предыдущая
• 33/108
• Следующая

— В стороны! — Старший смены кричал в рупор и голос едва не сорвал, но все равно не был слышен в гуле иных голосов, в грохоте осыпающегося камня, в вое огня. Толпа все же подалась назад, спеша убраться из-под дождя щебенки. Кто-то заголосил, подвывая…

— Мастер, вам следует отойти в сторону. — Рядом с Брокком маячила тень гвардейца, того самого, что, остановив экипаж именем Короля, передал депешу.

Первый взрыв случился на старых складах, ночью, не причинив особого вреда. Сорвало шлюзы, однако вода ушла в катакомбы. Брокку же вменялось оказать всяческое содействие следствию.

Он еще удивился, что о взрыве сообщил не Кейрен.

— Мастер, — гвардеец не смел прикоснуться, но все же вклинился между Брокком и осыпающимся домом, — я отвечаю за вашу безопасность.

Экипаж был на мосту, когда громыхнуло. Далеко. Глухо. Знакомо.

К месту взрыва Брокк успел раньше пожарных расчетов и, окинув огненный столп взглядом, приказал поставить оцепление.

Раненый дом осел с ужасающим грохотом, подняв клубы меловой пыли. И кто-то завыл, перекрикивая пламя.

Да, люди успели уйти… те, кто мог ходить. Но кто-то остался. Кто-то всегда остается.

Светлое небо вдруг раскрылось, расщедрилось на дождь. Холодные струи мешались с пылью, с огнем, и рожденный в этом соприкосновении пар обжигал горло. Брокк вытащил платок и, повинуясь настойчивым уговорам гвардейца, отступил.

Смотреть и вправду было не на что.

Кажется, отныне его сны станут несколько более разнообразны.

— Величественное зрелище, не правда ли? — Олаф стоял, опираясь на стойку пожарного экипажа. — Этакое, знаете ли, первозданное буйство стихии.

Он нежно провел ладонью по лакированному борту.

— Поневоле перед силой подобной начинаешь ощущать собственную ничтожность. И все же влечет…

В светлых глазах Олафа отражалось пламя. Он смотрел на Брокка, но тот готов был поклясться, что Олаф его не видит.

— Вы ведь слышите его голос, мастер?

Пальцы исследовали трещины, царапины, пузыри, которыми пошел лак от жара.

— Ты пьян?

Трезв. От него не тянет спиртным.

— Вы же сами знаете, что трезв. — Олаф отвернулся.

Как он вообще оказался здесь? Случайно? Или…

— Огонь завораживает. — Он подался вперед, и пламя, уже почти сдавшееся, откликнулось на молчаливый призыв. Огонь взвился, расправил рыжие крылья, словно собираясь взлететь. Брокк слышал и голос его, и отчаянное желание жить, невозможное в отрыве от жилы.

— Оглянитесь, мастер. — Олаф отряхнулся.

А он ведь одет не по погоде.

Серые штаны на широких подтяжках. Расстегнутый жилет. Светлая рубашка с закатанными по локти рукавами. Руки у Олафа худые, жилистые, а на локтях кожа потемнела. Котелок, столь им любимый, съехал почти на затылок, и светлые локоны Олафа намокли, прилипли ко лбу.

Да и сам он успел вымокнуть, а летавший в воздухе пепел оседал на влажной одежде, покрывая ее тонким серым слоем, будто краской. И лишь ботинки, остроносые, темно-лилового цвета, оставались чисты.

— Люди боятся огня, но не уходят. — Он сунул руки в карманы.

— Это их дом. Им некуда идти.

И сколько семей остались без крова? А сколько будут хоронить мертвецов, если, конечно, останется, что хоронить.

— Конечно, — легко согласился Олаф. — Но ведь дело не только в этом, верно? Вглядитесь в их лица. Вы увидите не страх, не печаль, но желание, жажду огня, если можно так выразиться. Сейчас он — их бог, сошедший на землю.

— Я несилен в человеческих верованиях.

Олаф не услышал. Он склонил голову к плечу и наблюдал за агонией истинного пламени.

— Их бог гневается, но они принимают гнев его с покорностью. Они не помнят те времена, когда обитали в пещерах, но… голос огня, дарующего жизнь, звучит в их крови.

Дождь усиливался, и над головой Брокка беззвучно раскрылся черный зонт.

— А вас все берегут, мастер. — Олаф стоял под дождем и, запрокинув голову, подставлял лицо холодным его плетям. — Вода тоже стихия, но, согласитесь, она не влечет так, как пламя.

— Что ты здесь делаешь?

— Я? — Олаф все же отвернулся от огня. — Смотрю. А вы, мастер, что делаете здесь вы?

— Вызвали.

Случайна ли эта встреча? Или Олаф знал, где случится взрыв, и…

— Думаете, не я ли бомбу заложил? — поинтересовался Олаф.

Пламя почти погасло. Оно еще пряталось в грудах камней, которые раскалялись, шипели и раскалывались с оглушительным треском.

— Бомбу?

Олаф поморщился:

— Бросьте, мастер. Не станете же вы уверять, что этот пожар… обыкновенен? Возник, так сказать, вследствие естественных причин?

Именно так и напишут в вечерних газетах, быть может, выразят некоторое сомнение в том, что дома пребывали в должном состоянии, попеняют пожарным за медлительность, но…

— Я ведь не глухой. Я слышу это пламя. И сейчас мне хочется заткнуть уши. А вам, мастер?

Брокк тряхнул головой.

Не услышать последний стон пламени, жалобный, рвущий душу, было невозможно. И чувство вины вновь ожило, на сей раз не перед людьми.

…Он не думал, что все обернется именно так. Он лишь хотел остановить войну.

— Меня вот занимает вопрос, — открыв дверь экипажа, Олаф вытащил старый и изрядно заношенный плащ, — кому и для чего понадобилось устраивать взрыв… здесь?

Плащ оказался слишком велик для Олафа. Он повис крупными ломаными складками, а черный капюшон с бурой латкой скрыл лицо.

— Нижний город. Жилой дом. Самый обыкновенный, которых здесь множество. Оглянитесь.

Брокк оглянулся. Дома возвышались, смыкаясь углами, касаясь друг друга плоскими крышами. Неба не видно. Куда ни глянь — бурые, расписанные дождевой водой стены, мутные стекла, за которыми проглядывает пустота.

Нижний город.

Фабрики. Заводы. Жерла труб, из которых в реку сливалась сточные воды. И желтый туман, остро пахнущий сероводородом. Пустыри и мусорные кучи. Крысы. Ежегодные эпидемии холеры и тифа. Разговоры о том, что Нижний город следует вычистить, но…

…слишком дорого.

И опасно.

Здесь обитают люди. Рабочий костяк, наполняющий жизнью что заводские утробы, что порты и пристани. Обживающий муравейники-дома, узкие улицы и темные беззаконные переулки. Здесь собственные правила, установившиеся давно этаким перемирием, которое позволяет Нижнему городу сосуществовать с Верхним.

Время от времени в Нижнем городе случались пожары.

Или бунты.

Кровавые разборки между бандами, в которые полиция благоразумно не вмешивалась, собирая лишь тела проигравших и редких калек, дабы передать их суду во имя формального соблюдения законности.

Нижний город нуждался в переменах, но Брокк прекрасно осознавал: это место не решатся тронуть из опасения, что и люди, и крысы, которых здесь было едва ли не больше, чем людей, хлынут на улицы Верхнего.

— Разве что… — Олаф задрал голову, скрытое под капюшоном, его лицо оставалось в тени. — Кто-то желает вызвать народные волнения. В конце концов, кого затронет смерть полсотни аристократов, случись подобный взрыв, скажем, на балу… да, трагедия, но трагедия локальная, как ни парадоксально это звучит. Кто-то, быть может, и выразит пострадавшим сочувствие, но большинство лишь позлорадствует.

— Весьма странно слышать подобные рассуждения от вас.

Дождь просачивался сквозь покрывало зонта.

— Вы, как и прочие, полагаете меня этаким… золотым мальчиком? — Олаф спрятал руки в широкие рукава плаща. На плече поблескивала нашивка со скрещенными топориками — эмблема пожарной службы. — Не отрицайте, мастер. Талантливый, но несерьезный, верно? Это стоит в моем личном деле? Если по сути, а не по формулировке?

— Почти угадали.

Олаф кивнул и ответил:

— У каждого своя маска. Вы вот притворяетесь равнодушным, но мы ведь не о масках, верно? А о том, что кто-то взорвал бомбу в Нижнем городе. И как бы ни затыкали рты репортерам, но слухов избежать не удастся. Сколько пострадало? Десятки? В городе станут говорить о сотнях, за городом — о тысячах. И о бессилии властей. Даже нет, бессилие простили бы. Заговорят о равнодушии.

• Предыдущая
• 33/108
• Следующая