Поднимаясь ко мне - Лейтон Мишель - Страница 33
- Предыдущая
- 33/45
- Следующая
— Она в порядке? — спрашивает Гевин у Кэша и кивает головой на меня.
— Думаю, да. Я все проверю, когда привезу ее домой.
— Это будет скоро. Мне только надо… кое-что тут подчистить.
Не говоря больше ни слова, Гевин заходит в комнату справа от меня, берет за руки лежащего на полу человека и тащит его в коридор. Кэш идет вперед, его цель — входная дверь. Я слежу за Гевином через плечо Кэша.
Гевин дотаскивает своего пациента в отключке до гостиной, где нет никакой мебели, кроме старого коричневого дивана, и прибавляет это тело к рядку уже лежащих на полу. Они уложены плечом к плечу, лицом вниз, словно погибшие на переднем крае. При мысли о том, какая участь им уготована, меня пробирает дрожь. В этот момент я понимаю, что, несмотря на всю свою к ним враждебность — ведь они похитили меня и удерживали силой, — я совсем не хочу знать, что с ними будет. Появляется ощущение, что мне лучше просто не иметь об этом представления.
Выйдя из дома, Кэш останавливается на крыльце и смотрит по сторонам. Обнаружив искомый объект, он выходит на улицу и припускает по ней со скоростью, удивительной даже для его длинных ног. Вот показывается «хаммер» Гевина, и тут же раздается писк сигнализации — мы можем сесть в машину, не доставая ключей. Кэш быстро открывает дверцу со стороны пассажира, усаживает меня и пристегивает ремнем безопасности с такой сокрушительной нежностью, что у меня разрывается сердце.
Он поднимает голову и смотрит мне в глаза — выглядит усталым, но довольным и криво усмехается.
— Отдыхай, малышка. Ты в безопасности.
Мазнув губами по моим губам, Кэш закрывает дверь, а я засыпаю еще до того, как он успевает сесть за руль.
26
КЭШ
В раздражении хватаюсь за руль и сжимаю его несколько крепче, чем нужно.
«Ты говорил как баба!»
Едем довольно долго, напряжение постепенно спадает, и все мои мысли обращаются к Оливии. Могу поспорить, я бросал взгляд на ее лицо раз тридцать за поездку. Может, больше. Просто обычно так говорят.
Просто она такая прелестная, и смотреть на нее… хочется, и все тут. Я, конечно, отказывался даже в мыслях допускать, что могу не вытащить ее из этой заварухи, но где-то в глубине души сомнения оставались. Теперь же я разрываюсь между двумя мыслями: какое счастье, что с ней все в порядке, и «я не должен допустить, чтобы подобное случилось впредь».
Сегодня мы сделали первый шаг к этому. Благодаря видеозаписи Нэша выторговали время. Гевин устранил угрозы нижнего уровня и оставил весьма внятное послание, хотя это было опасно. Теперь пора тряхнуть крупную дичь и сделать так, чтобы больше никто и никогда даже не думал покушаться на Оливию, если только они сами не хотят нарваться на серьезные неприятности.
Я все еще надеюсь, что второе объявление, которое я дал, сработает и у меня появится новый козырь в игре, второй туз из отцовского рукава. Если нет, придется использовать то, что есть, пока план не будет доведен до конца. Теперь Оливии ничто не грозит, и я могу лучше сконцентрироваться.
Мысль о ней заставляет меня скосить глаза на пассажирское сиденье. Оливия мирно спит. Пальцы так и тянутся погладить ее кожу, но я отдергиваю руку. Не хочу будить.
Но, черт возьми, мне хочется до нее дотронуться!
Это как наваждение — чувство, что мне необходимо прикоснуться к ней, чтобы удостовериться, что она действительно со мной и с ней все в порядке. Какая глупость.
«Боже правый! Однажды я проснусь и обнаружу у себя месячные, если это дерьмо не прекратится!»
А дело в том, что я не знаю, как это остановить. Я никогда не хотел чувствовать такое по отношению к женщине. Даже сейчас не уверен, хочу ли. Но сомневаюсь я и в том, есть ли у меня выбор. Такое ощущение, что Оливия навела на меня чары, одурманила приворотным зельем. Мне не нравится чувствовать себя таким беспомощным, преданным… эмоциональным. Я никогда не хотел потерять себя вот так, раствориться в женщине.
Никогда.
Решительно сжав зубы, заставляю себя смотреть вперед, на дорогу. А не на Оливию.
Через два часа, когда возвращается Гевин, Оливия крепко спит в моей постели. Мы идем в кабинет, чтобы не беспокоить ее.
— Как она?
— Все время спит. Наверное, очень устала.
— Как и все мы, приятель. Особенно ты. Выглядишь дерьмово.
— Спасибо, Гев. Я всегда могу на тебя рассчитывать, если понадобится сказать мне то, что никак не поможет.
Гевин усмехается, и его усмешка, как всегда, беспечная. Эта способность не брать в голову дела, которые он сделал (и до сих пор иногда делает), превращает его в незаменимого работника при таких оказиях. Мир для него разделен четко на черное и белое, хорошее и плохое, жизнь и смерть. Он славный парень. Правда славный. Вот только преступников на дух не переносит, хотя именно так его бы охарактеризовали в любом правоохранительном департаменте в любой точке мира. То есть я не собираюсь приукрашивать картину. Гевин — бывший наемник, боец за деньги. Убийца. Только он убийца с совестью. И да поможет Бог вашей душе, если вы случайно свернете на неправильный путь.
— Я просто называю все своими именами, — говорит Гевин с нарочитым южным акцентом.
— Как прошло? Были проблемы?
Гевин плюхается на стул за столом, закидывает лодыжку одной ноги на колено другой и сцепляет пальцы за головой.
— Нет. Два в голову каждого. Послание должно быть предельно ясным.
Я киваю. Не знаю, что и сказать. Он сделал для меня, для нас, для Оливии больше того, о чем я мог бы его попросить. Он был рядом, когда мне это понадобилось, не задавал вопросов, не ставил никаких условий. Гевин, пожалуй, единственный человек во всем мире, которому я могу доверять. И сейчас мы вместе пережили столько, что не можем относиться друг к другу иначе как по-братски.
— Спасибо, приятель. Не могу передать… я просто…
— Я знаю, приятель… Знаю, — серьезно говорит Гевин. Потом откашливается и переводит разговор на другую тему. — Я позвонил матери Оливии.
— Что?
— Я должен был. Пропала ее дочь. В ее машине. Пришлось сказать, что Оливия была в опасности, чтобы узнать, куда она поехала и на чем.
— О мой бог, — говорю я и закрываю лицо рукой. — Что она сказала?
— Сначала она мне не поверила. Эта леди — крепкий орешек. Думаю, она считает всех мужчин деспотами и пытается настроить Оливию против любого, кого бы она ни привела в дом. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.
— Может быть, это была реакция на тебя? Не думал об этом?
— Шутишь? С такой внешностью? Мамаши без ума от меня. И их любовь искренняя, — говорит Гевин с кривой усмешкой.
Не сомневаюсь, он прав. Гевин почти по всем стандартам очень хорош собой. Вкупе с акцентом и шармом это сводит леди с ума, но меня не касается ровно до тех пор, пока не коснется Оливии.
— И что ты ей наплел?
— Сказал, что с Оливией все в порядке, а машину нашли под мостом.
— Отлично! Теперь она пойдет прямо к копам.
— Нет. Я предупредил ее: это самое худшее, что можно сделать, таким образом она только привлечет к себе внимание мафии. Поверь мне, этого она совсем не хочет. И сама все понимает. Она, конечно, себялюбивая стерва и, вероятно, не стала бы меня слушать вовсе, если бы я не изложил ей информацию таким образом.
— Пусть так, пока она не совершила какую-нибудь глупость.
— Тебе нужно будет поговорить с ней еще раз насчет того, как важно держать копов в стороне.
— Я не стану ей звонить. Зачем, если ты уже все сказал? Я даже никогда не видел эту женщину.
— Тебе и не нужно звонить. Она сама приедет сюда сегодня вечером, чтобы проверить, как Оливия. После того, как разберется с машиной.
— Приедет сюда? — Я в шоке, и от этого голос у меня неестественно высокий.
Гевин ухмыляется:
— Черт, тебе что, досталось по яйцам? В чем дело?
— Пока нет, но если то, что говорила об этой женщине Оливия, справедливо, явившись сюда, она возьмет меня за яйца — и вовсе не в том смысле, о котором ты подумал.
- Предыдущая
- 33/45
- Следующая