Искупление Габриеля - Рейнард Сильвейн - Страница 3

• Предыдущая
• 3/110
• Следующая

– А у меня кое-что есть для тебя, – вдруг сказал Габриель.

Он нашарил фонарик, включил, чтобы отыскать брюки, а затем повесил на шею Джулии что-то прохладное. Нагнув голову, она увидела ожерелье, составленное из колечек. С него свисали три талисмана в виде сердца, яблока и книги.

– Какая красота, – выдохнула Джулия, поочередно касаясь всех предметов.

– Из Лондона. Серебро. Только сердце золотое. Оно олицетворяет нашу встречу.

– А книга?

– На ее обложке выгравировано: «Данте».

Джулия озорно взглянула на мужа:

– Неужели я забыла о какой-то дате?

– Нет. Мне просто нравится делать тебе подарки.

Джулия крепко его поцеловала. Габриель повернул ее на спину и погасил фонарик.

Когда они вновь утолили свою страсть, он коснулся плоского живота Джулии, поцеловав впадинку под своим пальцем:

– А сюда я хочу поместить своего ребенка.

Эхо вернуло из темноты его слова.

– Что? – переспросила Джулия, застыв от изумления.

– Я хочу зачать с тобой ребенка.

У нее перехватило дыхание.

– Так рано?

– Мы никогда не знаем, сколько времени нам отпущено, – сказал Габриель, задумчиво водя пальцем по ее коже.

Джулия подумала о Грейс – приемной матери Габриеля – и о своей родной матери, которую звали Шарон. Обе женщины умерли далеко не старыми, но при разных обстоятельствах.

– Данте потерял Беатриче, когда той было двадцать четыре года, – продолжал Габриель. – Для меня потерять тебя – это был бы конец всему.

– Перестань говорить страшные вещи. – Джулия погладила ему ямочку на подбородке. – Особенно здесь, на празднике нашей любви.

Габриель густо покрыл поцелуями ее живот, затем лег на бок.

– Я почти пережила возраст Беатриче, и я здорова. – Джулия дотронулась до татуировки на его груди: кровоточащего сердца, внутри которого было начертано женское имя. – Ты боишься повторения истории с Майей?

– Нет, – сухо ответил Габриель, но его напрягшееся лицо говорило другое.

– Твои опасения вполне оправданны.

– Я знаю, что она счастлива.

– Я тоже в это верю.

– Ты хотела еще что-то сказать? – спросил Габриель, уловивший в ее тоне недоговоренность.

– Я думала о Шарон.

– И что?

– Такой матери, как она, не хочется подражать.

– Ты будешь прекрасной матерью, – заверил жену Габриель, целуя ее в губы. – Ты добрая, любящая и терпеливая.

– Не уверена, что у меня все получалось бы правильно.

– Но ты же не одна. Мы бы оба искали решения. Уж если кому и беспокоиться, так это мне. Мои настоящие родители – классический пример неблагополучной семьи. Да и я сам вел отнюдь не благочестивую жизнь.

Джулия покачала головой:

– Ты замечательно ладишь с малышом Тэмми. Даже твой брат это признает. Но нам с тобой еще рано думать о ребенке. Мы женаты всего полгода. И потом, мне хочется защитить докторскую диссертацию.

– Если помнишь, я ведь не возражал, – заметил Габриель, проведя пальцем по ребрам Джулии.

– Супружеская жизнь – это замечательно. Но нам обоим нужно к ней привыкнуть.

– Согласен. – Палец Габриеля замер. – Однако мы должны думать и о будущем. Чем раньше я начну консультироваться с врачами, тем лучше. С тех пор как я сделал вазэктомию, прошло достаточно времени. Кто знает, сумею ли я вернуть детородную функцию.

– Но ведь это не единственный для нас способ иметь детей. Есть и другие варианты. Наконец, мы могли бы взять ребенка из францисканского сиротского приюта во Флоренции… Когда настанет время.

В словах Джулии звучала надежда.

Габриель отвел прядь волос с ее лица:

– Мы можем испробовать все варианты. После конференции я хочу забрать тебя в Умбрию. Побудем там до открытия флорентийской выставки. Но когда мы вернемся из Европы, я намерен встретиться со своим врачом.

– Хорошо.

Габриель притянул жену к себе. Теперь Джулия лежала на нем. Он дотронулся до ее бедер, и по ее телу пронесся странный электрический разряд.

– Когда ты будешь готова, мы начнем пробовать варианты.

– Нам понадобится обширная практика, – улыбнулась Джулия.

– Вне всякого сомнения.

На следующее утро Джулия проснулась очень рано, когда еще только начало светать. В спальне было тихо, если не считать мерного дыхания спящего Габриеля и отдаленного щебетания птиц.

Джулия натянула одеяло к подбородку и закрыла глаза, заставляя свое дыхание успокоиться. Но от ее усилий кошмарные видения недавнего сна сделались лишь ярче.

Ей снилось, что она в Гарварде. Она бежала по кампусу, разыскивая здание, где должна была сдавать выпускной экзамен на степень доктора. Она то и дело останавливала и расспрашивала встречных, но никто и понятия не имел, в каком месте проводится этот экзамен.

Потом она услышала детский плач и ужаснулась: неизвестно откуда у нее на руках оказался младенец. Джулия прижала его к груди и попыталась успокоить, однако ребенок продолжал плакать.

В следующее мгновение она вдруг увидела перед собой профессора Мэтьюса – декана своего факультета. Слева от него, на стене, – бумажный лист с крупной стрелкой, указывающей аудиторию, где проходил выпускной экзамен. Аудитория была совсем рядом, но Мэтьюс загородил собой дверь, заявив, что дети на экзамен не допускаются.

Джулия стала возражать. Она обещала, что успокоит ребенка и тот будет молчать. Она умоляла Мэтьюса дать ей шанс. От этого экзамена зависело, получит ли она степень доктора и станет ли специалистом по Данте. В противном случае ей грозило отчисление из докторантуры.

Как назло, младенец у нее на руках заплакал еще громче. Профессор Мэтьюс нахмурился, кивнул в сторону лестницы и велел Джулии уйти.

Почувствовав на себе руку Габриеля, Джулия решила, что он тоже проснулся. Нет, Габриель продолжал спать. Должно быть, он поймал импульсы ее отчаяния и инстинктивно протянул руку, стараясь ее успокоить. Джулия смотрела на мужа со смешанным чувством любви и тревоги. Ее тело все еще дрожало после кошмарного сна.

Встав, она проковыляла в ванную, включила свет и пустила душ, надеясь, что горячая вода ее успокоит.

Ярко освещенная ванная отчасти разогнала тьму, скопившуюся внутри.

Стоя под душем, исторгавшим настоящий тропический ливень, Джулия изо всех сил старалась забыть и кошмарный сон, и тревоги, одолевавшие ее наяву: лекцию, скорый приезд родственников и внезапное желание Габриеля завести ребенка.

Пальцы Джулии теребили серебряное ожерелье – его вчерашний подарок. Она знала, что Габриель хочет детей от нее. Об этом они достаточно много говорили еще до помолвки и тогда же согласились обождать, пока Джулия не закончит докторантуру. То есть оба согласились на пять или даже шесть бездетных лет.

«Тогда почему вчера Габриель вдруг заговорил о детях?» – подумала Джулия.

Ей вполне хватало учебы. В сентябре начнутся занятия и постепенная подготовка к выпускным экзаменам, которые ей сдавать на следующий год.

Но сейчас ее главной заботой была оксфордская лекция, до которой оставались считаные недели. В прошлом семестре, занимаясь у профессора Маринелли, Джулия написала реферат по творчеству Гвидо да Монтефельтро. Руководительнице ее работа понравилась. О реферате узнала профессор Пиктон и стала убеждать Джулию отправить в Оксфорд тезисы своей лекции.

Тезисы одобрили, чему Джулия была несказанно рада. И в то же время она замирала при мысли, что ей придется выступать перед целой аудиторией дантоведов, читать лекцию тем, кто был гораздо опытнее и эрудированнее ее.

И вдруг Габриель заявляет, что в августе, после возвращения из Европы, он намерен вернуть себе способность к деторождению.

«А что, если его попытка окажется успешной?»

Джулия почувствовала себя виноватой. Конечно же, она хочет ребенка от Габриеля. Она знала: устранение результатов вазэктомии – это не просто физиологическая процедура. Это еще и символ его самопрощения, означавший, что трагедия Майи и Полины более не будет тяготеть над ним. Габриель считал себя достойным стать отцом и воспитывать детей.

• Предыдущая
• 3/110
• Следующая