Искупление Габриеля - Рейнард Сильвейн - Страница 61
- Предыдущая
- 61/110
- Следующая
Он принес кофе, поставил перед Полиной, снова сел. Пальцы опять сомкнулись вокруг чашки. Габриель смотрел на черную жидкость, пытаясь выстроить начало разговора.
– У тебя усталый вид, – с искренней заботой произнесла Полина.
Габриель избегал ее взгляда. Он отвернулся к окну, хотя в этой части Миннеаполиса смотреть было не на что. Он действительно не знал, с чего начать их разговор.
– Когда-то мы были с тобой друзьями, – сказала Полина, отхлебывая кофе.
За широкими окнами кафе проносились машины.
– Мне кажется, тебе нужен дружеский совет.
Габриель повернулся к ней. Его глаза за стеклами очков в черной оправе были совсем синими.
– Я приехал попросить у тебя прощения.
У Полины округлились глаза. Боясь расплескать кофе, она торопливо опустила чашку на стол:
– Что?
Габриель шумно сглотнул:
– Я всегда относился к тебе не так, как относятся к друзьям, не говоря уже о любимых женщинах. Я был язвительным и эгоистичным. – Он привалился к спинке стула и снова повернул голову к окну. – Я не жду, что ты меня простишь. Но мне хотелось увидеть тебя и сказать, что я сожалею о своем поведении.
Полина безуспешно пыталась оторвать взгляд от его крепко сжатых губ и не могла. Ее буквально трясло от удивления.
Габриель разглядывал поток машин и ждал. Ждал, когда она произнесет хоть слово. Полина молчала. Наконец он решился посмотреть ей в глаза. Глаза были очумелыми. Благовоспитанная Полина сидела с открытым ртом. Почувствовав его взгляд, она закрыла рот.
– Габриель, мы знакомы столько лет, но до сих пор ты никогда не сожалел о своем поведении. Почему вдруг ты заговорил об этом теперь?
Он молча опустил глаза вровень с ее глазами. Лицо его оставалось неподвижным, если не считать подрагивающей жилки на подбородке.
– Это из-за нее, да? – подсказала Полина.
Габриель продолжал молчать. Ему было трудно сидеть рядом с Полиной. Еще труднее – сказать ей, как много значит для него Джулианна, как сильно эта юная женщина изменила его и как он боится, что Джулианна его не простит.
Упрек Полины он принял без возражений. В своем нынешнем состоянии Габриель жаждал осуждения и наказания, поскольку прекрасно осознавал, насколько грешен.
Полина следила за его реакцией, за постоянно меняющимся выражением лица. Чувствовалось, Габриелю очень плохо. Она очень давно не видела его в состоянии такого душевного раздрая.
– Как видишь, я вернулась домой, – тихо продолжала Полина. – Записалась на программу психологической помощи. Хожу на встречи и даже на индивидуальные сеансы. – Она подалась вперед. – Но ты ведь об этом знаешь. Я посылала отчеты секретарше Карсона.
– Да, знаю.
– Она изменила тебя.
– Что?
– Она изменила тебя. Она тебя… приручила.
– Дело не в ней.
– Нет, Габриель, в ней. Сколько мы с тобой знакомы? Сколько мы с тобой были близки? И ты ни разу не попросил у меня прощения ни за что. Даже за…
– Я должен был бы это сделать, – быстро перебил ее Габриель. – Я пытался исправить положение деньгами. Заботой о тебе.
Последние слова заставили его вздрогнуть. Он хорошо, очень хорошо знал типаж мужчин, которые стремятся подобным образом скрыть свою сексуальную неразборчивость.
Полина снова вспомнила о кофе, сделав несколько глотков.
– Да, ты должен был бы это сделать. Но я была дурой и довольствовалась тем, что имела. Я жила в замкнутом круге, не представляя, как оттуда выйти. Честно сказать, и не очень стремилась выходить. Однако вышла. И Бог мне свидетель: больше я туда не вернусь. – Она поджала губы, словно удерживая себя от дальнейших слов. Потом неожиданно заговорила опять: – Все эти годы я боялась, что родители не пустят меня на порог. Захлопнут дверь перед моим носом. Подъехав к их дому, я на всякий случай попросила таксиста обождать, пока я звоню в дверь. – Она уткнулась глазами в стол. – Но мне не понадобилось даже звонить. Пока я в своих сапогах на каблучищах топала по снегу, дверь открылась. Из дома вышла моя мать. Прямо в шлепанцах… – Полина замолчала, боясь расплакаться. Ее глаза уже были полны слез. – Представляешь, Габриель, мать побежала мне навстречу. Подбежав ко мне, она меня обняла. Мы пошли к дому, и я вдруг поняла, что еще много лет назад могла вернуться домой. И меня ждала бы такая же встреча.
– Возвращение блудной дочери, – пробормотал Габриель.
– Да.
– В таком случае ты понимаешь, как сильно я нуждаюсь в твоем прощении.
Полина всматривалась в его глаза. Ни капли фальши.
– Понимаю, – сказала она. – Я только не могу понять, почему вдруг ты приехал просить у меня прощения сейчас.
Габриель снова сел, обхватив чашку с остывшим кофе.
– Ты была мне настоящим другом, – прошептал он. – А я так обращался с тобой.
Полина вытерла глаза.
– И с Майей тоже.
Полина невольно вскрикнула.
В этом они с Габриелем были похожи: само упоминание имени их неродившегося ребенка мгновенно отзывалось всплеском душевной боли. А когда имя произносилось неожиданно, боль была особенно острой.
– Я не могу говорить о ней, – закрыв глаза, тихо сказала Полина.
– Ей сейчас хорошо. Она счастлива.
– Я тебе не верю, – возразила Полина. – Когда человек умирает, это конец. Ты засыпаешь и не просыпаешься.
– Я знаю, о чем говорю.
Эти слова заставили ее открыть глаза. Чувствовалось, Габриель пытался скрыть от нее свое состояние. Но еще никогда он не говорил с такой убежденностью.
– Я знаю, что не имею права просить тебя о чем-либо. Возможно, тебе противно меня видеть. – Он откашлялся. – Но я должен был сказать тебе это, глядя в глаза. Я гадко обращался с тобой. Я вел себя как чудовище. Мне стыдно за прошлое. Пожалуйста, прости меня.
Теперь Полина плакала по-настоящему. Крупные слезы катились по ее безупречно красивому лицу.
– Замолчи, – всхлипывая, потребовала она.
– Полина, мы с тобой зачали нашу дочь. Красивое, удивительное создание. Она покинула нас еще до рождения. Но мы должны жить дальше. Нескончаемое оплакивание нам ничего не даст. Мы лишь понапрасну растратим годы.
– Да как ты смеешь? Ты приехал сюда, желая облегчить свою совесть, и говоришь мне ужасные вещи.
Габриель скрипнул зубами:
– Я приехал не для облегчения своей совести. Я хочу исправить то, что не исправил раньше.
– Мой единственный ребенок мертв. Я лишилась не только ее. Я лишилась возможности иметь детей. Ты и это можешь исправить?
Габриель напрягся:
– Нет.
– Ты ведь никогда меня не любил. Я растратила себя на мужчину, который меня просто терпел, и то потому, что ему было хорошо со мной в постели.
На его подбородке снова задергалась жилка.
– Полина, не принижай своих достоинств. В тебе много качеств, вызывающих восхищение. Ты умна, щедра и обладаешь удивительным чувством юмора.
Она невесело рассмеялась:
– А что толку? Невзирая на весь свой ум, я оказалась полной тупицей, пытаясь тебя изменить. Я потерпела сокрушительное поражение.
– Я уже признал свою вину. Неоднократно.
– Я более или менее успокоилась. Наладила свою жизнь. И вот являешься ты, чтобы снова все вдребезги разбить.
– Я ничего не собирался разбивать.
– Собирался или нет – значения не имеет. – Полина обеими руками вытерла глаза и отодвинулась подальше от Габриеля. – Ты вернешься домой, к своей молоденькой, хорошенькой подружке, способной родить тебе ребенка, если тебе вдруг захочется детей. Вазэктомия – это не навсегда. Ты можешь вернуть себе способность к зачатию. А мне ее не вернет никто и никогда.
Габриель понурил голову:
– Я виноват. Я покалечил тебе жизнь.
Разговора не получилось. Габриель встал, чтобы молча уйти.
– Подожди! – Полина вдруг схватила его за руку. Габриель остановился, приготовившись выслушать новую порцию упреков. – Я… Словом, я встретила мужчину. Он помог мне найти работу на время, пока я занимаюсь диссертацией. Я преподаю английский.
– Рад слышать.
- Предыдущая
- 61/110
- Следующая