Искупление Габриеля - Рейнард Сильвейн - Страница 87
- Предыдущая
- 87/110
- Следующая
– Имеет. Это восстановление справедливости, – обернувшись через плечо, сказал Габриель.
– В свое время мы говорили о том, что милосердие стоит выше справедливости. Еще мы говорили о покаянии и прощении.
– Саймон и Натали – совсем другая история.
– Нет. По сути – та же. Я могла бы потребовать справедливости, но не стану. Как написано в одном из наших любимых романов, «я почтительно возвращаю Богу билет».[33]
Габриель недовольно хмыкнул:
– Искажаешь слова Достоевского ради своих францисканских целей.
Джулия лишь улыбнулась:
– Ты сердишься на меня за мое нежелание их наказать. Но это ударило бы не только по ним. Подумай о матери Саймона. Она всегда по-доброму ко мне относилась. Ее бы это просто убило.
Габриель продолжал рассматривать деревья.
– Помнится, ты сама угрожала обратиться в газету.
– Но я бы лишь рассказала правду. Никаких снимков. И обращение к газетчикам я оставляла на крайний случай, если Натали не прекратит своих нападок.
Габриель сжал руку в кулак и приложил к стеклу. Ему отчаянно хотелось со всей силы ударить по окну.
Он задыхался от чудовищной несправедливости.
Мало того что такой светлый и чистый человек, как Джулианна, оказалась не нужна ни матери, ни отцу, так судьба еще столкнула ее с редкостным и жестоким подонком, который помыкал ею. Где тут справедливость?
А разве справедливо, что Сюзанна Эмерсон довольствовалась крохами внимания, перепадавшими ей от любовника, тогда как весь поток его заботы и любви был направлен на семью?
Или, может быть, справедливо, что Майя не родилась на свет, а Грейс умерла значительно раньше своего времени? Зато такие, как Саймон и Натали, живут.
Наконец, чем провинился ребенок Тома и Дайаны, который родится с поврежденным сердцем?
Нет справедливости во Вселенной. Но что еще горше: когда подворачивается возможность наказать хоть нескольких негодяев, францисканцы вроде Джулии подставляют другую щеку и говорят о милосердии.
Черт, черт, черт!!!
Габриель закрыл глаза.
Она бы подставила ему другую щеку.
И Грейс тоже.
И Майя.
Глубоко вдохнув, Габриель вспомнил свою прошлогоднюю поездку в Ассизи и то, что происходило с ним у гробницы святого Франциска. Там его встретил Бог, но не ради восстановления справедливости, а чтобы даровать ему милосердие.
– Позвони своему дяде.
– Габриель, я…
Габриель открыл глаза, разжал пальцы, но не повернулся к ней.
– Я всего лишь прошу тебя позвонить ему. Скажи все, что считаешь нужным.
Джулианна завернулась в простыню, подошла к мужу и уткнулась ему в спину:
– Ты хочешь защитить меня. Ты хочешь справедливости. За это я и люблю тебя.
– Я и сейчас жалею, что не убил Саймона.
– Убил, – сказала она, прижимаясь к его лопатке.
– А кто тогда собирается жениться? – раздраженно спросил Габриель.
– Ты меня любишь. Ты добр и относишься ко мне с уважением. Чем дольше я с тобой живу, тем сильнее прошлое кажется мне дурным сном. Чтобы убить человека, не обязательно лишать его жизни. Ты убил его память. И за это, Габриель, я говорю тебе спасибо.
Габриель закрыл глаза, захлестнутый мощной волной любви и еще какого-то чувства, которому он не находил названия.
Джулия поцеловала его плечи и отправилась звонить своему дяде.
Глава шестьдесят вторая
Вечером того же дня Джулия и Габриель отправились в гости к Келли, где познакомились с ее мужем Джонатаном и дочерьми Андреа и Мередит. Ехать было не слишком далеко, поскольку Келли тоже жила на Манхэттене.
Семья сестры Габриеля очень тепло приняла Джулию, и под конец визита все общались как старые друзья.
Келли вручила Габриелю отцовские запонки, бейсболку с эмблемой «Бруклин доджерс» (тоже наследие отца) и несколько книг, написанных дедом.
Габриель рассказал ей, что игрушечный паровоз ему действительно принес отец. Это доказывали буквы, нацарапанные детской рукой на днище: «О. Ш.». Они соответствовали тогдашнему имени отца – Отниель Шпигель.
Эмерсоны пригласила семью Келли приехать к ним в Кембридж или в Селинсгроув. Потом заговорили о будущем лете и возможном совместном отдыхе в Хэмптонс. Келли заручилась обещанием Габриеля посетить ближайшее заседание Фонда рабби Бенджамина Шпигеля. Ей очень хотелось познакомить его с другими родственниками по отцовской линии.
В отель они вернулись довольно поздно. Джулия включила ноутбук и уселась проверять электронную почту. На голове у нее красовалась старая шапочка с эмблемой «Доджерс», оказавшаяся слишком маленькой для головы Габриеля, и Джулия не преминула выразить свое изумление на сей счет.
Некоторое время она сосредоточенно смотрела на экран ноутбука, щуря глаза за стеклами очков, потом изрекла:
– Scheisse!
– Чувствую острую необходимость научить тебя ругательствам на других языках, – усмехнулся Габриель, подходя к ней. Он успел снять костюм и надеть гостиничный халат. – Я где-то слышал, что язык фарси обладает богатым набором колоритных ругательств.
– Сомневаюсь, что мне их хватило бы. Ты только полюбуйся!
Габриель тоже надел очки. На черно-белом фото, запечатлевшем церемонию помолвки, он мгновенно узнал Саймона Тэлбота.
– А эта девушка кто? – спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться.
– Слышал про сенатора Хадсона из Северной Каролины? Это его дочь. Старшекурсница в Университете Дюка.
Габриель и Джулия переглянулись.
– Насколько мне известно, семейство Хадсон очень консервативно. Как она… спуталась с Саймоном?
Габриель не скрывал своего презрения.
– Этого я не знаю. Зато могу представить, каково сейчас Натали. Саймон бросил ее ради невесты уровня Жаклин Бувье.[34] Посмотри на лицо этой девушки.
– Кто прислал тебе снимок?
– Рейчел. Увидела в «Филадельфия инквайрер». – Джулия с грустью смотрела на фотографию улыбающейся пары. – Я сочувствую невесте Саймона. Она даже не представляет, во что вляпалась.
– Может, и представляет, но пока не придает этому значения. – Габриель поправил на голове жены бейсболку. – А тебе идет. Вот уж не думал, что ты болельщица «Доджерс».
– Осваиваюсь с твоим бруклинским наследием, – улыбнулась она.
На следующий день Джулия вплотную засела за семинарское задание. Габриель отправился в архив Колумбийского университета, чтобы побольше узнать о своем деде. К вечеру они вместе с Келли и Джонатаном поехали в Квинс, где в доме престарелых жила тетя Сара.
Визит был достаточно кратким. У Джулии и Габриеля хватило времени, чтобы пройтись по городу и магазинам. Они пообедали в «Русской чайной» и вернулись в отель.
Номер был залит мягким светом свечей. Джулия восседала на Габриеле. Ее руки гладили ему грудь.
– Произнеси мое имя, – прошептал он.
Джулия едва не вскрикнула от его сильного толчка и прошептала:
– Габриель.
– Ничто меня так не воспламеняет, как мое имя в твоих устах.
– Габриель, – повторила она. – Как это прекрасно.
Он притянул ее ближе к себе и принялся целовать ее груди.
– Ты меня вдохновляешь, – прошептал Габриель.
– И ты становишься неистовым.
– Конечно становлюсь. Я же занимаюсь фантастическим сексом со своей прекрасной женой.
– У меня такое ощущение, что мы одни во всем мире.
– Пусть будет так, – согласился Габриель, следя за ее движениями вверх-вниз.
– Это благодаря тебе я чувствую себя красавицей.
В ответ он стал облизывать ее соски, пока она не застонала.
– Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя. Пожалуйста, двигайся еще быстрее.
– Я буду счастлива зачать с тобой ребенка, – успела сказать Джулия.
Она вскинула голову, закрыла глаза и через мгновение вздрогнула от мощной волны оргазма. Габриель продолжал толчки, угадывая ее состояние. Потом он стал толкать быстрее, еще быстрее и после последнего, самого мощного толчка кончил сам.
33
«Не Бога я не принимаю, Алеша, я только билет Ему почтительнейше возвращаю». (Ф. Достоевский. Братья Карамазовы, книга 5, глава 4. Разговор Ивана с Алешей.)
34
Невеста, а затем и супруга президента Джона Кеннеди.
- Предыдущая
- 87/110
- Следующая