Серебристая бухта - Мойес Джоджо - Страница 65

• Предыдущая
• 65/85
• Следующая

Я стояла в кухне, девочки возле моих ног щебетали что-то об игре, в которую играли, и свобода, казалось, была так близко, что у меня даже появился металлический привкус во рту.

Когда машина свекрови исчезла из виду, я побежала наверх и схватила таблетки, которые прятала в тайнике в своем гардеробе. Потом я спустилась обратно и, пока девочки смотрели какое-то видео, высыпала содержимое нескольких капсул в бокал, затем налила туда немного вина, хорошо перемешала и попробовала. Вкус лекарства не чувствовался. Потом подлила в бокал еще вина и сломала над ним еще четыре капсулы. Чтобы наверняка. Снова попробовала. Я решила, что, если повезет и запеканка получится достаточно острой, он ничего заметит. Было уже около половины седьмого.

Стивен должен был поесть и крепко заснуть, а до возвращения свекрови оставалось бы еще несколько часов, то есть у меня было достаточно времени, чтобы доехать на машине Стивена до Хитроу и сесть в самолет. По четвергам она играла до одиннадцати, а иногда и до полуночи. При удачном раскладе к моменту ее возвращения Стивен должен был еще спать, а мы должны были уже лететь в Австралию. Это был хороший план. Почти идеальный.

Я услышала, как машина Стивена подъезжает к дому, вздрогнула и попыталась взять себя в руки. Еще никогда в жизни я не хотела, чтобы он вернулся домой раньше, а не позже. Улыбка, которую я надела, была почти такой же искренней, как те, которые я надевала все эти годы.

– Элизабет, – сказал он.

Майк держал меня за руки.

– Все хорошо. – У него были такие добрые глаза. – Все хорошо.

Дыхание мое стало прерывистым, слезы струились по щекам.

– Не могу… – Я затрясла головой. – Не могу…

У меня сжалось горло, я едва могла вздохнуть. Я глотала ртом воздух, и каждый глоток отдавался болью в груди.

Майк обхватил меня за плечи.

– Ты не обязана ничего рассказывать, – прошептал он мне на ухо. – Ты ничего не должна мне рассказывать.

– Летти… я…

И тогда он меня обнял. Он обнимал меня и молчал. Я разрыдалась, а он даже не пошевелился, просто сидел со мной, его лицо прижималось к моему, его кожа впитывала мои слезы.

– Мам?

На пороге комнаты стояла Ханна и смотрела на нас. Она была в ночнушке, волосы спутаны после сна.

Появление Ханны помогло мне удержаться на краю. Я отодвинулась от Майка и вытерла глаза. Моя чудесная дочь, моя прекрасная, испуганная, храбрая, живая девочка.

– Почему ты плачешь? – шепотом спросила она.

Мне хотелось рассказать ей, но я должна была ее защитить. Уже много лет я не говорила при ней о Летти. Я не знала, как много она помнит, и все эти годы старалась защитить ее от воспоминаний о той ночи, потому что то, что я сделала в ту ночь, разрушило нашу жизнь.

– Ханна… – Я потянулась к ней, и слова застряли у меня в горле.

Голос Майка прозвучал спокойно и твердо.

– Летти, – сказал он. – Мы говорили о Летти, Ханна.

Она шагнула к нему, чтобы взять протянутую ей руку, и у меня чуть не разорвалось сердце, но не от боли или воспоминаний о бедной погибшей Летти, а от того, сколько любви было в этом жесте.

Я закрыла рот ладонью и выбежала из комнаты.

После того как мы приехали в Сильвер-Бей, мама не говорила несколько недель. Она просто лежала в кровати как мертвая. Потом она очень надолго пропадала, но не на улице, а в комнате, как будто там была какая-то дыра. Тетя Кэтлин присматривала за мной, кормила и пыталась разузнать у меня, что произошло. Когда я плакала и никак не могла остановиться, она меня обнимала. А когда тетя решила, что меня нельзя оставлять одну, она познакомила меня с Ларой. Тетя вместе с нами пекла печенье, и получалось так, будто мы печем нашу дружбу. Как будто она хотела найти для меня замену Летти.

А когда я спросила, что с мамой и почему она не выходит из комнаты, чтобы побыть со мной, тетя Кей ответила:

– Вы с мамой пережили что-то страшное, Ханна, и она справляется с этим хуже, чем ты. Мы должны дать ей еще немножко времени.

Она дала маме время, потом еще чуть-чуть, а потом, наверное, решила, что уже хватит.

– Нам с твоей мамой надо немного поболтать, – сказала она мне. – Вы с Ларой останетесь здесь, с вами будет Йоши и собачка.

Я не знала, что думать, но они с мамой вышли в море на лодке тети Кей, а когда вернулись, мама была уже не такой печальной. Она спрыгнула с лодки на Китовую пристань, подошла ко мне и обняла. Мне тогда показалось, что она увидела меня в первый раз с момента нашего приезда в Австралию.

– Прости меня, мама, – попросила я и заплакала.

Мама была такая худая, что я чувствовала сквозь рубашку ее ребра. Но голос у нее не изменился.

– Тебе не за что просить прощения, любимая. Ты все сделала правильно. Это я во всем виновата.

Но я знала, что если бы мы с Летти не поссорились тогда при Стивене… Если бы Летти не сказала при нем, что не хочет уезжать на каникулы… Я так сильно по ней скучала. Я не могла поверить в то, что она умерла и ее больше нет.

– Я хочу, чтобы она была с нами, – плакала я.

Я почувствовала, что мама перестала дышать. Она крепко прижала меня к себе и тихо сказала:

– Я тоже, милая, я тоже.

Мама попросила меня ничего не рассказывать. Она стояла тогда в своей комнате и говорила, что это очень-очень важно. Но я так обрадовалась, что мы с мамой и Летти куда-то уедем, сможем все каникулы играть, смеяться и делать все то, что не любила бабушка Вилье, поэтому и не сдержалась.

– Я не должна была ей говорить, – шепотом сказала я.

Мама взяла меня за плечи и посмотрела в глаза. Ее глаза были ярко-ярко-синие, как небо, а ресницы от слез стали похожи на лучики звезд.

– Ты не виновата в смерти сестры, поняла? – Мама говорила строго, как будто даже хотела заставить меня замолчать, но глаза у нее были очень добрые. – Ты ни капли ни в чем не виновата, Ханна. Постарайся забыть обо всем, что тогда случилось.

Через две недели вечером в понедельник, после того как я попила чай, мы устроили панихиду по Летти. В море. Только я, мама, тетя Кэтлин и Милли. Мы вышли на «Измаиле» в самое красивое место в Австралии. Так тетя сказала. Вокруг нас прыгали дельфины, а солнце подсвечивало красным светом плывущие высоко в небе редкие облака. Тетя помолилась за Летти и сказала, что, хоть мы и в другой части света, все равно ясно, где сейчас ее душа. Я все надеялась, что какой-нибудь дельфин подплывет к нам, может, даже выпрыгнет из воды, как будто подавая знак, но, сколько я ни смотрела, ни один так и не подплыл ближе.

Когда мы распаковали вторую сумку, мама нашла хрустальных дельфинов Летти. Видно, она очень бережно их уложила, потому что даже ни один плавничок не откололся. Мама долго-долго держала одного дельфинчика в руке, а потом отдала его мне.

– Сохрани их, – попросила она. – Пусть с ними ничего не случится.

Это был последний раз, когда мы говорили о Летти.

И теперь только одна я все вспоминала. Например, как мы с Летти устраивали походный лагерь в нашей спальне. Или как бегали по саду и брызгали друг в друга из шланга. Я старалась все время держать эти картинки в голове, потому что боялась, что, когда они сотрутся, я уже не смогу вспомнить сестру. У меня на полке есть две фотографии Летти, если бы я не смотрела на них каждый вечер, я бы забыла ее лицо. Я бы забыла, какая у нее была улыбка, когда у нее выпал зуб, как она дотрагивалась до носа, когда сосала большой палец, или тепло, которое я чувствовала, когда она спала со мной в постели.

Но есть вещи, о которых я бы хотела забыть. Например, тот вечер, когда сразу после ухода бабушки Вилье мама обняла нас с Летти и сказала, что теперь все будет по-другому. Помню, как я застала ее, когда она паковала наши вещи, и обрадовалась, что мама не забыла про мою старую фланелевую собачку Спайки, без которой я не могла заснуть. Помню, как она сказала, что мы не должны ничего говорить папе или бабушке, потому что это будет для них сюрприз. Мама думала, что я не смотрю, но я видела, как она унесла сумки в комнату для гостей. Помню, я увидела у нее на руках фиолетовые синяки, очень похожие на синяк, который появился у меня, после того как Стивен разозлился из-за того, что я барабаню пальцами по столу, и так сильно дернул меня со стула, что было даже больно.

• Предыдущая
• 65/85
• Следующая