На что похоже счастье - Смит Дженнифер - Страница 50
- Предыдущая
- 50/59
- Следующая
– Послушай, – начал Грэм, – я с радостью…
– Нет! – резко оборвала его она, но тут же поняла, как это прозвучало. – Но спасибо тебе, – сказала она уже более мягко и печально ему улыбнулась. – И вообще, деньги во всей этой затее были не главное.
– Главное было увидеться с ним, – произнес он, и она кивнула.
– Я всю жизнь представляла себе этот момент, – сказала она. – Вот уж не думала, что все выйдет именно так.
– В самом деле? – притворно поразился Грэм. – Ты никогда не представляла, что обменяешься с ним рукопожатием на пикнике в честь Дня независимости?
Элли рассмеялась, и Грэм, который уже не мог больше терпеть, поднял руку и притянул ее к себе, так что ее голова легла на его плечо и они оба оказались вполоборота повернуты в сторону океана, волнистой голубой лентой бегущего за окнами.
– Думаешь, надо было все-таки попросить у него денег? – спросила она, и Грэм молча покачал головой в ответ, скользнув подбородком по ее волосам. – Или хотя бы сказать ему, кто я такая?
– Момент был неподходящий, – сказал он. – Ты сделала то же самое, что делали все остальные.
– То есть ничего не сделала.
– Начать надо с того, что ты вообще туда поехала, – возразил он. – Это уже кое-что.
– Мне так не кажется, – сказала она и издала хриплый смешок. – А ведь я в самом деле поверила.
– Во что?
– В то, что найду его.
Грэм устремил взгляд за окно. Сквозь кроны деревьев пробивались лучи солнца. Ему снова вспомнилось выражение лица, с которым сенатор посмотрел на свою дочь, его дежурное приветствие и отсутствующая улыбка. Потом он подумал о своем собственном отце, который сейчас, наверное, праздновал День независимости у кого-нибудь в гостях у себя в Калифорнии. Интересно, сложилось бы у них все по-другому, если бы Грэм сейчас готовился к поступлению в колледж, переживая за свои итоговые отметки, вместо того чтобы зубрить тексты ролей? Или то, что произошло, просто неизбежная часть взросления и, вырастая, ты отбрасываешь прочь свою прежнюю жизнь, свое прежнее «я», все то, что надежно привязывало тебя к прошлому?
– Я очень тебе сочувствую, – сказал он вслух, и Элли, прижимавшаяся к его груди, замерла:
– По поводу чего?
– По поводу всего, – сказал он. – И по поводу Гарварда.
– Ничего страшного, – с напускной небрежностью произнесла она. – Не так уж и сильно мне туда хотелось поехать.
– Я уверен, что твоя мама нашла бы способ отправить тебя туда.
– И я тоже уверена, что нашла бы, – согласилась Элли, – но я просто не могу об этом ее просить.
Деревья за окном закончились, и снова стал виден океан, на котором по-прежнему покачивались лодки.
– Тебе повезло, – сказал он. – У тебя классная мама.
– Я уверена, что у тебя мама тоже классная.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что она вырастила такого классного сына, – ответила Элли, и Грэм улыбнулся. – Если, конечно, не считать его склонности бить морды фотографам. И закрыть глаза на тягу к краже лодок.
– Знаешь, – сказал он, – до того как я бросил школу, мои друзья вечно шутили, что если бы выбирали того, кто с наименьшей вероятностью угодит за решетку, то я занял бы первое место. А теперь я меньше чем за сутки чуть было не загремел туда дважды.
– В самом деле? – поддразнила его Элли. – Я бы вы двинула тебя на звание «Всеобщий любимчик», или «Улыбка года», или еще что-нибудь в этом духе.
Он засмеялся:
– А какое звание завоевала бы ты? «Наибольшая вероятность бросить вызов системе путем угона лодки в один прекрасный день»?
Элли на миг задумалась.
– «Наименьшая вероятность запасть на кинозвезду».
– Да, – Грэм притянул ее ближе к себе, – тут бы они просчитались.
Какое-то время они ехали в молчании. Автобус время от времени останавливался, чтобы дать пассажирам сойти. Негромкое урчание мотора убаюкивало, и Грэм почти уже уснул, когда из полудремы его вырвал голос Элли.
– И что теперь? – спросила она.
Грэм не был уверен, к чему именно относился этот вопрос. У него могла быть тысяча различных толкований. «Что мы будем делать, когда вернемся обратно в Хенли?», или «Может, стоит еще раз попробовать с отцом?», или «Что случится, когда через два дня ты уедешь обратно?». А может: «Чем это все обернется?». Или так: «Пусть мы трясемся в автобусе посреди штата Мэн, и хотя сегодня был худший день на свете, а вчера – худший вечер на свете, мы ни за что не согласились бы сейчас очутиться где-нибудь в другом месте, так что нельзя ли сделать так, чтобы эта поездка длилась вечно?»
– Что ты имеешь в виду? – спросил он хрипло, и она подняла голову и с серьезным видом посмотрела на него.
Ее зеленые глаза казались очень большими, а волосы спутались от ветра, и она была такая красивая, что Грэм почувствовал, как сердце у него вдруг стало похоже на надутый воздухом шарик, такой невесомый, что, казалось, вот-вот утянет за собой ввысь всего его целиком.
– Я имею в виду нас с тобой, – пояснила она, и каждое слово прозвучало в ушах Грэма точно удар, потому что ответа он не знал; он не знал, что произойдет, и, хуже того, он не знал, что может ей предложить.
Через два дня он уедет из Хенли. Через две недели закончит съемки в этом фильме. А через три недели в прокат выйдет заключительная часть трилогии. Грэм будет мотаться по всему миру с приклеенной улыбкой на лице и раз за разом повторять, что? именно они хотели сказать своим фильмом: в Лос-Анджелесе, в Токио, в Сиднее, в Лондоне и снова в Лос-Анджелесе. И снова здравствуйте, толпы народу и ночная жизнь, бесконечные ток-шоу и пресс-конференции.
И никаких больше рыбачьих лодок и прогулок по каменистым пляжам.
И никакой больше Элли.
– Я не знаю, – признался он честно, потому что в самом деле не знал этого.
Вопрос казался слишком серьезным для однозначного ответа. Сейчас, сидя с ней рядом, он представить себе не мог, как будет жить без нее. Но в его реальную жизнь она тоже не вписывалась. Такое впечатление, что существовало два отдельных друг от друга Грэма Ларкина, и пусть один из них был более настоящим, более реальным – пусть даже он был более счастливым из них двоих, – второй все равно занимал больше пространства, и никаких перемен в этом отношении не предвиделось.
Грэм беспомощно посмотрел на нее.
– Я не знаю, – повторил он снова, не отваживаясь встретиться с ней взглядом. А когда все-таки отважился, то увидел, что она кивает.
Похоже, его слова ничуть ее не ранили, не оскорбили и даже не удивили. На ее лице застыло какое-то задумчивое, даже выжидательное выражение, и сердце его заныло от сомнений. Она снова кивнула.
– Что ж, пара дней в запасе у нас с тобой все-таки есть, – произнесла она наконец, и теперь настал черед Грэма кивать. – Так что будем делать?
Он улыбнулся:
– Будем бродить босиком по воде.
– Мое любимое занятие.
– Я знаю.
– А еще что?
– Есть мороженое в жаркий день, – произнес он негромко и прикрыл глаза. – Слушать шум волн вдалеке. Гулять по вечерам. Ходить купаться. Читать стихи. Возиться с Бубликом.
Элли потрясенно смотрела на него.
– Это же мое письмо, – сказала она, качая головой. – Как ты все это запомнил?
– Разве это можно было не запомнить?
Теперь она тоже улыбалась.
– Слишком много всего, – произнесла она вслух. – У нас не хватит времени на все сразу.
– Мы что-нибудь придумаем, – пообещал он ей, твердо зная, что так оно и будет.
Но чем ближе они подъезжали к Хенли, тем более острая тоска охватывала Грэма. Каждый раз, когда кто-то сходил с автобуса, он становился все более напряженным, предчувствуя тот миг, когда им самим придется сойти. От сидений исходил запах затхлости, окна были все в соляных разводах; в раскаленном автобусе было жарко как в печке, и, если бы его когда-нибудь спросили о том, как бы он хотел провести Четвертое июля, едва ли все это попало бы в перечень его желаний. И тем не менее при одной мыс ли о том, что скоро им обоим придется вернуться обратно в реальный мир, ему становилось тошно.
- Предыдущая
- 50/59
- Следующая