Великая Скифия - Полупуднев Виталий Максимович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/171
• Следующая

– Пусть они едят свою пищу, таврскому народу не нужно нечистой пищи чужеземцев! – добавил юноша с гордостью.

– Вот они, пути неведомые, – ни к кому не обращаясь, пробурчал келевст, – вчера корабль был для скифов тюрьмою, а сегодня он стал для них складом припасов… Никто не может сказать, что он будет есть и пить завтра!

Агамар Однорукий проявил неожиданное расположение к скифам. Он разрешил им взять на корабле то, что отняли у них греки. Пифодор и Сириец немедля отправились на «Евпаторию» и перерыли все гераклеотские товары, обшарили отсеки и каюты, не миновали и сундука триерарха, откуда родосец вынул вазу с монетами и переложил ее содержимое в кожаный пояс, который предусмотрительно спрятал под хитон. «Чем порадует меня Скифия, – подумал он при этом, – еще неизвестно, а эти деньги всегда выручат меня в трудную минуту».

Усердные слуги, обливаясь потом, натаскали на берег целую кучу цветной рухляди, оружия и посуды, выбирая, что поценнее. Фарзой вначале запротестовал против такого беззастенчивого грабежа, но Марсак резонно возразил ему:

– Напрасно, князь, беспокоишься. Греки – враги наши, тавры – друзья. Значит, добыча общая.

– Гоже ли мне, богатому сколотскому князю, другу Палака, проявлять жадность к тряпкам и черепкам? Не подумают ли тавры, что я нуждаюсь в них?

– Никогда не лишне иметь кое-что про запас. Хуже будет, если ты явишься в Неаполь в потертых шароварах… Тавры же убеждены, что все это добро, которое наши парни перетащили с корабля, твое. Они тоже уважают богатых и знатных.

Такого разъяснения оказалось достаточно, чтобы Фарзой перестал быть щепетильным. К тому же греки первые начали враждебные действия против мирных путешественников и теперь менее всего могли взывать к справедливости.

Для Пифодора происшедшее было сплошным праздником. Бродяга чувствовал себя прекрасно. Вино, сытная еда, новая одежда, а главное, приятная тяжесть на поясе веселили его сердце. Напевая песенку, бывший пират с заботливостью хозяина увязывал узлы «про запас» и вместе с Марсаком отбирал лучший хитон, хламиду поярче, персидскую обувь и оружие для князя. Он лукаво поглядывал на гераклеотов и от всей души радовался их возмущению.

– Вчера отворачивали нос в сторону и держали нас взаперти, а сегодня пусть побесятся от досады!.. Проклятые торгаши!..

Родосец не забыл и освобожденного гребца, которого звали Данзой. Бывшего раба накормили, одели вместо козлиной шкуры в новую одежду. Пифодор говорил ему:

– Работать у хозяина – значит быть его вечным рабом, есть помои и спать на конском навозе. Просить у богатого – все равно что доить камень. Нужно добывать счастье мечом, а для этого необходимо стать пиратом! Когда ты пират – ты свободен, над тобою нет хозяйской палки, за тобою не ходит сборщик податей, ты не должен снимать шапку при встрече с пузатым архонтом, не будешь бояться строгих законов, неурожаев. Ты сам себе хозяин, берешь что надо с бою и имеешь случай дать в морду богачу, когда снимаешь с него пояс, набитый деньгами… Эх!.. Посмотри, вон сидит твой мучитель келевст. Он бил тебя кнутом, кормил одним луком, стараясь положить в карман лишний обол. Пойди, друг мой, ударь его в зубы! А если он посмеет возражать или поднимет на тебя хотя бы один палец, мы убьем его и бросим его тело собакам.

Грек со страстью выхватил кинжал. Это движение горячего южанина не укрылось от пленников. С их стороны послышались сдержанные восклицания, проклятия.

– Нет, эллин, – подумав, отвечал Данзой, – в твоих словах много гнева, но мало разума. Погляди, вон стоит судно, на котором я был рабом. А за этими горами – мой дом, могилы моих отцов, мои алтарь и поле. Я – свободен и возвращаюсь из рабства к своему племени. Это милость богов, зачем осквернять ее ненужным убийством!.. Хотя, не скрою, много раз порывался убить надсмотрщика, когда он хлестал меня бичом.

– Вот и отомсти за себя сейчас!

– Нет, воин, я уже чую запах родного очага и хочу выйти с плугом на свое поле… Пусть келевста судят тавры, он их пленник. А мне его крови не надо. Разве можно отомстить за восемь лет рабства, убив одного из многих, кто бил меня бичом?.. Нет, я не хочу никого убивать!.. Я свободен!.. О, как мне хорошо!

Бывший гребец с радостным смехом поднял руки кверху. На правом предплечье стала хорошо видна татуировка в виде двузубого якоря.

– А что это у тебя? – спросил любопытный родосец.

– Это?

Данзой опустил руки и задумчиво поглядел на татуировку.

– Это, – медленно произнес он, – знак единого и милостивого бога, которого рабы называют Сотер!.. Сотер – не имя бога, а прозвище, оно означает, что он спасет всех несчастных и рабов, но не на земле, а там, на небесах, в далеких эмпиреях! Сотер – спаситель наш!

– После смерти?

– Да, после смерти. Но он может спуститься на землю, приняв вид человека, могучего, прекрасного, справедливого. Тогда он уничтожит горе и рабство, насилие и жестокость. Всем даст одинаковое счастье… Только когда это будет – никто не знает… Но мы, носящие на руке его знак, ждем его… Мне говорил о нем один умный эллинский раб. От этого раба я научился поклоняться Единому.

– Значит, ты в рабстве отрекся от своих племенных богов?

– Нет, не отрекся. Я принесу им жертву, когда возвращусь домой. Но не забуду и единого бога, который помогает рабам. Ибо сам был рабом и едва ли когда забуду, как звенят рабские цепи.

– То, что ты говоришь о едином боге-спасителе, я где-то слыхал. Но мне не нравится такой бог, который обещает блаженство после смерти. А явится ли он на землю, как ты говоришь, неизвестно. Мне больше по душе Геракл, он ничего не обещает, а учит бороться за свое счастье.

– Геракл? – оживился Данзой. – Я тоже чту Геракла!.. Ведь он основал убежища для рабов! Он не презирал людей с мозолистыми руками и сам не гнушался ручного труда! Не сам ли он вычистил конюшни царя Авгия? Он карал сильных и жестоких, убил тирана Диомеда, убил спесивого богача Гериона и обидчика бедных людей обжору Бузириса! Он сам дважды был рабом: первый раз его поработил Аполлон, второй – сам Зевс.

– Но и Аполлон был рабом, но не стал защитником бедных людей.

– Аполлон – другое дело. Это бог господ и хозяев. А Геракл – друг рабов и бедняков с натертыми ладонями. Кто знает, возможно, и Геракл научит людей, как им избавится от несправедливости и достичь хорошей жизни… Мне рассказывали, что где-то на юге рабы подняли оружие на своих хозяев. Они решили вернуть себе свободу мечом. Кто скажет – удалось ли им это?

– На это я отвечу тебе. Рабы много раз пытались перебить своих господ и сжечь их дома, но всегда сами умирали на кольях. Счастье и свобода для всех несчастных и рабов – дело немыслимое, старик. Надо добиваться кое-чего для себя, не думая о других. Тогда и Геракл тебе поможет… Поедем с нами, мы поможем тебе добраться до дому.

– Мой дом в Оргокенах, за горами. Я буду рад следовать за вами.

После обеда таврские юноши снова вооружились и стали в круг под наблюдением Агамара. По его знаку они схватились руками и враз ударили пятками о землю. Разомкнувшись, грянули в щиты и одновременно вскрикнули. Им ответило многократное эхо гор. Получилось внушительно и грозно. Последующие движения были выполнены быстрее, крики стали громче. Воинственная пляска превратилась в подобие хоровода, но без пения песен и участия женщин.

Это был ритуальный групповой танец, от которого «сотрясаются горы и в страхе убегают дикие звери».

Гераклеоты в ужасе внимали завыванию и выкрикам дикарей. Они не понимали неистовых телодвижений и цели всех скачков и жестов тавров, но чуяли недоброе и переглядывались с тоскою.

Ритмом пляски управлял пожилой воин с барабаном. Там-бум, там-бум! – гудела высушенная кожа. Несколько молодых воинов нацепили на себя окровавленные шкуры диких козлов и вошли в круг, подпрыгивая.

Юноши бодались, бегали, искусно подражая повадкам животных. Остальные, не задерживая темпа танца, делали вид, будто убивают козлов, замахивались копьями, звенели тетивами луков.

• Предыдущая
• 19/171
• Следующая