Плющ (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 6

• Предыдущая
• 6/21
• Следующая

Роджер был в моем кабинете. Я спросил его, ушли ли оптовые торговцы, и он махнул рукой в их направлении.

— Отправил одного обратно в Куинс,[27] а другого — в Бруклин, — ответил он. — Воодушевлены. Они продадут по 50 копий книги «Муравьи из ада». Тупицы.

Он закурил.

— Что сказали копы?

Я повторил слова Тиндейла.

— Звучит зловеще, — сказал он. — Дьявольски зловеще.

— На твой взгляд, они подлинны, да?

Он поразмышлял, затем кивнул.

— Подлинны на сто процентов.

— Хорошо.

— Что ты увидел в этом хорошего? Нет ничего хорошего ни в грамме этой истории.

— Я хотел сказать…

— Да, я знаю, что ты хотел сказать.

Он встал, отряхнул по привычке свои брюки и попросил перезвонить ему, если я узнаю что-то новое.

— И никому ни слова.

— Херб пару раз заглянул сюда, — сказал я. — По-моему, он решил, что ты увольняешь меня.

— Неплохая мысль. Если он спросит тебя напрямую…

— Соврать ему.

— Правильно.

— Всегда приятно соврать Хербу Портеру.

Он остановился у двери, собираясь что-то сказать, но в этот момент в комнату зашел, толкая перед собой мусорную корзину с отклоненными рукописями, Ридли, ответственный за почтовые отправления.

— Ты здеся пачти всё утра, мист Адлер. Сабираишся увалнят миста Кентана?

— Убирайся отсюда, Ридли, — сказал Роджер, — и если не перестанешь позорить свою расу этим отвратительным произношением, я уволю тебя.

— Слушаюс! — ответил Ридли и покатил мусорную корзину дальше. — Ужо ушол, ужо ушол!

Роджер взглянул на меня и в отчаянии закатил глаза.

— Как только — так сразу, — повторил он и вышел из моего кабинета.

После обеда начальник полиции Иверсон позвонил мне. Их человек установил, что Детвейлер работает в цветочном доме, который представляет собой аккуратное длинное здание на улице, «идущей под гору» (выражение Иверсона). Его человек зашел туда, купил пару красных роз и вышел оттуда. Его обслужила миссис Тина Барфилд, собственница магазина, согласно документам, которые полиция получила из мэрии. На парне был бейдж с именем Карлос; он принес розы, подрезал их и упаковал букет. Человек Иверсона дал ему лет 25, сказал, что тот темноволос, неплох собой, но полноват. Карлос был очень напряжен и почти не улыбался.

За магазином была расположена невероятно длинная оранжерея. Человек Иверсона сделал замечание по этому поводу, и миссис Барфилд ответила ему, что оранжерея длиной с квартал и ее называют «маленькими джунглями».

Я спросил Иверсона, получил ли он фотографии по телеграфной связи. Он ответил, что еще не получил, но подтвердил, что Детвейлера они обнаружили. Признаюсь, Рут, это принесло мне некоторое облегчение.

Короче, акт третий, сцена первая — интрига сходит на нет, как мы, писатели, любим говорить. Мне позвонил сержант Тиндейл из 31-го полицейского участка и сообщил, что полиция Сентрал-Фолс получила фотографии и Иверсону достаточно было одного взгляда, чтобы приказать доставить Карлоса Детвейлера в участок для допроса. Тиндейл хотел, чтобы я немедленно явился в 31-й участок и написал заявление.

Я должен был принести рукопись «Заражений демонами» и всю переписку с Детвейлером. Я сказал Тиндейлу, что хотел бы перед этим снова поговорить с Иверсоном. На самом деле, я планировал сесть на поезд «Пилигрим» на Пенн-стейшн[28] и…

— Пожалуйста, никому не звоните, — сказал Тиндейл. — И никуда — НИКУДА, слышите, мистер Кентон? — не ходите, пока вы не пришагаете сюда и не напишете заявления.

Этот день приносил одни расстройства, и я был совершенно взвинчен. Мои нервы сдали, и, похоже, я не выдержал.

— Вы говорите со мной как с подозреваемым.

— Нет, — ответил он. — Нет, мистер Кентон.

Пауза.

— На данный момент — нет.

Еще одна пауза.

— Но фотографии он отправил именно вам, я не ошибаюсь?

На мгновение я был так поражен, что только молча открывал и закрывал рот, как рыба. Наконец, я сказал:

— Но я же объяснил это.

— Объяснили. А теперь придите сюда и объясните это в письменном виде, пожалуйста.

И Тиндейл повесил трубку, оставляя меня одновременно с чувством гнева и ощущением нереальности происходящего, но если быть честным, Рут, то по большей части с чувством глубоко поселившегося во мне страха.

Я заглянул в кабинет Роджера, наскоро рассказал ему о происходящем, стараясь оставаться в рамках здравомыслия, и направился к лифту. В этот момент из комнаты, где хранится почтовая корреспонденция, вышел Ридли, который катил свою тележку, на этот раз пустую.

— Нарушыли закон, мист Кентан? — прошептал он хрипло, когда я проходил мимо него. Говорю тебе, Рут, в тот день ничто не улучшало моего душевного спокойствия.

— Нет! — крикнул я так громко, что двое человек, поднимавшихся в вестибюль, обернулись на меня.

— Патаму шта если вы нарушыли, то мой кузэн Эдди — атличный адвакат. Дасэр!

— Ридли, — спросил я, — в каком университете ты учился?

— В Ко’нелле, мист Кентан, и эта была правда класна, — ухмыльнулся Ридли, демонстрируя белоснежные, как клавиши фортепьяно, зубы (и такие же многочисленные, что трудно было поверить, настоящие ли они).

— Если ты учился в Корнелльском университете,[29] — сказал я, — то скажи, ради Бога, почему ты так разговариваешь?

— Как так, мист Кентан?

— Неважно, — ответил я, бросив взгляд на часы. — Всегда приятно подискутировать с тобой на философские темы, Ридли, но у меня назначена встреча, и мне нужно бежать.

— Дасэр! — воскликнул он, вновь сверкая своей неприличной улыбкой. — Но если вам нужон номир маего кузэна Эдди…

Но к тому времени я сбежал от него в вестибюль. Отвязавшись от Ридли, всегда испытываешь облегчение. Наверное, кощунственно так говорить, но лучше бы Роджер уволил его, потому что глядя на эту широченную ухмылку, больше похожую на клавиши фортепьяно, каюсь, я не удивлюсь, если выяснится, что Ридли заключил договор, согласно которому он будет пить кровь белых людей, когда грянет апокалипсис. Конечно же, вместе со своим кузеном Эдди.

Ладно, забудь обо всём этом. Я уже стучу по клавишам пишущей машинки больше полутора часов, и мое письмо начинает превращаться в повесть. Итак… акт третий, сцена вторая.

В полицейский участок я пришел поздно, вновь насквозь промокший: такси на улице не было, а дождь превратился в ливень. Только январский дождь в Нью-Йорке может быть таким холодным (Калифорния с каждым днем выглядит для меня привлекательнее, Рут!)

Тиндейл взглянул на меня, слабо улыбнулся и сказал:

— Полиция Сентрал-Фолса только что отпустила вашего писателя. Не было такси, да? Их никогда не поймаешь во время дождя.

— Они отпустили Детвейлера? — спросил я недоверчиво. — И он не наш писатель. Я от него шарахаюсь, как от чумы.

— Ну, ваш или не ваш, но вся эта история оказалась бурей в стакане воды, — сказал он, предлагая мне чашку кофе, которая, наверное, была самой мерзкой чашкой кофе, которую я когда-либо пил в своей жизни.

Он отвел меня в свободную комнату, это я расценил как акт милосердия с его стороны; у меня возникло, вероятно, параноидальное, но довольно сильное чувство, что люди, находящиеся в помещении для инструктажа в полицейском участке, украдкой поглядывают на преждевременно лысеющего редактора в дурацком твидовом костюме.

Похоже, эта история никогда не закончится. Примерно через 45 минут после того, как фотографии были доставлены по телеграфной связи в Сентрал-Фолс, и примерно через 15 минут после того, как был доставлен сам Детвейлер (не в наручниках, но в сопровождении двух здоровяков в синих костюмах), в участок явился полицейский в штатском, который прорабатывал цветочный дом после моего первого звонка. Всё это время у него были дела в другой части города.

Тиндейл сказал, что они поместили Детвейлера в маленькой комнате для допросов и оставили там одного, чтобы «обработать» его и заставить понервничать. Полицейский в штатском, который подтвердил то обстоятельство, что Детвейлер по-прежнему работает в цветочном доме, разглядывал фотографии сеанса с жертвоприношением в тот момент, когда из своего кабинета вышел начальник полиции Иверсон и направился в комнату для допросов, где был заперт Детвейлер.

• Предыдущая
• 6/21
• Следующая