Похитители грез (ЛП) - Стивотер Мэгги - Страница 19

Ронан выдал ей улыбку.

— Боишься, что загоришься, если войдешь?

— Я отказываюсь участвовать в церемонии, которая не допускает равных духовных привилегий женщинам, — сказала она. Она не встречалась глазами с Ронаном, пока это говорила, хотя она вовсе не смотрела и на Ноа, а тот странно хихикал.

— Вы оба покупаете свои убеждения по одному каталогу? — спросил Ронан.

— Ронан… — начал Деклан.

Ронан подбросил в воздух ключи от машины.

— Я просто уже уходил. — Он позволил Мэттью исполнить братское рукопожатие, которое они придумали четыре года назад, а затем посоветовал Деклану: — Держись подальше от краж со взломами.

В уличных гонках для Ронана Линча все было не так просто, как можно было бы ожидать. Большинство людей повиновались ограничению скорости. Для яростного, агрессивного поведения на дороге большинство водителей были слишком здравомыслящими в плане безопасности, слишком стеснительными, слишком принципиальными или слишком не поддающимися на провокации. Даже те, кто, возможно, раздумывал о гонках в течение нескольких минут на светофоре, как правило, понимали, что их автомобили не предназначены для этого. Гонки на дороге не валялись. Они должны быть выращены.

Вот как Ронан Линч нашел неприятности.

Для начала яркий, цветной автомобиль. Ронан проводил часы своей жизни, будучи единственным черным автомобилем в короткой прямолинейной игре до блеска наполированных автомобилей. Он искал хэтчбеки, купе. И почти никогда кабриолеты. Никто не хочет раскиданные в беспорядке волосы. Это было в списке желаний любого стритрейсера: запчасти на любой вид автомобиля, большая выхлопная труба, сдирающий асфальт обвес, объемный воздухозаборник на капоте, подкопченные фары, пламя, нарисованное на крыльях. На любом автомобиле, у которого имелись крылья. Чем больше они походил на ручки для поднятия машины, тем лучше. Силуэт бритой головы или на бок сдвинутой кепки был обещающим знаком, как локоть, нависший над дверцей. Сильно загорелая рука, подпирающая зеркало, была лучше. Стучащие басы были призывом к битве. Номера считались блатными, если они не говорили ничего типа HOTGURL или LVBUNY. Наклейки на бамперы были фигней, не считая радио колледжа. О, а лошадиные силы не значили ничего. Половину времени лучшие спортивные автомобили управлялись банкирами средних лет, боящимися всего, что находилось под капотом. Ронан обычно тоже сторонился автомобилей с несколькими пассажирскими местами, полагая, что соло-водитель наиболее вероятно разгонит машину до скорости света. Но теперь он знал, что правильные пассажиры могли бы подзадорить обыкновенного, «беззубого» водителя. Ронан ничего не любил больше, чем худого загорелого ребенка, наполовину высунувшегося из шумной большей частью мертвой красной Хонды, полной его друзей.

И так все началось. Нос вздернуть к свету. Встретиться глазами с другими водителями. Отключить кондиционер, чтобы дать машине несколько дополнительных лошадиных сил. Погазовать. Улыбнуться опасности.

Вот так Ронан находил неприятности, за исключением случаев, когда неприятностью был Кавински. Потому что тогда неприятность находила его.

После церкви Ронан и Ноа направлялись в сторону адски богатых домов, где жил Кавински с матерью. У Ронана мелькнула мысль засунуть солнцезащитные очки Кавински из сна в почтовый ящик или прицепить их к дворникам на Митсубиши. Кондиционер в БМВ работал на полную мощь против яростного полуденного пекла. Цикады перекрикивали друг друга. Нигде не было никакой тени.

— Компания, — произнес Ноа.

Кавински вырулил около БМВ на перекрестке. Над ними светофор загорелся зеленым, но улица позади была пуста, и ни один не тронулся с места. Ладони Ронана внезапно вспотели. Кавински опустил окно. Ронан сделал то же самое.

— Гомик, — сказал Кавински, нажимая на педаль газа. Митсубиши взревела и немного задрожала. Это была славная и жуткая часть процесса.

— Русский, — ответил Ронан. Он тоже вдавил педаль. БМВ зарычала немного тише.

— Здорово, давай не доводить это до крайности.

Открыв центральную консоль, Ронан вынул очки, которые нагрезил накануне ночью. Он бросил их через открытое окно на пассажирское сидение Кавински.

Светофор стал желтым, а затем красным. Кавински поднял очки и изучал их. Он сдвинул свои очки на нос и стал изучать внимательнее. Ронан с удовлетворением отметил, как близка была новая пара к оригиналу. Единственное, что получилось неверно, это оттенок, ставший немного темнее. Несомненно, Кавински, мастер подделок, должен их оценить.

Наконец, Кавински перевел пристальный взгляд на Ронана. Улыбка была лукавой. Довольной, что Ронан распознал игру.

— Неплохо, Линч. Где ты их нашел?

Ронан тонко улыбнулся. И выключил кондиционер.

— Вот так это будет? Сложно достать?

Напротив свет стал желтым.

— Да, — сказал Ронан.

Светофор над ними загорелся зеленым. Без какой-либо подготовки обе машины сорвались с места. За две секунды Митсубиши вырвалась вперед, но затем Кавински переключил передачи с третьей на четвертую.

А Ронан нет.

Он газовал.

Как только Ронан завернул за угол, Кавински дважды посигналил и показал грубый жест. Тогда Ронан скрылся с поля зрения и ускорился по направлению к Фабрике Монмаут.

В зеркале заднего вида он позволил себе малейшую улыбку.

Так вот как это, чувствовать себя счастливым.

Блу очень нравилось, когда парни находились у неё дома. Их присутствие в её доме было приемлемым по разным причинам. Самая простейшая заключалась в том, что Блу порой надоедало быть стопроцентной неясновидящей персоной на Фокс Вей 300 — за эти дни все чаще и чаще — и это процентное содержание значительно повышалось, когда мальчики уходили. Вторая причина была в том, что Блу видела парней, особенно Ричарда Кэмпбэлла Гэнси III, в совершенно другом свете, когда они были у неё. Не самоуверенным, с глянцевой обложки журнала, как она его впервые встретила, на Фокс Вей 300 Гэнси был самоуничижительным зрителем, одновременно нетерпеливым и неподходящим для всех экстрасенсорных искусств. Он был привилегированным туристом в стране с первобытным строем: чрезмерно любопытный, неосознанно оскорбительный, абсолютно неспособный выжить, если предоставить его самому себе.

А третья причина была в том, что это предлагало постоянство. У Блу были знакомые в школе, люди ей нравились. Но они были не навсегда. В то время, как она была дружелюбна по отношению к большему количеству из них, не было никого, с кем бы ей хотелось связать себя на всю жизнь. И она знала, что это её вина. Она никогда не была особенно хороша в заведении случайных друзей. Для Блу существовала семья, которая на Фокс Вей никогда не была в кровном родстве, а потом уже все остальные.

Когда парни приходили к ней домой, они переставали быть всеми остальными.

В данный момент Адам с Гэнси находились в узких недрах дома. Дом стоял нараспашку, обещая солнечный день, который вторгался через каждое окно. Без какого-либо обсуждения Гэнси с Блу решили, что сегодняшний день — день исследований, как только появится Ронан.

Гэнси сидел за кухонным столом в агрессивно-зеленой рубашке-поло. В его левой руке была стеклянная бутылка со странным кофейным напитком, которую он принес с собой. Правой рукой он держал один из целебных чаев Моры. Вот уже несколько месяцев мать Блу работала над линией целебных чаев, чтобы увеличить свои доходы. Блу рано заучила, что целебный не означает вкусный, и очень громогласно удалила себя из тестовой группы.

Гэнси был осведомлен хуже, поэтому принял то, что было предложено.

— Не думаю, что могу дольше ждать. Но я хотел бы свести риск к минимуму, — сказал он, когда Блу рылась в холодильнике. Кто-то заполнил целую полку отвратительными магазинными пудингами. — Не думаю, что у нас когда-нибудь выйдет сделать это безопасно, но наверняка существует более осторожный способ.

На мгновение Блу подумала, что он говорит о процессе распития одного из чаев Моры. А потом она поняла, что он говорит об Энергетическом пузыре. Блу нравилось это настолько, что трудно было держать в себе. Она всегда любила большое буковое дерево в своем дворе и дубы, которые выстроились вдоль Фокс Вей, и лес в целом, но ничто не подготовило её к деревьям в Энергетическом пузыре. Древним, переплетенным и чувствующим. И… они знали её имя.