Моя душа состоялась. Дневник Алены - Полюшкина Елена Викторовна - Страница 88

• Предыдущая
• 88/134
• Следующая

Я – как опустевшая Вселенная. Ничего не хочется. Дело не во времени и не в месте действия. А во мне. Я была бы такой в любых обстоятельствах. Но наложилась горечь момента, и я чувствую в себе все противоречия трагической нашей эпохи.

Мне всегда будет трудно с собой. Но я талантливая личность. Талант не может быть однобоким. Поэтому я считаю, что могу состояться и в другой сфере. Слишком много продумала и прочувствовала. Нужен выплеск. Литературы уже мало.

Выдохлась. Пытка. Тюрьма. Конечно, все познается в сравнении, но я на данный момент кончилась. Даст Бог, переживу этот тягостный год становления. Я-то уже, было, думала, что сформировалась как личность, все важнейшие вопросы для себя решила и разобралась со своим призванием. Нет, еще и еще нагромождение невыно-симостей. И вроде бы неоткуда им браться. Благополучно все, но их так много. Я заплутала, и обратной дороги уже нет. Снова все ставлю на карту. Только ставки во много раз возросли. Думала раньше: московский вуз – вот все, что мне нужно, главное – быть в Москве, в тонкости не вникала. Сейчас же запросы переросли мои мысли и чувства. И изводят тщеславием и гордыней. Но тут же страх и сомнения примостились сбоку. И вся эта разношерстная компания улюлюкает, кривляется, не отстает, где бы я ни была, они тут как тут. Неразлучная чертова свора. Очень медленно, но уходят жизненные силы, и я затухаю. Огонек в глазах погас, задор в речах, внутренний пламень ослаб. Тлеют уголечки. Бесконечная усталость сковала члены. Она не физическая. Это душа сбрасывает бремя внешних условностей. Задыхаюсь. Все весеннее великолепие Москвы не для меня. Я настолько отравлена ненужной бездарной мутью и тоской, что мне кажется, представляю опасность для общества, от меня исходит это катастрофическое осознание никчемности всего живущего…

Нет, почему же, я держусь, улыбаюсь, разговариваю, думаю, поддерживаю жизненные функции организма – вот как это называется.

Отпустите меня на свободу. Но ведь никто меня и не держит, кроме собственных комплексов. Никто?

28.04. Москва. Апрель. Солнце. Мой любимый центральный скверик. Съела шоколадку. Вокруг шумы дневной столицы. Лопнули почки, и уже проклюнулись крошечные листики. Ветер слегка обдувает. Растворяюсь в моменте. Жизнь продолжается? Куда же ей деваться. Искусственно возродить былые впечатления и самочувствие невозможно. А нового ничего не возникает. Осознаю причастность к московскому бытию. Я здесь своя. Чего же мне еще надо? Не быть одинокой? Уверена, этого мало.

Славы? Тоже. Вечно мучаю себя. Зачем? Боюсь смирения, боюсь, что предполагаемый масштаб не соответствует действительности. И что даже будучи полностью уверенной в себе, не получу поддержки современников, их отклика.

Не бойся, все придет.

Иногда кажется – участвую в уже написанной пьесе. Разыгрываю жизнь. Постановка предопределена, высвечены основные коллизии, расставлены акценты, персонажи заранее известны и их взаимоотношения тоже. Идет театральное действо, где я – главное действующее лицо. И я принимаю правила игры, предугадывая ходы. И конец, как в сказке. Переболев, переборов многие и многие трудности, героиня добивается поставленных целей. И все получается. Это данность. И от меня ничего не зависит. Все раз и навсегда решено. И иногда так ясно, так жизненно я понимаю это. Движется жизнь в необратимость. У меня все должно получиться.

29.04. Вчера, просматривая репертуары театров, обнаружила, что будет «Лысый брюнет», и рванула в центр. Администратор входной билет не выписывал, но меня выручил какой-то полубогемно-полупопсово выглядевший человек. Нет, скорее ближе к рокерам. Он провел меня через служебный вход, и я спокойно сидела в 12 ряду и смотрела спектакль. Публика была своеобразная. Поклонники Мамонова, околотеатральная пошловатая публика, молодые особы в коротких юбках и с самомнением, жаждущие приобщиться к «блестящему» миру элиты, не имеющие вообще-то отношения к театру и искусству, но уверенные в безупречности своих ножек и мордашек Забавно и поучительно было наблюдать эту разномастную смесь большей частью кичевых замашек и претензий. Сам спектакль целиком держится на Мамонове, все вертится вокруг него: декор пьесы, атмосфера. Он – центр представления. И притягивающий. За ним интересно следить. Пьеса, пожалуй, слабовата, вторична. Не выразительна, но с претензией на новизну мышления. Но нарочитый ее авангардизм вымучен и тяжеловат. Как литературный текст она вряд ли самоценна. Хотя временами встречались потрясающие по силе фразы, реплики. Говорить о целостности произведения, когда дело касается сюрной вещи, бессмысленно. Фрагментарность – стиль этого спектакля. Яркие зафиксированные позы. Неестественные, нездешние гримасы, сменяющие друг друга быстро мелькающие кадры. Впечатляет и оставляет равнодушным. Это увлекает на миг. Прелесть этого спектакля в постоянном движении мига и осознании этого движения. Маска оживает. Маска молчит. Миг осязаем, вещественен. Он оживает в игре и из единицы времени превращается в субъект действительности. И невольно подпадаешь под гипноз его движений. Ритм пауз, динамика пауз. Лицо Медузы, неуловимость происходящих метаморфоз. То ли это показалось. Уловить, остановить этот танец мимических линий трудно. И от этого ощущение неподвижности времени в спектакле. Оно так стремительно порывается за пределы сцены и зала, что утрачивает свою будничную сущность и воспринимается мгновением неподвижности, уместившимся в полтора часа театрального действа.

М. талантлива. Вчера давала читать свой рассказик. Даже не рассказик. Это вне жанра, близко к тому, что делаю я, наброски самочувствий, оформленные в выдуманные события. Через действия, происходящие с кем-то, передать собственный душевный склад и мысли. Но то, что я делаю – нечто совсем иное по своей природе. Интенсивность чувства другая. Потенциал творческой энергии. Но до чего я ленива. Мы вчера втроем с М. и В. часа полтора проболтали в нашей «театралке». О смысле творчества, смерти и жизни, бесконечности, сомнениях и внутренней уверенности. Казалось, коснулись всех важных вопросов, говорю это полушутя. Вот за такое общение я люблю универ. Но к театрально-кинематографическому миру хочу быть много ближе. Хочу по ту сторону баррикад. Критики же всегда по эту сторону рампы.

Пресловутое отстранение, о котором твердит Г., для них – все. А живое творчество – удел немногих, которые умеют делать его частью души. Я должна быть среди них. Мое место там, я чувствую свои силы.

Вот-вот мне должно что-то открыться. Такое чувство, что все уже предрешено и всем вокруг известна разгадка. Одна я в неведении. И загадки-то собственно нет, все это выдает мое больное сознание. И близка, близка развязка этой пьесы. Ответ прост до смеха. Но пока я не знаю его. Интуиция подсказывает крах комплексов, а сердце боится.

У М. имидж благополучной, уверенной в своих силах девушки. И жизнь у нее такая и будет. Диктует она. Могут быть и дурные периоды, о которых она вчера говорила, но в целом жизненная магистраль ровна.

По большому счету я в себе уверена. Но я хрупкая и быть все время сильной устаю. Я должна доказать свое право на свое место. И я не должна ничего никому доказывать, потому что судьбу не доказывают, она приходит сама и распоряжается. С ней надо уметь не поссориться, поладить, перевести отношения в ранг приятельски-легких. Это самое сложное в жизни. Совпадать.

30.04. Чем лучше выгляжу, тем хуже на душе. Не учусь. Состояние безнадежности. Отвращение ко всему, связанному с критикой. Хоть люблю всех наших, привыкла, но все равно уйду.

Жизнь перестала быть ожиданием и стала жизнью.

Во внутренней жизни перемен множество, а во внешней все то же. И это невыносимо.

А Москву люблю так же страстно. Обожаю. Город рассыпавшихся жемчужин. Никто их не может собрать. И в этой тайне – вся прелесть.

• Предыдущая
• 88/134
• Следующая