Моя душа состоялась. Дневник Алены - Полюшкина Елена Викторовна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/134
• Следующая

14.01. Я никак не могу его забыть. Как ни пытаюсь себя заставить – бесполезно. Генри, я так хочу тебя видеть, так хочу, чтобы ты вспоминал меня. Вспомни меня, пойми, как мне здесь одиноко и гадко. Люби меня. Твоя память поможет мне выдержать эту невозможную жизнь. То, что у нас сейчас происходит – невыносимо, невозможно втиснуть ни в какие рамки. На грани понимания. А скорее, уже давно за гранью. Силы небесные, не оставьте нашу страну, терзаемую злополучия-ми. К черту политику.

Я хочу любить и быть любимой, хочу писать стихи, заниматься литературной деятельностью, и никакой политики.

Я хочу элементарного. Жить в нормальных условиях, хорошо питаться, иметь нормальные условия для работы и отдыха. Это так мало. Но я не хочу, чтобы с этими сторонами жизни возникали бы какие-то проблемы. Ко всем чертям все политики всех государств.

Сейчас пишу только стихи. Не исключаю, что в будущем пойдет проза – драмы, рассказы, статьи.

14.01. День святого Валентина. В этот день надо непременно сказать кому-то: я тебя люблю. А мне кому говорить? Некому? Ну почему? Очень даже есть кому. Сейчас так смешно. Люблю двоих. Хотя у меня такое уже бывало. Но сейчас, пожалуй, особенно остро, и я разрываюсь между ними и одновременно обогащаюсь своим чувством. И самое глупое: один – далеко, через многие километры и страны, расстояния не только земные. Не только не докричаться. Расстояние – пропасть. Другой – здесь, рядом, совсем под боком, в моем городе, стоит сесть на автобус – 20 минут – у его дома, еще 5 – дверь, мгновение – вижу его лицо. Но… который из них сейчас дальше от меня? Может даже, второй. Обоих люблю. И не делю свою любовь на половинки, а полностью – каждому. Глупо звучит? Ну что со мной сделать? Тем не менее, сказать: я тебя люблю – сегодня некому. И я смею верить, что все-таки все зависит от меня. Я в это верю. И жду случайности, как последняя дура. Жду той минуты, когда волею судьбы столкнусь с ним, и увидим в глазах друг друга все, что хотели, и никакие слова не нужны. Жду, когда, посмотрев в меня, поймет наконец-то: вот твое настоящее и навсегда. Не обманывай себя – это судьба. Это однажды. Да, он это все знает прекрасно. Только это пока на втором плане. Он это гонит от себя, даже избегает видеть меня и думать. Стоит увидеть – опять беспокой, и опять, пугаясь чего-то сильного и необъятного, отступает, бежит, ищет чего-то чужого, грубого, защиты, причиняя себе и мне много боли. Я не могу обижаться, я понимаю: просто не хватает силы открыться навстречу сердцу. Просто, в конечном итоге, в этом дуэте диктую я. Зависит от меня многое. Я веду игру в этом раскладе. И ты это подсознательно чувствуешь, но не можешь это осмыслить, и неприятно тебе от этих мыслей, и не любишь ты прихода их в свою душу, потому как в глубине ее все это ясно до элементарного. Зеркальце. И там ты готов с головой провалиться в это чувство. Но ты прячешь ото всех и, самое главное, от себя это свое самое ценное, главное. Твой рассудок протестует. Ты хочешь быть крутым, важным и донжу-анистым. Ты сам хочешь диктовать условия и быть главным. Но мы с тобою в самом нашем дорогом, в самой глубине, по сущности – бесконечно близки. Бешеные,

сумасшедшие, нервные и бесконечно нежные. Любовь – главное в структуре наших судеб. Любовью мы живем, дышим, это – образ жизни. Сколько хочешь беги от этого – бесполезно. И когда-нибудь ты это поймешь. Обязательно. Только не очень бы поздно было. Я хочу тебя сейчас. Всего. Хочу видеть твои глаза, жить ими. Открой глаза, пойми, я – твоя судьба. Она – единственная. Другой не будет никогда. Это случайность, счастье, восторг, что жизнь подарила такую возможность. Не все, предназначенные друг для друга, на нашей огромной планете встречаются. Не всем это дано. Нам подарили эту возможность. Торопись, любимый. Еще, возможно, считанные месяцы, и все будет невыносимо поздно. Я боюсь этого. Если я встречу человека, любящего меня, и который даст мне возможность выбраться из этого города, из этой страны – я не буду этим брезговать. Но понимаешь, любить я все равно буду только тебя. Так торопись же. Сделай обоих нас счастливыми, хотя бы на некоторое время. Потому что долго вместе быть мы не сможем, это я прекрасно понимаю. Но я люблю тебя. Это судьба. Это на целую жизнь. Ты пойми это.

Я здесь, и мне не все равно.

Жду.

26.01. Писать в «ч» тональности. Власть вечерних звуков и красок. Сумеречное забытье. Ускользание всех предметов, чувств и понятий. Ч – буква поздняя, буква сумеречная и зыбкая. Она провозглашает и звучность тоже, только не звенящую, как в дребезгах утра, а приглушенную мягким светом синих оттенков.

5.02.

Это все после «Искупления» Ф. Горенштейна. Я не ожидала, что впечатления выплеснутся таким образом. Немного неожиданно, ново и даже страшновато. У меня толпа новых ощущений, чувств, мыслей. Я сейчас в каком-то сомнамбулическом состоянии. Только небо так же волнует и выпивает. Оно всегда имеет надо мной власть. Только сейчас к этому чувству примешалась какая-то необычная, радостная новизна. Восторг до покалывания в сердце. Когда, кажется, твои пальцы покоятся на краешке облака, и медленное колыхание нежит все существо. Небо просто убивает меня своей невинностью. И где-то глубоко рыдания сотрясают, потому что эту беззащитность потеряли уже люди. А в этой беззащитности великая сила, власть большая, огромная, как само небо. И неустойчиво движущиеся облака закрывают от людей их забытые отражения.

8.02. Владимир Максимов. «Заглянуть в бездну». Когда читаешь эту вещь, нельзя не наслаждаться авторским слогом, литературными образами. Удивительно написано. Сколько еще существует таких произведений, таких авторов, которые были скрыты, запрещены нам и отторгнуты от нашей культуры. Жестоко и бессмысленно. Этот отрывок из романа для меня интересен, прежде всего, представлением нам образа Колчака, да и всего «белого движения». Это раскрывается по-новому, по-удивительному. После пресных описаний Красных Гвардий, большевиков и комсомольцев, после многочисленных перепевов затертых уже лозунгов и не трогающих сердце высокопарных призывов – этот язык, эта свежая обстановка романа невольно притягивает. Начинаешь совсем по-другому видеть и понимать этого человека. Не столько сочувствуешь его трагедии, сколько восхищаешься силой духа, этой удивительной интеллигентности, великодушием, с первого взгляды выглядевшими немного странными для новоявленного правителя России. Я не хочу сказать, что Колчак изображен «розовым героем». Вся притягательность его личности как раз в его непохожести. Неоднородности, многообразии его чувств. Он человек в чем-то очень противоречивый. И в этом сила его характера. Он вызывает уважение и симпатию.

• Предыдущая
• 9/134
• Следующая