Чудесные каникулы - Ставская Ирина Федоровна - Страница 8

• Предыдущая
• 8/33
• Следующая

— Миликэ-э-э!

И эхо отвечало ей с другого берега Днестра, из садов:

— …икэ-э-э!

— Тине-е-ел! — звала мама с отчаянием.

И эхо снова отвечало:

— …е-ел!

Через несколько мгновений они стояли перед мамой: рубашки и штаны изодраны, колени в ссадинах, руки в царапинах, оба грязные, потные, взлохмаченные…

Только что, когда мама была напугана их длительным отсутствием, у нее было одно жгучее желание — увидеть их. Она очень тревожилась: не случилось ли с ними что-нибудь? Может, свалились где-то со скалы на берегу? Почему так долго не возвращаются? Где блуждают? Почему не откликаются?

Но едва увидела их, целых и невредимых, — успокоилась. Посмотрела на них пристально.

Мальчишки опустили глаза.

— Хороши! — сказала мама, смерив их с головы до ног долгим, полным горечи взглядом.

И принялась ругать, рассерженная не на шутку.

— Значит, вот вы как! Принесли мне хворосту!

— Мы принесли, — пробормотал Миликэ.

— Очень много! На растопку только и хватило, а не для того, чтобы приготовить обед.

Мама не могла их простить.

— Отныне ни шагу без моего разрешения. Все утро промучилась, собирала хворост. Воду принеси, обед сготовь — все сама! Для того я поступила сюда на все лето на работу, чтобы нервничать из-за вас? Вон в каком виде явились! Для этого я вас сюда привезла? — спрашивала их мама, расставляя на столе тарелки.

Мальчишки стояли рядом, не решаясь вымолвить слово. Миликэ царапал ногтем скамью, Тинел с интересом поглядывал на плиту: он здорово проголодался.

— Идите умойтесь и переоденьтесь, чтобы Теофил Спиридонович не застал вас такими растрепами… и в этой рвани. Стыд и позор!

Тинел и Миликэ кинулись умываться.

Спустя несколько минут они появились в одних трусиках.

— Не нужна нам одежда. Будем так ходить.

— Давно бы так.

— С утра было прохладно, — заметил Миликэ.

— Вы и пропали с самого утра! — ответила мама, и Миликэ больше не проронил ни слова.

— С минуты на минуту могут прийти. Неси, Миликэ, скорее хлеб.

Мама нарезала хлеб, а из-за деревьев, на тропинке, по которой утром археологи ушли на раскопки, раздались оживленные голоса и смех…

«…И приплыла с низовьев Днестра, рассекая волны, зеленая лодка, словно лист с ковра, а в лодке сидели два брата, два богатыря, сильные и смелые, не имеющие себе равных на целом свете. Они гребли и пели… Нет, не пели — их мог услышать лесной дракон. А они пришли сюда для того, чтобы одолеть дракона, наводящего на всех ужас в этих местах…» — еле слышно шептал Тинел.

С закрытыми глазами, ежась под полосатым одеялом на раскладушке, мальчик шептал сказку…

Все были еще на ногах, а его и Миликэ отправили спать, потому что они — малы еще. И по старой привычке Тинел, прежде чем уснуть, принялся придумывать себе сказку. Когда он был совсем маленький, мама рассказывала ему сказки, потом Лина читала из книг… Однажды вечером сестра заявила:

— Спи так. Уже большой. Сойдет и без сказки…

И он стал сам придумывать себе сказки.

«…Два богатыря направили лодку к берегу, выпрыгнули из нее, привязали к раките и вошли в лес. Шли, а перед ними склонялись ландыши, кусты шиповника и дубы и спрашивали их:

— Кто вы и откуда прибыли в наши края?

А они отвечали:

— Мы два богатыря.

— И вам не страшно, что можете здесь пропасть? В черной пещере, в глубине леса, живет дракон и всех мучает. Он топчет ногами цветы, вырывает с корнем деревья, людей берет в рабство.

— Мы для того и пришли сюда, чтобы его одолеть.

И кланялись им в пояс цветы и кусты, и деревья…

Нашли храбрецы пещеру. Слышно было, как в ее глубине дышит уснувший дракон.

— Кто войдет первый? — спросил младший брат.

— Я, — ответил другой.

— Почему ты?

— Потому что я старше!

— Только на два года! А по силе мы равны! — отрезал младший.

— Я старше! — настоял другой.

— Бросим жребий! — предложил младший…»

До Тинела донесся голос Теофила Спиридоновича:

— Валентина, тебе не кажется, что твои ребята не спят? Вроде слышу их разговор…

Мама вошла в палатку, прислушалась. Вышла.

— Тебе показалось. Спят.

Миликэ и вправду уснул. Но Тинел только притворился спящим. Ему еще предстояло идти на дракона.

Но вдруг он зевнул, почувствовал, что веки слипаются, и прошептал:

— Ладно, завтра я тебя одолею…

И уснул.

Валентина Александровна, то есть мама, и Теофил Спиридонович дружили с детства. Когда-то жили забор в забор, учились вместе в школе, даже на одной парте сидели. Потом Теофил Спиридонович закончил институт и стал археологом, а мама — бухгалтером на одном заводе в Кишиневе. Но они остались друзьями навсегда.

Часто мама рассказывала детям о разных случаях из своего детства и школьных лет, и в каждом воспоминании присутствовал Теофил Спиридонович, в те времена просто Филикэ, сорванец почище, чем Миликэ и Тинел, вместе взятые.

Ребята любили Теофила Спиридоновича. Потому что чувствовали — и по его улыбке, и по шутливому взгляду, — что в душе его еще живет тот мальчишка, о котором рассказывала мама.

Однажды вечером, когда Теофил Спиридонович пришел к их родителям и предложил маме, как сказал он, «высокий пост повара в археологической экспедиции» с правом взять с собой детей, оба в один голос крикнули «ура».

А мама, смеясь, сказала:

— Гениальная мысль. Я как раз все думала, как бы отдохнуть вместе с детьми. Не хочется ехать в санаторий, а их оставлять без присмотра.

— Хотя это тебе не помешало бы, — вмешался папа.

— И так весь год не вижу детей. Я на работе, они в школе. Даже поговорить некогда с ними. Хоть теперь буду видеть их целый день, а вечером отдохнем вместе. Принимаю предложение.

До отъезда оставалось еще несколько дней, и Лина стала лихорадочно готовиться. Брала книги для чтения у друзей и из библиотек, — что еще делать на отдыхе, если не читать?

Мама только улыбалась, а папа изредка говорил:

— Дай бог!

Миликэ и Тинел думали, что отъезда ждать — не дождаться, но оставшиеся несколько дней пролетели быстро…

И вот они сидят в машине, асфальт струится под колесами, а навстречу им уже наплывает оргеевский лес.

Вдруг Тинел увидел на опушке леса медведя. В следующее мгновение он понял, что медведь каменный.

— Миликэ на прогулке, — заметил Тинел с притворным безразличием и попал в точку: Миликэ рос коренастым круглолицым крепышом.

Брат обиделся, но постарался не выдать обиды, только подумал: «Если встретится каменный дикий кабан, я скажу: «Тинел на прогулке».

Кабана не было, среди зелени возник олень с ветвистыми рогами, — он величественно смотрел на машины, сновавшие по шоссе. Миликэ притворился, что не заметил его. Не сравнивать же ему Тинела с эдаким красавцем! Не дождется!

Дорога была очень красивая — из-за каждого поворота открывался новый, неожиданный вид. Но вот ребята оказались на берегу Днестра…

Солнце давно взошло, но еще не вынырнуло из-за леса. Чувствовалось, как оно медленно и упрямо поднимается с ветки на ветку, вот-вот вскарабкается на косматую гриву — бросит с ее высоты свой обжигающий луч на спрятанный в зеленой прохладной долине лагерь.

Мальчики толкались в очереди у умывальника.

Лина помогала маме: подкладывала хворост в плиту.

Теофил Спиридонович, сидя перед своей палаткой на чурбане, приводил в порядок бумаги, делал какие-то записи.

Не замеченная и не увиденная никем, возле плиты появилась Аникуца, держа в руке голубой бидон.

— Доброе утро! — раздался ее тоненький голос. — Я принесла вам молока, Валентина Александровна!

— Вот спасибо, хлопотунья!

Мама, переливая молоко из бидона в кастрюлю, велела мальчикам:

— Бегите к колодцу, принесите свежей воды для чая. Только быстренько!

Мальчишки уже схватили ведро.

• Предыдущая
• 8/33
• Следующая