Эмпириомонизм - Богданов Александр Александрович - Страница 120

Непрерывность опыта — это именно то, чего должен добиться эмпириомонизм. Если в нашей концепции человеческий опыт оказывается не непрерывным и в нем есть перерывы[261], то нам не удалось истолковать его монистически, и, для того чтобы добиться этого, имеющиеся перерывы (разрывы) должны быть ликвидированы, то есть объяснены на единой монистической основе. Богданов и решает эту задачу, подробно показывая, что пропасть, которая якобы разделяет «дух» и «материю», на самом деле не существует. Это вытекает из того, что, «как показал новейший позитивизм, существует тождество элементов, на которые разлагается содержание обеих этих областей опыта». В результате этого перерыв сводится «к двум принципиально различным типам связи элементов — физическому и психическому». Проведенный Богдановым анализ, основные результаты которого мы только что изложили, привел его к выводу о том, что «эти два типа связи различаются вовсе не принципиально, что это две последовательные фазы организации опыта: психическое есть опыт, организованный индивидуально, физическое — организованный социально. Второй тип является одним из результатов развития первого» (с. 3-36, 107).

Вторым основным перерывом (разрывом) человеческого опыта Богданов считает «перерыв между „сознанием“ и „физиологией“ в сфере жизни». Этот перерыв является частным случаем первого, но он имеет «особенное значение и ощущается с особенной остротой именно потому, что проходит через самую близкую нам область реального, и потому, что вынуждает в одном понятии „жизни“ объединять, по-видимому, абсолютно различные по характеру и содержанию группы явлений» (с. 107).

Под «сознанием» Богданов понимает непосредственный психический опыт, элементарными единицами которого он считает переживания (психические переживания). К переживаниям относятся восприятия, представления, волевые акты и т. п. Переживания — одно из основных понятий концептуальной системы эмпириомонизма. Как психические явления, они органически связаны с деятельностью физиологической системы. Для того чтобы монистически объединить психические переживания и акты физиологической деятельности, Богданов показывает, что между первыми и вторыми существует причинная связь: область «физиологических процессов» является отражением — в социально организованном опыте живых существ — «непосредственных переживаний» (с. 107 и др.). «Этот вывод, — подчеркивает Богданов, — неразрывно связан с представлением о строгом параллелизме обоих рядов явлений и об одинаковой применимости к ним обоим принципов энергетики» (с. 107).

Наличие такого параллелизма, с точки зрения Богданова, решает проблему единства жизни физиологической и психической. «Там, где между различными рядами элементов опыта имеется такая зависимость, самые эти ряды представляют не различные объекты для познания, а один объект» (с. 134; курсив мой. — В. С.). В результате преодолевается и этот второй основной перерыв (разрыв) человеческого опыта.

Третий основной перерыв человеческого опыта Богданов видит в антитезе индивидуального и универсального, а также индивидуального и другого индивидуального. Этот перерыв представляет собой перерыв поля переживаний. Проведя тщательный анализ этой проблемы в главе «Universum» (с. 85-106), он пришел к выводу, что этот перерыв может быть преодолен на основе действия закона причинности, определенной его формы, а именно интерференции — интерференции «непосредственных» переживаний и вообще «непосредственных комплексов» (с. 107).

Таким образом, в первой книге «Эмпириомонизма» Богданову удалось решить ряд важных общих проблем построения монистической теории человеческого знания, чтобы в дальнейшем подвергнуть анализу более частные, специальные вопросы.

Значительное место в «Эмпириомонизме» занимает разработка Богдановым учения о психическом и общественном подборе (отборе) и концепции универсальной подстановки.

Первое из них является реализацией внутренне присущей эмпириомонизму эволюционистской тенденции. Опираясь на параллелизм между «психическими» и «физиологическими» явлениями жизни, Богданов смог в рамках анализа механизма и форм психического подбора избежать «безнадежного дуализма» психического и физиологического миров. Тем самым и в этом случае удается остаться на монистической точке зрения.

Хочу подчеркнуть, что в «Эмпириомонизме» Богданов фиксирует два смысла понятия «психический подбор»: первый, традиционный, в значении «естественного подбора психических форм», второй — собственно богдановский — как «тенденции к жизненному усилению или ослаблению отдельных переживаний в зависимости от их аффекциональной окраски в поле сознания — положительной (удовольствия) или отрицательной (страдания)» (см. с. 137). Согласно Богданову, «основные особенности психического подбора сводятся к двум фактам: во-первых, он выступает в поле сознания (непосредственного психического опыта); во-вторых, по направлению он зависит от аффекционала». Аффекционал же с эмпириомонистической точки зрения означает: «удовольствие для познания тожественно с непосредственным возрастанием энергии психической системы, страдание — с непосредственным понижением» (там же).

Введенное Богдановым понимание психического подбора широко используется им во второй книге «Эмпириомонизма» для анализа различных сторон психической деятельности.

Что касается концепции универсальной подстановки Богданова, то он рассматривает ее как один из методов познания, как определенный организационный прием, который используется людьми для приведения в стройную связь и порядок материала своего жизненного опыта, своего знания. К тому, что говорится о подстановке в тексте «Эмпириомонизма», я добавлю краткое резюме этой концепции, которое Богданов написал для книги «Десятилетие отлучения от марксизма» (1914):

«Подстановка заключается в том, что один предмет или явление замещается для познания другим, реальным или мысленным. Например, вместо произведения искусства „подставляются“ те образы, чувства, настроения, которые оно вызывает в читателе, зрителе, слушателе; вместо белого луча солнца — сумма тех цветных лучей, на которые он разлагается призмой, и т. п. Такое замещение отнюдь не может делаться по произволу. Оно должно быть выбрано целесообразно, так, чтобы на деле увеличивало знание вещей, их понимание, предвидение; тогда подстановка объективна; иначе она ошибочна.

Начало подстановки лежит в общении людей, в их взаимном понимании… Человек воспринимает другую личность как тело в ряду тел внешнего мира, сознание же ее не воспринимает. Человек видит жесты, движения других людей, слышит звуки их голоса, и по этим физическим, внешним фактам понимает, что они ощущают, чувствуют, думают, чего хотят; он узнает, таким образом, их психическую жизнь. Значит, под их движения и звуки он подставляет недоступные ему душевные переживания: под резкие жесты — чувство гнева, под напряженный крик — чувство боли, под слова — их смысл и т. д.

Нередко и эта подстановка бывает ошибочна. Но, вообще говоря, она объективна, общественно необходима: без нее не было бы возможно никакое сотрудничество людей в борьбе с природой, не был бы возможен процесс производства.

Нечего говорить, как огромно несходство между криком и болью, между звуком слова и мыслью. Но людям полезно и нужно подставлять одно на место другого, чтобы знать и целесообразно действовать.

Отсюда постепенно, в ряду тысячелетий, возникли и развились все другие виды подстановки…

Подстановка применяется повсюду, где требуется объяснение наблюдаемого. Без нее можно только „описывать“, что и как происходит, но ничего нельзя объяснить. Это относится и к жизни, и к науке.

На этом основании я признал метод подстановки всеобщим. И я старался выяснить ее законы, ее направление: при каких условиях она удачна, в какую сторону должна идти, чтобы быть целесообразной»[262]. На все эти вопросы Богданов подробно отвечает в «Эмпириомонизме» и других своих философских работах.