Эмпириомонизм - Богданов Александр Александрович - Страница 28

Но простое «восприятие» одного живого существа в опыте другого (или его самого) есть только низшая фаза «отражения» жизненного комплекса в других таких комплексах (или в нем самом). На дальнейших стадиях развития из таких «восприятий» создаются «тела» и «процессы» объективного мира. Это происходит путем накопления индивидуального опыта, с одной стороны, и путем социального общения — с другой. В личном опыте однородные восприятия и представления объединяются в прочные комплексы; взаимная передача переживаний при обмене особей высказываниями ведет к тому, что однородные комплексы, сложившиеся в опыте различных особей, взаимно дополняются и гармонизируются, приобретая характер общезначимости или объективности, становясь комплексами социально-организованного опыта. Так получаются «физические тела» и «процессы». В ряду их выступают и «живые организмы», объективные физиологические координации — отражение индивидуальной жизни в социально-организующемся опыте, отражение неизмеримо более сложное и полное, чем отдельное «восприятие» живого организма в опыте другого.

Непрерывно расширяющийся коллективный опыт, принимающий в жизни культурного человечества форму опыта научного, основанного на планомерном исследовании, вносит все новые и новые черты в понятие о физиологическом процессе, обогащает представление об организме новыми и новыми элементами. В результате «отражение» начинает все точнее соответствовать «отражаемому», функциональная связь того и другого становится все более прямой и отчетливой. Имея перед собою те или иные «непосредственные переживания», люди сознательно ищут прямо соответствующие им физиологические процессы, и наоборот. При этом все различные степени и формы организации непосредственных переживаний находят себе объективное отражение в различных степенях и формах организации физиологической. Это психофизиологический параллелизм жизни, но не в дуалистическом, а в строго монистическом его значении: параллелизм не двух атрибутов одной субстанции, не двух сторон одной реальности, а параллелизм отражаемого с его отражением, такой же, какой наблюдается при взаимодействии всех возможных комплексов опыта, когда одни комплексы «отражаются» в других и обратно.

Путь, которым мы пришли к принятой нами точке зрения, в основных чертах таков. Вслед за большинством современных психологов мы признали, как факт, психофизиологический параллелизм жизни, или, говоря общее, функциональную зависимость между жизнью физиологической и непосредственными переживаниями. Объяснения этой связи мы считали возможным искать только в действительных соотношениях опыта, не пытаясь выйти за его пределы. В опыте параллелизм, или однозначащая функциональная зависимость, выступает как постоянное отношение именно там, где дело идет об «отражении» одного комплекса в другом или, выражаясь точнее и отчетливее, о результатах влияния одного комплекса на другой. Конечно, параллельны не только «отражение» с «отражаемым», но также и два «отражения» одного и того же третьего; однако так как в опыте мы не находим ничего третьего, «отражением» чего могли бы быть одновременно и физиологический процесс, и поток непосредственных переживаний, а за пределы опыта мы не умели и не желали выходить, то мы должны были принять, что из двух последних одно является «отражаемым», а другое «отражением». Но так как история психического развития показывает, что объективный опыт с его нервной связью и стройной закономерностью есть результат долгого развития и лишь шаг за шагом кристаллизуется из потока непосредственных переживаний, то нам оставалось только принять, что объективный физиологический процесс есть «отражение» комплекса непосредственных переживаний, а не наоборот. Дальше оставался вопрос: если «отражение», то в чем же именно? Ответ мы дали сообразно с принятой нами социально-монистической концепцией опыта. Признавая общезначимость объективного опыта за выражение его социальной организованности, мы пришли к следующему эмпириомонистическому выводу: жизнь физиологическая есть результат коллективной гармонизации «внешних восприятий» живого организма, из которых каждое является отражением одного комплекса переживаний в другом (или в нем самом). Другими словами: физиологическая жизнь есть отражение жизни непосредственной в социально-организованном опыте живых существ.

Эмпириомонистическая точка зрения на жизнь и мир ставит нас лицом к лицу с новым вопросом, с новой загадкой. Если различные координации ассоциативного характера могут «отражаться» одна в другой, т. е. вызывать одна в другой изменения по типу причинной связи, то они должны находиться в некотором «общем поле», быть не вполне «отдельными» одна от другой. Для дуализма в этом пункте особых трудностей не возникает. Он принимает, что все «тела» находятся в одном, непрерывном общем поле — в «природе физической», и понятно, что там они могут «воздействовать» одно на другое; психика же «воздействует» на другую психику при посредстве тел, а не прямо; поэтому для двух психик и не требуется непосредственно «общего поля» (хотя, конечно, требуется другое «общее поле» — для каждой психики с соответственным ей «телом»). Но мы признали, что сама «физическая природа» есть производное от комплексов непосредственного характера (к числу которых принадлежат и «психические» координации), что она есть отражение таких комплексов в других, им аналогичных, только самого сложного типа (в социально-организованном опыте живых существ). Таким образом, сделать «физический мир» посредником между отдельными непосредственными координациями, например психикой человека А и человека В, оказывается невозможно. Для них требуется иное всеобщее поле, иная система непрерывных связей, которой непосредственный опыт, однако, не дает. Каким образом чужое сознание, находясь, несомненно, вне моего, может порождать в нем изменения по закону причинности, который выражает соотношения непрерывного характера? Каким образом мои собственные «бессознательные переживания» одновременно являются и жизненно связанными с главной координацией — «сознанием», как части одной и той же «психической системы», и отдельными от этой координации — «недоступными сознанию»? Вообще, если познание стремится установить непрерывность всего, что познается, то каким образом оно может допустить отдельность различных явлений, как мирится оно с тем фактом, что различные комплексы выступают не в одном поле, не сливаются в один непосредственный παν — комплекс?

Этот же вопрос можно выразить как задачу об «индивидуальном» и «универсальном», как требование охватить одной стройной познавательной концепцией самостоятельность «частного» и единство «всеобщего». Фатальный для философии вопрос о «я» и «не-я» представляет собой только часть, только известную сторону этой задачи и разрешается вместе с ней.

Познание не может создать точной картины опыта, если в ней не найдут себе места всевозможные перерывы опыта. Но картина не будет монистической, если эти перерывы останутся простыми нарушениями непрерывности. Вопрос, следовательно, заключается в том, чтобы свести их к тем же объединяющим формам, которые вообще создают познавательную непрерывность «реального», подобно тому как перерыв между «организмом» и «психикой» мы свели к объединяющей непрерывности причинной связи. Если бы это не удалось, то мы пришли бы только к новой форме дуализма или, пожалуй, к плюрализму «непрерывностей, разделенных перерывами». Здесь — решающее испытание для эмпириомонистической точки зрения.

Исследование нашей задачи удобнее всего начать с вопроса о реальном единстве психической системы — о жизненной связи «сознания» и «бессознательного» в рамках такой системы.

Принимая полный параллелизм физиологических процессов с непосредственными переживаниями, принимая, что первые представляют определенное «отражение» вторых, мы приобрели для своего анализа большое методологическое преимущество: возможность вместо одной «стороны» жизни подставлять по мере надобности другую. Одни особенности жизненных комплексов легче проследить и систематизировать с «физиологической» точки зрения, другие — с «психической». Вопрос о реальном единстве живого существа, очевидно, целесообразнее рассматривать сначала «физиологически», потому что физиология дает нам это единство и в наиболее наглядной, и в наиболее понятной форме как единство «живого тела». Опираясь на все приобретения физиологического анализа, гораздо легче преодолеть трудности анализа «непосредственных переживаний».