Любить и беречь (СИ) - Радкевич Алекс - Страница 1
- 1/50
- Следующая
========== Глава 1. Вопросы без ответов ==========
- Никит…
Тихий шепот выдернул из сна моментально, будто над ухом, как минимум, прокричали его имя.
- Что, родной? Пить? В туалет?
- Нет. Придвинься ближе, пожалуйста.
Никита окончательно проснулся и обнаружил, что лежит на другом конце широкой кровати, слишком далеко от Глеба. Странно, засыпали вроде бы, прижавшись друг к другу.
- Так удобно?
- Да, так хорошо… Прости…
Острый подбородок лег парню на плечо, руки крепко обхватили его грудь, по-хозяйски прижимая к себе. Никита лежал, стараясь не шевелиться, надеясь, что Глеб, обретя желаемое, быстро заснет. У самого Ника сна уже не было ни в одном глазу. Интересно, долго он вот так лежал, не решаясь его разбудить? «Прости». Когда это Глеб извинялся перед кем-либо, тем более перед близкими, за доставленное неудобство? Куда делся самовлюбленный и самоуверенный Немов, которого он знал и любил? И по которому теперь дико скучал.
Первая ночь в доме отца. Первые сутки без нейролептиков. Гутенберг заменил их какими-то успокаивающими таблетками. Но разницу между рецептурными седативными препаратами и банальным набором «валерьянка-пустырник» Никита понимал слишком хорошо. Он не отходил от Глеба ни на шаг, старался не оставлять без присмотра ни на секунду. И чем более осмысленным становился взгляд Глеба, тем страшнее было Нику. Он ожидал истерик и метания посуды, оскорблений и сживания со свету всех окружающих. А вместо этого натыкался на растерянные, словно извиняющиеся глаза, которые, стоило перестать его тормошить и втягивать в разговор, начинали подозрительно блестеть. Или подергивались дымкой отрешенности, что было гораздо хуже.
А еще это кресло. Чертово кресло, в которое он не хотел садиться. Батя нашел для него самое лучшее, какое может быть – с электроприводом, устойчивое, мягкое. Даже внешне скорее похожее на офисное, нежели привычную инвалидную коляску. Но Глеб не собирался им пользоваться больше, чем необходимо. Едва они доехали до дома, он перебрался в кровать и, натянув одеяло чуть не до носа, сделал вид, что никакого кресла у него нет. То же самое было в больнице.
Ник все понимал. Стадия отрицания. Пока он в кровати, он обычный человек. Здоровые люди ведь тоже могут проваляться весь день под одеялом. А сесть в кресло для него означает признать себя инвалидом.
В целом в больнице было легче: то очередное обследование, то медсестра с уколами, то поддерживающая капельница, то просто обед – банальные события, из которых складывался день. Они сменяли друг друга, утомляя Глеба, не давая погружаться в собственные мысли. Но прошло пять дней, Гутенберг окончательно уверился, что его вины в произошедшем нет, профилактически Глеба прокапали всем, чем можно было. Больше в «Шумеде» им ничем помочь не могли.
Господи, как же все сложно. Медики уверены, что паралич у Глеба нейрогенный, то есть пройдет, как только Глеб справится со стрессом. А что делать, если невозможность ходить этот стресс усиливает стократ? Замкнутый круг какой-то.
- Следи за ним, Никита. Очень тщательно следи, — голос Гутенберга, казалось, и сейчас звучал у него в голове. – Не обманывайся ни его прошлым жизнелюбием, ни ограниченными возможностями. Я видел, как жизнерадостные и «беспомощные» колясочники, подтянувшись на руках, выходили в окно.
На руках пока Глеб, к счастью, подтягивался хреново, предпочитая повиснуть на Никите, когда требовалось перебраться в коляску или обратно. Но в том, что при желании можно найти массу вариантов прекратить существование, Ник не сомневался.
Отец сразу предложил жить у них. Он даже не задавал никаких вопросов, как будто откровение, что сын спит с его старинным другом, новостью для него не стало. А может и не стало. Как бы то ни было, приглашением Никита воспользовался. Просторный дом, свой сад, гостевая спальня на первом этаже, — что еще надо? Эля целыми днями дома, гостям только рада. Сегодня к их приезду наготовила еврейских вкусностей на целую роту. Мда, одно дело гости, другое — постоянные жильцы, один из которых не ходит.
Ладно, придумает он что-нибудь. Можно снять жилье, в конце концов. О возвращении в Москву речи пока не шло, с Глебом он даже боялся заговаривать на эту тему. Здесь все-таки другой мир, иллюзия защищенности от журналистов, камер и сплетен. И потом, что они будут делать в Москве? У Никиты квартира на шестом этаже. Лифт работает не всегда. Зима, снега на улице по колено. Да и не высунется Глеб из квартиры в Москве теперь.
Глеб заворочался во сне. Черт, как же трудно привыкнуть к новым обстоятельствам. Например, к мысли о том, что перевернуться он сам не может. Пока не может, мысленно поправил себя Ник. Нейрогенный паралич излечим, это не перелом позвоночника или что-нибудь такое же непоправимое.
Никита осторожно высвободился из ослабших объятий, встал, помог Глебу перевернуться, поправил одеяло.
- Ник?
Да что ж такое.
- Здесь я, здесь. Спи.
Уснул. Он вообще последние пять дней, что прошли с момента их приезда в Израиль и выхода того проклятого журнала, большей частью спал. Можно было бы радоваться, если бы Никита не знал, что погружение в спячку – один из верных признаков депрессии. Ладно, хватит. Сейчас самое главное держаться самому, а Глеба он как-нибудь вытащит.
@@@
В доме доктора Тайлевича гости бывали часто. Многочисленная родня из России сваливалась на голову Иосифа Нахимовича и его молчаливой синеглазой Эли с завидным постоянством. Поэтому изначально небольшой домик неотвратимо обрастал пристройками и надстройками – утепленной верандой, дополнительным флигелем, а там и второй этаж достроили. Но сегодня все три гостевые спальни оказались забиты: на первом этаже обосновались Глеб и Никита, на втором в одной комнате разместились Таша и Роман, в другой Ксюша и Динка. Для Динки вообще-то имелась будка во дворе, которой обитающий там Джек был не против поделиться. Но избалованное создание деревянный домик под пальмой проигнорировало, Джека облаяло и поселилось с Ксюшей. Рвалась Динка в спальню Глеба, но ее туда пока не пустили, решив не тревожить болезного.
Вяземские нагрянули неожиданно, без предупреждения. Впрочем, как всегда. Самым большим сюрпризом для Иосифа Нахимовича стало появление Динки, но выяснив, что это собака Глеба, он смирился с необходимостью терпеть в доме еще один хвост. И теперь побросавших вещи гостей поили чаем, расспрашивали о московских новостях, рассказывали свои. Московские были неутешительными – публикация в журнале произвела в тусовке эффект разорвавшейся бомбы. Глеба разыскивали чуть ли не все издания одновременно. Кто-то надеялся на опровержение, другие на пикантные подробности. Не сумев дозвониться до Немова, многие друзья и знакомые звонили Роману Исаевичу, который в свою очередь за словом в карман не лез, а комментарии давать отказывался, так что за три дня успел переругаться с половиной общих знакомых.
- Азада я просто послал, — закончил рассказ Вяземский. – Представляешь, Ось, он мне позвонил и начал требовать деньги за аренду?! Ну, я же с ним об отстрочке договаривался. А когда я сказал, что заплачу, и чтобы он отвязался, начал читать мне лекцию о надлежащем воспитании племянника и неподходящих друзьях. Моралист хренов! Нет, я с самого начала был не в восторге. Но знаешь, не этому хрычу Глеба осуждать!
- 1/50
- Следующая
