Барраяр - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 26

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая

Куделка неуклюже обнял ее.

– Вы… боитесь рожать? – спросил он с мягкой и неожиданной проницательностью.

Корделия застыла, внезапно оказавшись лицом к лицу со своими тщательно спрятанными страхами.

– Я не доверяю вашим врачам, – дрожащим голосом призналась она.

Он грустно улыбнулся:

– Не мне вас переубеждать.

У нее вырвался нервный смешок, и, обняв лейтенанта, она протянула руку и стерла крошечные капельки крови с его шеи.

– Когда кого-то любишь, то кожей чувствуешь его боль и беду, намного сильнее, чем он сам. Любая боль удваивается. А я тебя так люблю, Ку. Мне бы так хотелось, чтобы ты разрешил тебе помочь.

– Занимаетесь врачеванием, Корделия? – Голос Форкосигана был ледяным и сек, как град. Подняв глаза, она увидела, что лицо мужа так же холодно, как его голос. – Я высоко ценю твою бетанскую квалификацию в области секса, но вынужден тебя просить предоставить такую возможность кому-нибудь другому.

Куделка густо покраснел и резко отпрянул от нее.

– Сэр, – начал было он, но умолк, не меньше Корделии удивленный ледяным гневом, отразившимся в глазах адмирала. Форкосиган лишь скользнул по нему взгля– дом – оба сжали зубы.

Корделия сделала глубокий вдох, собираясь ответить, но успела издать только возмущенное «А-а… о-ох!» вслед мужу, который резко повернулся и вышел из библиотеки.

Куделка, все еще красный, поднялся на ноги, опираясь на шпагу и тяжело дыша.

– Миледи! Прошу вас, простите меня.

– Ку, – быстро заговорила Корделия, – ты ведь понимаешь, что он вовсе не хотел сказать такую гадость. Он просто не подумал. Я уверена, что он не… не…

– Да, я понимаю, – отозвался Куделка. Глаза его были пустыми и жесткими. – Всем известно, что я не могу угрожать чьему-либо браку. А теперь извините меня, миледи… мне надо заняться работой. В некотором роде.

– Ох! – Корделия не знала, на кого она злится сильнее: на Форкосигана, Куделку или на саму себя. Она вскочила и направилась к двери, бросив через плечо: – Будь он проклят, этот ваш Барраяр!

На ее пути возникла Друшикко, робко спросив:

– Миледи?

– Ах ты… бездарная ты… женщина! – накинулась на нее Корделия, гнев которой брызгал теперь уже во все стороны. – Почему ты сама не улаживаешь свои дела? Вы, барраярские бабы, только и ждете, что вам преподнесут на тарелочке решение проблем всей вашей жизни! Так не бывает!

Испуганная телохранительница отступила. Корделия, стряхнув гнев, вернулась к реальности и спросила:

– Куда пошел Эйрел?

– Кажется, наверх, миледи.

Остатки ее прежнего, чуть, правда, поблекшего юмора пришли ей на выручку:

– Не через две ступеньки, часом?

– Э-э… вообще-то через три, – чуть слышно ответила Дру.

– Надо, видимо, пойти с ним поговорить, – сказала Корделия, запуская пальцы в волосы и с минуту подумав – не выдрать ли прядь-другую. – Ах ты, сукин сын!

Она и сама не знала, определение это или междометие. «И подумать только, ведь раньше я никогда не употребляла бранных слов!»

Она поплелась наверх, и с каждой ступенькой ее возмущение словно утекало вместе с силами. «Да уж, при беременности резвостью не похвалишься». У охранника, стоявшего в коридоре, она спросила, остановившись:

– Лорд Форкосиган прошел сюда?

– В свои покои, миледи, – ответил тот, с любопытством проводив ее взглядом. «Великолепно. Я просто в восторге, – гневно подумала она. – Первая настоящая ссора супругов произойдет перед широкой аудиторией. Эти старые стены прекрасно проводят звук. Интересно, я смогу говорить тихо? Эйрелу-то проще: когда он взбешен, он переходит на шепот».

Войдя в спальню, она увидела, что муж сидя на краю кровати, резкими раздраженными движениями сбрасывая с себя китель, сапоги. Он поднял глаза, и оба гневно уставились друг на друга. Корделия первой открыла огонь, решив про себя: «Надо с этим поскорее кончать».

– То, что ты сказал Ку, ни в какие ворота не лезет.

– Что?! – рявкнул адмирал. – Я застаю свою жену… милующейся с одним из моих офицеров, и ты ждешь, что я заведу вежливый разговор о погоде?

– Тебе отлично известно, что там не происходило ничего, хоть сколько-нибудь задевающего твою честь.

– Прекрасно. А если бы вошел не я? Предположим, это был бы один из охранников или мой отец. Как бы ты тогда объяснялась? Ты же знаешь, какого они мнения о бетанцах. Они за это так ухватятся – слухов ничем не остановишь. И не успею я опомниться, как меня ославят на всех углах. Мои враги только и ждут, когда обнаружат мое слабое место, чтобы броситься в атаку. От такого они просто в восторг бы пришли.

– При чем тут твоя чертова политика? Я говорю о друге. Сомневаюсь, что ты смог бы придумать более обидные слова, даже если бы на тебя целая орава специалистов работала. Это гнусно, Эйрел! И вообще, что с тобой происходит?

– Не знаю. – Он как-то сник и начал устало растирать себе лицо. – Наверное, дело в этой проклятой работе. Я не хотел тебя обидеть.

Корделия решила, что не вправе добиваться от мужа большего покаяния, и кивнула. Гнев ее улетучился, а освободившееся место мгновенно заполнилось недавними страхами.

– Гляди, как бы нам не пришлось однажды утром выламывать дверь его комнаты.

Не меняя позы, адмирал хмуро посмотрел на жену.

– У тебя есть основания считать, что он думает о самоубийстве? Мне кажется, он вполне доволен жизнью.

– Конечно – пока ты не спускаешь с него глаз. – Корделия сделала выразительную паузу, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – А на самом деле до самоубийства ему осталось вот столько. – И она подняла большой и указательный пальцы, разведя их на миллиметр. Форкосиган заметил кровь на руке жены и замер. – Он побаловался этой чертовой тростью-шпагой. Как я сожалею, что подарила ее! Я не переживу, если он перережет себе горло. Именно это он собирался сделать.

– Ох-х-х…

Без своего блестящего военного кителя, не обуреваемый более мрачными мыслями Форкосиган вдруг как-то съежился. Он притянул Корделию к себе, и она, сев рядом, продолжала:

– Так что, если в твоей безмозглой башке зародилась мысль сыграть роль короля Артура, выставив нас Ланселотом и Гвиневрой, можешь об этом забыть. Не пройдет.

Эти слова заставили его коротко рассмеяться.

– Боюсь, что в моей башке зародились куда более прозаические образы – знакомый уже кошмар.

– Угу… Могу понять, почему это тебя так задело. – Она подумала, не маячит ли сейчас у нее за спиной призрак первой жены Форкосигана, дыша ему в ухо смертным холодом. Так иногда навещал ее саму призрак Форратьера. Выглядел Эйрел сейчас достаточно заледенело. – Но ведь я – Корделия, не забыл? А не… кто-то другой.

Он прижался лбом к ее лбу.

– Прости меня, милый капитан. Я уродливый напуганный старик, и с каждым днем становлюсь все старее, уродливее и подозрительнее.

– И ты туда же? – Она прижалась к нему теснее. – Слов «старый» и «уродливый» я не принимаю. Безмозглый – да, но это не имеет отношения к внешности.

– Спасибо.

Ей было приятно, что она хоть чуть-чуть его развеселила.

– Значит, все дело в твоем регентстве? – спросила она. – Ты можешь хоть немного поделиться со мной своим грузом?

Форкосиган сжал губы.

– Строго по секрету… Хотя ты, конечно, и без предупреждений не станешь болтать… Похоже, не пройдет и года, как нас ждет новая война. А мы к ней совсем не готовы – еще не оправились после Эскобара.

– Что?! Но мне казалось, что военная партия обезврежена!

– Наша – да. Но цетагандийская по-прежнему чувствует себя как нельзя лучше. Разведка доложила, что они надеялись на смуту после смерти Эзара Форбарры и хотели воспользоваться этим моментом как прикрытием для захвата спорных п-в-туннелей. Но регентом назначили меня и… Ну… я, конечно, не назову нынешнюю ситуацию стабильной. В лучшем случае – неустойчивое равновесие. Но, безусловно, не тот развал, на какой они рассчитывали. Отсюда и диверсия с акустической гранатой. Негри и Иллиан процентов на семьдесят убеждены, что это была цетагандийская работа.

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая