Маракотова бездна. Страна туманов (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 64

• Предыдущая
• 64/83
• Следующая

Маленькая Марджери прижалась к брату.

– О Вилли, это мама?

– Она излучает свет, прекрасный золотой свет. Разве ты не видишь ее, Марджери?

Но девочка, как и большинство людей на планете, была лишена способности видеть духов. Ей все казалось темным.

– Скажи мне, Вилли, – прошептала она грустно.

Девочка не казалась испуганной. Ее мертвая мама уже неоднократно являлась в ночи, чтобы успокоить убитых горем деток.

– Да, да, она идет. О мама, мама!

– Что она говорит, Вилли?

– Она прекрасна. Мама не плачет. Она улыбается. Сейчас она похожа на ангела, которого мы видели на картинке. Она выглядит такой счастливой! Милая, милая мамочка. Она заговорила. «Все кончено», – сказала она. – «Все кончено», – повторила она еще раз. А теперь она манит меня пальцем. Мы должны следовать за ней. Мама подошла к двери.

– О Вилли, я боюсь…

– Не бойся, мама кивнула. Она говорит, что нам не следует ничего бояться. Пойдем, Марджери, пойдем скорей, иначе мы потеряем ее.

Дети на цыпочках подошли к двери и отодвинули засов. Мама стояла на лестнице и махала им рукой. Шаг за шагом они направились в пустую кухню. Похоже, мачеха куда-то ушла. Призрак матери звал детей за собой.

– Мы должны выйти из дому.

– О Вилли, но у нас нет шляп.

– Мы должны идти, Мардж. Мама улыбается и зовет за собой.

– Отец убьет нас.

– Она покачала головой и сказала, что не следует ничего бояться.

Дети рывком распахнули входную дверь и очутились на улице. Они пересекли пустынный двор и последовали за скользящим над землей призраком сквозь лабиринт маленьких узких улочек к шумной Тотнэм-Корт-роуд. Погруженные в каждодневные заботы люди ничего не видели, ничего не замечали. Лишь однажды случайный прохожий окинул детей понимающим взглядом, словно разглядел ангела, который указывал им путь. Мальчик не сводил с призрака глаз, к его плечу прижималась маленькая, дрожащая от волнения девочка. Они шли вдоль улицы между скромными строениями и наконец очутились возле тихого дома из коричневого кирпича. Дух поднялся на крыльцо и остановился.

– Мы должны постучать в дверь, – сказал Вилли.

– Но, Вилли, что мы скажем? Мы ведь не знаем, кто здесь живет.

– Мы должны постучать, – упрямо повторил мальчик. – Не волнуйся, Мардж, мама хлопает в ладоши и улыбается.

Миссис Линден одиноко сидела в комнате и с грустью думала о своем заточенном в тюрьму муже. Неожиданный стук в дверь прервал ее печальные размышления. На пороге стояли две крохотные испуганные фигурки. Не говоря ни слова, повинуясь лишь женскому инстинкту, миссис Линден заключила детей в объятия. Два маленьких существа, жизнь которых протекала так бурно, наконец-то нашли тихую гавань.

Этим же вечером во дворе Болтон-Корта произошли не менее загадочные события. Многие утверждают, что не видят между ними связи. Некоторые говорят, что связь есть. Британский закон хранит молчание по этому поводу.

В квартире, которая находилась рядом с жилищем Линденов, долго горел свет. Суровое лицо с крючковатым носом не отрываясь смотрело из окна на темнеющую улицу. Свеча на подоконнике освещала жестокие, как смерть, черты. За спиной Ребекки Леви стоял молодой человек. Внешность выдавала в нем представителя той же древней восточной национальности, к которой принадлежала и Ребекка. Время шло час за часом, но женщина безмолвно сидела и смотрела в окно. Качающаяся на одиноком фонаре лампа в безлюдном дворе отбрасывала на землю круг желтого неясного света. Грустные глаза женщины смотрели именно на это светящееся пятно.

Кажется, Ребекка наконец увидела то, чего так долго ждала. Она обернулась и прошептала что-то молодому человеку. Юноша выскочил на улицу и через боковую дверь забежал в пивоваренный завод.

Сайлес Линден был пьян. Он находился в самом дурном настроении, которое только можно представить. Обида жгла душу отставного боксера. Ему не удалось достичь того, чего он так хотел, искалеченная рука очередной раз подвела его. Сайлес некоторое время слонялся по пабу в надежде получить дармовую выпивку. Ему удалось выклянчить пару пинт, но этого явно было недостаточно.

Сейчас Сайлес был по-настоящему опасен. Горе мужчине, женщине или ребенку, который попался бы ему на пути. Сайлес с яростью вспоминал о еврейке, которая осмелилась поучать его. Он с ненавистью думал о соседях, которые посмели стать между ним и его детьми. Он им еще покажет! Сайлес решил, что завтра рано утром вытащит ребятишек на улицу и отлупит ремнем у всех на виду до потери сознания. Пусть соседи поймут, что ему наплевать на их мнение. А почему бы не отлупить малышей прямо сейчас? Если крики детей разбудят соседей, они немедленно поймут, что не смогут больше безнаказанно лезть не в свое дело. Сайлес прибавил шаг. Мысль о грандиозном скандале придала ему бодрости. Боксер находился уже в двух шагах от дверей, как вдруг…

Никто так и не узнал, что произошло, почему люк в подвал в эту ночь не был плотно закрыт. Полицейские склонны были обвинять работников пивоварни, но коронер заметил, что Сайлес был грузным мужчиной, крышка могла не выдержать его тяжести. Дно глубокого, восемнадцатифутового колодца было покрыто острыми камнями. При падении Сайлес сломал позвоночник. Его тело обнаружили лишь на следующее утро. Любопытно, что никто из соседей, включая жившую неподалеку еврейку, ничего не слышал. Доктор пришел к мнению, что смерть наступила не сразу. Все свидетельствовало о том, что Сайлес долго мучался в темном каменном склепе – стены и пол колодца были покрыты кровью и рвотой. Смерть Сайлеса оказалась такой же грязной, как и его жизнь.

Не стоит жалеть женщину, которая жила с ним последние годы. Оставшись одна, Сара попыталась вернуться туда, откуда начинала: на сцену мюзик-холла{130}. Ей когда-то неплохо удавались куплеты:

– Привет, привет, привет. Я модная девчушка в круглой шляпе.

Но с тех пор прошло немало времени. Вторая жена Сайлеса больше не походила на девчушку. Большие залы, в которых она выступала, сменились маленькими. На смену маленьким залам пришли грязные пабы. Она опускалась все ниже и ниже. Жестокая жизнь засасывала ее все глубже, пока Сара не скрылась навсегда в людском водовороте.

Институт метафизики располагался во внушительном каменном здании на улице Ваграм. Его дверь походила на дверь средневекового баронского замка. Трое друзей пришли сюда поздним вечером. Швейцар провел их в приемную, где гостей встретил доктор Мапьюи собственной персоной. Известный исследователь парапсихологических феноменов оказался человеком невысокого роста, ширококостным, с крупной головой и чисто выбритым подбородком. Черты ученого излучали безмерную мудрость и альтруизм. Доктор не испытывал затруднений, разговаривая с Рокстоном и Мэйли: у обоих был неплохой французский, а к Мэлоуну обращался на ломанном английском. В ответ журналист бросал короткие реплики на ужасном французском. С изяществом, присущим только французам, Мапьюи выразил свою радость по поводу визита и несколькими словами описал чудесные способности Панбека – галицийского медиума. Затем доктор отвел гостей вниз, в лабораторию, где производил большинство своих экспериментов. Ученый поражал своим интеллектом, здравомыслием и проницательностью. Один его внешний вид служил опровержением абсурдных теорий, объяснявших удивительные результаты профессора тем, что Мапьюи стал жертвой хитроумного мошенничества.

Спустившись по винтовой лестнице, друзья очутились в большой комнате, которая выглядела словно химическая лаборатория. Полки в шкафах были заставлены многочисленными колбами, пробирками и змеевиками. Тем не менее, обстановка в комнате была более элегантной, чем в обычной лаборатории. В центре стоял большой дубовый стол и стулья. На стене висел портрет профессора Крукса, справа от него – портрет Ломброзо, а между ними рисунок, изображающий один из спиритических сеансов Палладино. Вокруг стола сидели несколько человек. Они говорили вполголоса и, казалось, настолько были поглощены беседой, что не обратили внимания на новых гостей.

• Предыдущая
• 64/83
• Следующая