Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 34

• Предыдущая
• 34/87
• Следующая

– Повесить посла?

– Что за посол без верительных грамот?

– Но принц?..

– Помолчите, разве вы не понимаете, что принц тогда окончательно перейдет на нашу сторону? Ему уже нечего будет рассчитывать на прощение. А так его мысли могут измениться к утру, как это уже бывало с ним не раз. Принц может взять свои слова обратно, но ему не удастся объяснить смерть гусара.

– Нет, нет, фон Штрелиц, мы не можем сделать это, – раздался еще один голос.

– Почему не можем?

После этой фразы последовал такой рывок за уздечку, который чуть было не свалил меня с ног. В этот миг блеснул клинок и перерезал кожу в двух дюймах от моей шеи.

– Ради Бога, Корнер, вы поднимаете мятеж! – закричал капитан. – Вы тоже можете оказаться на виселице.

– Я обнажил саблю как солдат, а не как разбойник с большой дороги, – произнес юный поэт. – Кровь может запятнать мой клинок, но никогда он не будет запятнан бесчестьем. Товарищи, разве вы будете стоять в стороне при виде того, как зверски обращаются с этим человеком?

С десяток сабель вылетело из ножен. С каждой стороны находилось примерно одинаковое количество людей. Но гневные крики и сверкание стали привлекли внимание. Отовсюду стали собираться люди. Вдруг кто-то закричал:

– Принцесса! Принцесса идет!

Голоса еще не успели затихнуть, а я увидел ее против себя – белое прекрасное лицо, обрамленное темнотой. У меня были веские причины ненавидеть ее: она обманула меня, выставила дураком, но меня волновала тогда и волнует сейчас мысль о том, что я обнимал ее и чувствовал запах ее волос совсем близко. Я не знаю, лежит ли она уже под германской землей или влачит старческое существование в замке Гоф, в сердце Этьена Жерара она навсегда осталась молодой и прекрасной.

– Позор! – воскликнула она, подскочила ко мне и сняла петлю с моей шеи. – Вы сражаетесь за правое дело и начинаете свой путь со столь недостойного поступка! Этот человек принадлежит мне. Тот, кто хоть пальцем прикоснется к нему, будет иметь дело со мной.

Негодяи растворились в темноте, не выдержав гневного взгляда принцессы. Она повернулась ко мне.

– Следуйте за мной, полковник Жерар, – приказала она. – Я должна вам кое-что сказать.

Я направился за ней в комнату, в которой уже успел побывать. Она плотно закрыла дверь и лукаво взглянула на меня.

– Думаю, что могу вам довериться, – сказала она. – Хочу, чтоб вы запомнили принцессу Сакс-Фельштейн, а не бедную польскую графиню Палотту.

– Имя не имеет значения, – ответил я. – Я помог женщине, которая, как я полагал, оказалась в беде, а она отблагодарила меня тем, что украла мои бумаги и пыталась лишить чести.

– Полковник Жерар, – ответила она. – Мы вели игру, а ставка была слишком велика. Доставив послание, которое было вручено не вам, вы показали, что готовы на все ради своей страны. Мое сердце принадлежит Германии, ваше – Франции. Я готова на все, даже на обман и кражу, чтобы помочь своей страждущей родине. Видите, как я с вами откровенна?

– Все, что вы рассказали, я видел своими глазами.

– Но сейчас, когда игра закончилась, почему мы должны таить злобу друг на друга? Если б мне довелось на самом деле попасть в ситуацию, подобную той, что сложилась на постоялом дворе в Лобенштейне, я бы не смела мечтать о лучшем защитнике, чем полковник Этьен Жерар. Никогда не думала, что смогу испытывать такую симпатию к французу, как в тот момент, когда вытаскивала бумаги у вас из-под кителя.

– Но тем не менее бумаги вы вытащили.

– Бумаги были необходимы мне и Германии. Я догадывалась, что в них содержится, и знала, как бы они подействовали на принца. Если бы бумаги попали в руки принца, все было бы потеряно.

– Почему же вы, ваше высочество, не обратились за помощью к тем разбойникам, что желали повесить меня на воротах замка? Они бы справились с работой не хуже.

– Они не разбойники, а лучшие сыны Германии, – воскликнула она. – Если с вами поступили не должным образом, вспомните, сколько унижений испытали все немцы, начиная от королевы Пруссии и заканчивая простым крестьянином. Что же до вопроса, почему они не подстерегли вас на дороге, отвечу: я разослала группы во все стороны и ожидала доклада в Лобенштейне. Неожиданно в деревню явились вы собственной персоной. Я была в отчаянии. Что еще могла сделать слабая женщина? Видите, стесненные обстоятельства вынудили меня использовать оружие, присущее женскому полу.

– Признаюсь, вы покорили меня, ваше высочество. Мне остается лишь покинуть поле боя.

– Возьмите бумаги с собой. – Она протянула мне письмо императора. – Принц перешел Рубикон. Ничто уже не заставит его передумать. Возвратите письмо императору и доложите, что принц отказался принимать бумаги. Никто тогда не сможет обвинить вас в том, что вы провалили задание. Прощайте, полковник Жерар. Желаю вам остаться во Франции подольше. Через год по эту сторону Рейна не будет ни одного француза.

Так я сыграл с принцессой Сакс-Фельштейн. В нашей игре ставкой была Германия, и я проиграл ее. Мне предстояло о многом подумать, пока Виолетта перебирала копытами по дороге, ведущей от замка Гоф на запад. Но воспоминания о прекрасном лице немецкой женщины и звучном голосе юноши-поэта еще долго тревожили меня. Я понял, что за терпеливым обликом старой Германии кроется нечто ужасное: эта земля никогда не будет покорена. Наступил рассвет. Яркая звезда, на которую я указал во дворце, побледнела и стала невидимой в утреннем небе.

Герцог Тарентемский, или Макдональд{87}, как его обычно называли старые товарищи, был в отвратительном настроении. Его угрюмое шотландское лицо напоминало один из тех гротескных дверных молотков, что можно увидеть в предместье Сен-Жермен{88}. Мы услышали однажды, как император в шутку сказал, что послал бы его на юг против Веллингтона, но боится отпустить туда, где играют волынки. Мы с майором Шарпантье сразу увидели, что он кипит от ярости.

– Бригадир Жерар из гусарского полка, – произнес он таким тоном, каким старый капрал разговаривает с новобранцами.

Я отдал честь.

– Майор Шарпантье – конный гренадер.

Мой товарищ тотчас отозвался.

– Император дает вам серьезное задание.

Не сказав более ни слова, он рывком раскрыл дверь и доложил о нашем прибытии.

Я видел Наполеона не более десяти раз верхом на лошади и однажды, когда он стоял спешившись. Думаю, что он поступал весьма разумно, показывая себя войскам в подобной манере: император неплохо выглядел в седле. Сейчас же, стоя напротив, Наполеон казался не более шести футов в высоту. Хотя я сам не очень высокого роста, но смотрел на него сверху вниз. Его туловище выглядело большим по сравнению с ногами. Большая круглая голова, покатые плечи и чисто выбритое лицо придавали ему скорее вид профессора, чем первого полководца Франции. Каждый человек, конечно, отличается своим вкусом, но мне казалось, что пара кавалерийских бакенбард, как у меня, не испортила бы внешность императора. Хотя его губы всегда были плотно сжаты, глаза выглядели удивительно. Однажды император обратил на меня свой гневный взгляд – и я предпочел бы атаковать вражеское каре на загнанной лошади, чем вновь очутиться перед ним. Хотя, как вы знаете, я не тот человек, которого легко запугать.

Император стоял в затемненной части комнаты, подальше от окон, и рассматривал огромную карту, которая висела на стене. Рядом с ним, наморщив лоб, стоял Бертье{89}. Как только мы вошли, Наполеон выхватил у него саблю, ткнул ею в карту и заговорил скороговоркой:

– Долина Мез, – а затем два раза произнес: – Берлин.

Когда мы вошли, адъютант направился к нам, но Наполеон остановил его и поманил нас пальцем.

– Вы уже успели получить Крест Почета{90}, бригадир Жерар? – спросил он.

• Предыдущая
• 34/87
• Следующая