Рукопись в кожаном переплете - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/25
• Следующая

— Да, — вздохнул Ленька. — Конечно, индейцам было туго. Они все врозь, а испанцы вместе.

— Ну, положим, — улыбнулся Петр Васильевич, — испанцы тоже без конца подсиживали друг друга. Веласкес предал Диего Колона, сына Колумба, а Веласкеса — Кортес. Сам Кортес тоже был лишен всех прав и владений испанским королем Карлом Пятым, да и Колумбу в свое время пришлось совершить путь из Вест-Индии в Испанию в качестве пленника, закованного в кандалы. А завоевание Перу братьями Писарро! Это ведь сплошная цепь междоусобных стычек, козней, предательств. Об этом очень много надо рассказывать. Пожалуй, всей ночи не хватит, друзья.

— Почему же это у них так выходило? Они же были из одной страны, из одной армии.

— Потому что они ничего не видели перед собой, кроме золота. Никакой другой цели. Благородной и возвышенной. Только золото. Пятая часть королю, остальное делили между собой конкистадоры. Например, Писарро, коварно обманув и пленив короля перуанских инков. Атагуальпу в его собственной столице — Кахамарке, заставили инков платить выкуп фантастического размера: заполнить зал, в который был помещен пленный король, золотом и драгоценностями на высоту человека, стоящего с поднятыми руками. А когда Атагуальпа выполнил это требование, испанцы предали его суду и казнили. Но и самих братьев Писарро погубило награбленное ими золото. Оно стало причиной бесконечных раздоров и стычек, в которых погибли два брата, а третий был заточен Карлом Пятым пожизненно в одной из испанских крепостей.

Индейцы поражались алчности белых пришельцев. Ведь коренные жители Нового Света не считали золото драгоценным. Оно шло лишь только на украшение храмов и жертвенников и не имело никакого другого назначения. Ни один индеец не стал бы рисковать жизнью из-за куска холодного металла… — Петр Васильевич глянул на часы. — Ого, друзья мои! Мы заболтались сегодня. Спать, спать, отбой! Леня ночует, конечно, с нами. Ведь завтра у нас интересный день — будем искать новую пещеру.

— Буэнос ночес![27] — крикнула нам Ветка и нырнула в свою палатку.

— Буэнос, буэнос… — ответил Вовка. — А я вот не прочь бы немного энтремесес[28].

— Ты что, и ночью ешь? — спросил его Витька.

— Когда сплю — не ем. Но я еще не сплю… — И он загромыхал черпаком в ведре.

— Так ты засни лучше, чем по ведрам шарить.

Вовка что-то ответил, и они долго еще переругивались шепотом.

В эту ночь мне приснился удивительный сон. Я плыл на скрипучей каравелле по ослепительно синему морю. Впереди, прямо из воды, поднимались высокие розовые горы — какая-то чудесная, никем еще не открытая страна. Ею управлял веселый и добрый король. Его голову украшали павлиньи перья. Он преподнес мне блестящую наваху, а я подарил ему мушкет.

Кругом прыгали темно-коричневые люди в трусиках из пальмовых листьев. Они пели боевые песни и бросали в море золотые самородки величиною с яблоко. Потом король хлопнул в ладоши и сказал голосом Петра Васильевича:

— Приведите сюда мою дочь, прекрасную Аолу!

Коричневые люди запрыгали еще отчаяннее, а потом воткнули в песок длинные копья и исчезли в пальмовой роще. Пальмы почему-то стояли в кадушках, выкрашенных в зеленый цвет. Снова раздались песни, и коричневые подданные короля вывели из-за кадушек прекрасную Аолу. Я сразу узнал ее по прическе. Улыбаясь, она подошла ко мне, и вдруг я увидел, что это вовсе не Аола, а Ветка. Да, Ветка с мохнатыми глазами и брючками до лодыжек.

— Приветствуй отважного чужеземца, дочь моя! — сказал король, тряхнув своими павлиньими перьями.

Ветка засмеялась, звонко крикнула: «Буэнос диас!»[29] и дернула меня за нос.

Я открыл глаза. Солнце пробивалось сквозь серебристую ткань палатки. Возле меня на коленях стояла Ветка и, хохоча, теребила мой нос.

— Вставай, сурок! Все уже давно умылись. Буэнос диас!

Пока мы возились с завтраком, погода изменилась. Откуда-то налетел ветер, небо заволокло тучами. В кустах притихли птицы, словно насторожились.

— Гроза идет, — сказал Ленька.

Над далекими серебристыми плесами начали темнеть тяжелые тучи. Словно наливались черной густой тушью. Они нависали над самой водой длинными волнистыми полосами. Через все небо хлестнула молния, точно ослепительно белая сухая ветка, и оглушительный, тяжелый грохот придавил нас всех к земле.

— Быстрей убирайте все в палатки! — крикнул Петр Васильевич.

Мы бросились собирать одеяла, рюкзаки, развешанные на кустах рубашки. На фоне совсем уже черных туч и темно-серой тревожной воды с неистовыми криками носились чайки.

Еще раз блеснула молния, и гром гулко покатился вверх по оврагу.

— Совсем рядом стукнуло, — сказал Ленька.

Неожиданно, словно по команде, о туго натянутый брезент палаток звонко ударили холодные капли ливня. Рванул сильный порыв ветра, взметнулись кверху густые ветви лип.

— По палаткам!

— Спасайся, кто может! — заорал в ответ Вовка и, выскочив в одних трусах под дождь, начал приплясывать, шлепая босыми ногами по лужам.

— Танец кровожадных тласкаланцев после победы над королем Монтесумой, — заметил Гаррик.

— Толстых индейцев не бывает, — возразил Витька. — Они ведь по ночам не едят.

Вдруг Вовка подпрыгнул и, прикрыв голову руками, стрелой бросился к палатке. По брезенту застучали градины. Большие, размером с лесной орех, ледяные шарики глухо стукались о примятую траву.

— Шишку набили, — жаловался Вовка.

— Шишка что, — Ленька подобрал подкатившуюся к самой палатке градину и, покачав головой, вздохнул. — Вот огороды побьет, это точно…

Град быстро кончился, но дождь продолжал идти. Молнии вспыхивали не так ярко, и гром с гулким грохотом скатывался со склонов гор уже где-то далеко, за излучиной реки. Дождевые капли теперь не барабанили по листьям и крышам палаток, а мерно, усыпляюще шелестели.

— Такой до вечера сеять будет, — сказал Витька, выглянув из палатки. — Сорвался наш поход к новым пещерам.

Настроение у нас испортилось. Невелика радость весь день сидеть в палатке и слушать дождь.

— Чего носы повесили — спросил нас Петр Васильевич. — Скучно? Делать нечего? Это беда поправимая. «Испанский час» или чтение рукописи? Элиха, усте![30]

— Рукопись! — хором закричали все. Как мы могли забыть, что с нами всегда остается отважный Энрике Гомес!

«Мои опасения оказались не напрасными, — начал Петр Васильевич, полистав свой конспект. — На помощь Педро Форменасу пришли не только все алькальды, но и сам вице-король. Как-то ранним утром нас разбудил грохот корабельных орудий. К берегу подходили пять фрегатов с черными парусами. Борта их окутывались сизым пороховым дымом. К гавани, словно большие костры, пылали постройки. Бежали полуодетые люди, плакали женщины, кричали испуганные дети.

— К оружию, братья! — раздался клич. — К оружию!

Армандо с двумя десятками мужчин бросился к пушкам, которые стояли в гавани.

— Задержи высадку солдат! — крикнул я ему. — Надо успеть увести в горы стариков и женщин с детьми. А там пусть попробуют взять крепость Форменаса!

Фрегаты не решились близко подойти к берегу. После того, как у одного из них рухнула сбитая ядром мачта, они отошли подальше, и с них стали спускать шлюпки.

Я послал своих товарищей на север и на юг острова, надеясь, что они приведут к нам на помощь людей из соседних колоний. Но назад они не вернулись — попали в засаду и были перебиты. По побережью с двух сторон двигались крупные отряды, высланные против нас соседними алькальдами. В каждом из них было по нескольку тысяч солдат. Вице-король собрал в кулак все свои войска и двинул их против нас. Черные фрегаты пришли с Эспаньолы[31]. Как только стемнело, десятки шлюпок отвалили от них и устремились к берегу. Армандо стрелял вслепую. Несмотря на это, каждое третье ядро попадало в шлюпку. Из ночной черноты до нас долетали всплески весел, крики команд, шипение.

• Предыдущая
• 16/25
• Следующая