Поэзия Латинской Америки - Коллектив авторов - Страница 62
- Предыдущая
- 62/124
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
62
Набросок
Перевод С. Северцева
Пляшет Гавана. Пляшет Гавана.
Звонкие бедра.
Полуночный час…
Вижу лицо ее: кольца тумана
вкруг обезумевших глаз.
Танец ее — это счастье и горе,
жизни и смерти
спутанный бег…
И сторожат ей могучее море
шесть моряков, опочивших навек.
Ах, сеньора, ах, соседка!
Перевод О. Савича
Ах, сеньора, ах, соседка,
померла моя наседка!
Мне теперь зайти в курятник —
только горе и тоска:
нет ни рябенького платья,
ни цветного гребешка,
потому что — ах, соседка! —
померла моя наседка
в воскресенье поутру;
да, сеньора, да, соседка,
в воскресенье поутру;
ах, сеньора, ах, соседка,
в воскресенье поутру!
Посмотрите: я вспотела.
Птичий двор осиротел,
и петух мой овдовел!
Посмотрите, как я плачу:
нос от слез совсем распух,
громко вторит мне петух!
Ах, сеньора, ах, соседка,
как же, как же мне не плакать:
умерла моя наседка!
Элегия
Перевод И. Эренбурга
Дорогой моря,
добыче рад,
дорогой моря
пришел пират;
он улыбался
чужой тоске,
держал он палку
в сухой руке.
Забыть не может моя тоска
о том, что помнят и облака.
Он ствол надрезал,
он смял луга,
он вез железо
и жемчуга.
Дорогой моря
и черных слез
на запад горя
он негров вез.
О том, что помнят и облака,
забыть не может моя тоска.
Увез он негров,
чтоб негры шли,
чтоб рыли недра
чужой земли,
и хлыст, чтоб щедро
рабов хлестать,
и смерть, чтоб негру,
уснув, не встать.
Дорогой моря
идем одни;
здесь я и горе
моей родни.
Ты не забудешь, моя тоска,
о том, что помнят и облака.
Поэтическое искусство
Перевод О. Савича
Я синие знаю заливы
и небо, водой повторенное,
мерцание звезд потаенное,
луны переливы.
То ли кровь, то ль слоновая кость, —
я знаю живую розу.
Я знаю мимозу
и виноградную гроздь.
Соловей мне голос поставил,
трелям вода обучала.
Я вылил вино из бокала
и только хрусталь оставил.
* * *
А свинец, что свистит, убивая?
А большая земная тюрьма?
Грозно море, и на море — тьма,
и нет под луною рая.
Тростник, от сока тяжелый,
вонзается в тело, как гвозди.
Пусть же знают высокие звезды
про голод и холод!
Ранят бичи, как ножи,
не считает надсмотрщик ударов.
Ступай со своею гитарой
и розам про боль расскажи!
А еще расскажи им про то,
как новое солнце сияет.
На воздушных качелях качаясь,
пусть ликует каждый росток!
Зеленая ящерица
Перевод О. Савича
В Антильском, Антильском море —
Карибским зовут его также —
исхлестана злыми валами
и легкою пеной украшена,
под солнцем — оно ее гонит,
а ветер назад отгоняет,
а слезы живут только в песне —
качается Куба на карте:
зеленая длинная ящерица
с глазами, как влажные камни.
Венец из колючих стеблей
ей плетет тростниковый сахар,
но он не похож на корону,
ведь носит его раба;
царица в плаще — если издали,
с изнанки плаща — служанка,
печальнее всех печальных
качается Куба на карте:
зеленая длинная ящерица
с глазами, как влажные камни.
Но ты, у берега моря
стоящий на крепкой страже
морской тюремщик, запомни
высоких копий сверканье,
валов нарастающий грохот,
язык языков пожара
и ящерицу, что проснулась,
чтоб вытащить когти из карты:
зеленая длинная ящерица
с глазами, как влажные камни.
Кабачки
Перевод О. Савича
Я люблю кабачки и рыбацкие бары,
разбросанные по приморским углам,
где люди пьют и ведут тары-бары,
только чтоб выпить и поговорить по душам.
Там Хуан Никто свой бедный напиток смакует,
там Хуан Неотесанный днюет-ночует,
там сидят Хуан С Большою Ноздрей,
Хуан Длинный Нож и сам Хуан Простой,
Хуан — простой человек, единственный — просто Хуан,
без клички Хуан.
Вскипающею волной
нарастает там дружба людей,
настоящая дружба народа, без пышных речей.
Только слышишь: «Привет!», «Как живешь?», «Что с женой?».
Там пахнет йодом, морскою травой,
рыбой, ромом, солью и прелью,
пропотевшей рубашкой, которая сохнет на теле.
Будешь искать меня по вечерам
в Гаване, в Пирее,
в Порт-Саиде, в Бомбее,
обойди кабачки и рыбацкие бары,
ищи меня по таким углам,
где простыв люди пьют и ведут тары-бары,
только чтоб выпить и поговорить по душам.
62
- Предыдущая
- 62/124
- Следующая
