В поисках ковчега Завета: По следам скрижалей Моисея - Манро-Хэй Стюарт - Страница 40
- Предыдущая
- 40/54
- Следующая
Интерпретация эфиопской истории, сделанная Хэнкоком, страдает от множества лакун. Он не удосужился включить информацию из более современных исследований. Его главные аргументы, ведущие к сенсационным, но ошибочным заключениям, основаны не на фактах, а на драматизме и изобретательности. Но тем не менее в "Знаке и Печати" все же есть польза. Эта книга заставляет нас посмотреть на проблему с совершенно ненаучной стороны. Хэнкок очень хорошо видит логические провалы в некоторых работах по эфиопской истории. Вдобавок здесь можно найти несколько действительно забавных пассажей, посвященных поискам ковчега в наше время.
ГЛАВА 6
МАРИЯ СИОНСКАЯ: МЕСТО КОВЧЕГА
И если Господь доволен тем местом, где она живет, то это оно, если же Он не доволен, то не место ей быть там.
КН рассказывает нам о роскоши небесного Сиона, земным отображением которого является ковчег. Текст дает нам понять, что священный объект — всего лишь копия, но он наполнен святостью, как и его оригинал. Ковчег (Seyon tabota hegg — Сион ковчега закона) был создан в "самом начале, когда Бог установил небеса". Ему "было предназначено стать вместилищем божественной славы на земле", и именно поэтому он был принесен вниз, чтобы Моисей смог сделать "его подобие":
И небесный, духовный [оригинал] внутри него разных цветов, и труд этот прекрасен, и напоминает он яшму, и камень сверкающий, и топаз, и камень гиацинт, и кристалл, и свет, и невозможно оторваться, увидев его, и поражает он разум, и удивляет чудесами; сделан он был духом Господним, а не руками ремесленника, человека, но Он сам создал его для вместилища славы своей. Это вещь духа, и полна она сострадания: это вещь небес, и полна она света; это вещь свободы и жизни божественного разума, дом которого небо, но сила которого на земле, и обитает он среди людей и среди ангелов, город спасения человеческого, и пространство Духа Святого.
КН 17
Истинный ковчег, с точки зрения составителей КН, это не ковчег Моисея, Соломона или Давида, но невыразимое божественное присутствие с начала времен. В Аксуме, как говорит эфиопская церковь, "лежит копия этого небесной невыразимости", сделанная Моисеем под божественным руководством. Перенос этого объекта из Иерусалима в Аксум, переход царства из Израиля в Эфиопию дает знать всем, что именно эфиопские правители выше всех остальных царей земли.
Современная церковь Марии Сионской — это последний потомок многих зданий, построенных на этом самом месте. Несмотря на тенденцию называть ее не иначе как "великим собором", современное строение представляет собой довольно скромную каменную постройку, по размерам слегка превышающую обычную приходскую церковь. Хотя традиция возводит ее историю чуть ли не к античности, она относится к середине XVII века, причем в позднее время это здание было радикально перестроено. Церковь была восстановлена из руин гораздо большего здания на деньги императора Фасилада и его матери, Валд Саалы, и освящена в 1655 году в присутствии принцессы Йодит, дочери Фасилада. Позже она была перестроена по приказу Иясу II, посетившего Аксум в 1750 году.
У церкви были предшественники. Некоторые из них действительно были большими и роскошными для своего времени. Обозначение "собор" использовалось, чтобы подчеркнуть их значимость, со времен Фрументия высший церковный титул в данной местности звучал как "епископ аксумитов", преемники же первого епископа называли себя "митрополитами Аксума", так что можно утверждать, что их церковь была главной в этой области. Церковь Марии Сионской также известна как первая христианская церковь Эфиопии. Со временем она потеряла свою епископальную значимость, так как верховные священники были далеко от Аксума, в Адефе/Лалибеле, или сопровождали императоров в их непрестанных разъездах по стране в походных церквях. Даже с подъемом Гондара с его знаменитыми 44 церквями, когда церковные сановники жили в собственном квартале, или в собственных землях, и после постройки Аддис-Абебы с ее храмом Святой Троицы для большинства эфиопов церковь Аксума оставалась самой почитаемой.
Внутреннее убранство прославленного прямоугольного строения "старой" церкви, названного так, чтобы отличать его от новой круглой постройки, сооруженной при последнем императоре, разочаровывает. Оно не поражает нас изысканностью архитектуры, должным содержанием или декором. Нищета и равнодушие свели на "нет" всю возможную роскошь, которая здесь была. Доктор Понсе, что достаточно странно для француза времен Людовика XIV и Версаля, описывал ее как "великолепную церковь, самую прекрасную и большую, что я видел в Эфиопии"[126]. Семьдесят лет спустя Джеймс Брюс, после реставрации Иясу II, смотрел на церковь Марии Сионской с пренебрежением: "маленькое, жалкое строение, очень плохо содержащееся и переполненное птичьим пометом"[127]. Генри Солт, постоянно критиковавший Брюса, решил реабилитировать это место, которое он видел в 1805 году, заявив, что Брюс "совершенно несправедливо недооценил ее, так как… ей нет равных в Тигре (если не считать Челикута) по размерам, богатству и святости"[128]. Комб и Тамисье также видели церковь в 1835 году, и хотя и признали ее самой выдающейся в Абиссинии, но заметили, что Солт был несколько неумерен в своих похвалах, а Брюс был ближе к истине — это было здание "больше похожее на обычный сарай". Тем не менее из-за своего легендарного прошлого и предполагаемого обладания ковчегом Завета и скрижалями Моисея, она становится самой святой церковью в Эфиопии, этой стране, переполненной церквями.
К сожалению, подобная слава не пробудила в духовенстве Аксума желания узнать побольше о церковной истории. Скорее, как и в случае с Храмовой горой в Иерусалиме, хотя там проблемы возникают из-за взаимного пересечения различных религий, они культивируют исключительность, не давая проводить археологические раскопки в окрестностях церкви. В обоих случаях в этих местах, где только археология может реально прояснить ситуацию, религиозная активность ставит палки в колеса прогрессу исторического знания. В Аксуме запреты на короткое время были отменены при сооружении новой часовни скрижалей Моисея. Анри де Контенсону и Франсису Анфраю было выдано разрешение на проведение раскопок, которые до сих пор видны и открыты для всех желающих, но только к северу от церкви. Эта работа была воистину вдохновляющей и дала немало материалов по истории данного места. Как и ожидалось, они полностью противоречили тому, что говорилось в "Книге Аксума". В ней мы читаем:
В третий раз она была построена Абрехой и Асбехой [на месте], где [сейчас] расположено святилище собора Аксума. Ее основание было ознаменовано чудесами, так как там было озеро, и святые цари Абреха и Асбеха взобрались на гору Мекиада Эгзнэна, и взмолились Господу, чтобы он указал им место, на котором надо строить собор, И спустился Господь с небес и встал перед ними, и взял землю, и бросил ее туда, где она теперь, и на вершине того места стояла колонна света. Здесь они выстроили святилище, стоит оно и по сей день[129].
Хотя последняя фраза напоминает нам отрывок из Третьей книги Царств, где автор использует те же самые выражения, описывая помещение ковчега в святилище, составитель эфиопского текста здесь о ковчеге не упоминает.
Церковь Марии Сионской сегодня, несмотря на изначальную привлекательность древних камней, зрелище достаточно обескураживающее. Здесь превалирует совершенно недружелюбное отношение к посетителям, хотя церкви очень нужны деньги, которые могут ей дать туристы. Популяризация Грэмом Хэнкоком Аксума и его церкви привлекла много интересующихся, большинство которых крайне неуклюже пытаются разузнать что-либо о ковчеге. Иностранцев сейчас держат подальше от часовни скрижалей Моисея и охрана здесь усилена. Женщин внутрь не допускают в любом случае. Это половое разделение превалирует, так как старая церковь до сих пор считается монастырем, и женщинам туда вход воспрещен, хотя они могут пройти в круглую новую церковь по соседству. Если верить Альваресу, то в 1520-х годах проход был еще более строгим: "ни женщины, ни паства не могут пройти в церковь или получить причастие". Она была только раз открыта для женщин, как утверждает Мануэль де Алмейда, во время португальского католицизма.
- Предыдущая
- 40/54
- Следующая