Юность - Гетто Виктория - Страница 45

• Предыдущая
• 45/76
• Следующая

Учитывая, что противоположный берег густо порос чем-то вроде камыша, только помягче, прикрываясь раскидистыми сухими листьями и матерясь, поскольку ступаю голыми ногами по узловатым корням, бреду вверх по течению. Но мост полыхает на заглядение! Красиво! И – мечущиеся в пламени силуэты… Лишь бы местные не догадались послать конных вдоль берегов, чтобы не обнаружить ребят и себя раньше времени…

Рискнуть? Ломлюсь через камыш на твёрдый берег, как слонопотам, меня не услышат. Возле моста такое… Даже страшно. Слышали, как кричат горящие заживо люди? Или скотина? И не приведи Высочайший услышать! Поседеете. Или руки на себя наложите. Вот и берег, и я припускаю изо всех сил, благо он ровный. Всё окоченение куда-то подевалось, смытое напрочь всплеском адреналина, и ноги работают, словно сами по себе, двигаясь, как поршни в паровом двигателе. Ага! Вот и мои орлы! Угадываю их в темноте. Ждут! Пробегаю ещё метров пятьсот, проламываюсь сквозь камыш и снова бросаюсь в воду. Как всё-таки хорошо, что в реках здесь нет никаких монстров и хищников! Загребая изо всех сил, плыву. Раз и – два, и – раз, и – два! Ещё и ещё! Грудь ходит ходуном. Точно последний всепланетный рекорд побил! Задеваю рукой в гребке дно, сразу становлюсь на ноги и мчусь что есть сил к своим. Меня тут же закутывают в кусок мягкого войлока, торопливо стирают жир, которым я намазан, подводят коня.

– Все в сёдла! Уходим! Остальное – потом!

Нам надо встретиться со вторым отрядом, чтобы узнать, как обстоят дела у него и сожжён ли второй мост. Кони мчатся, будто взбесились. Выскакиваем на холм и… Далеко внизу второе зарево. Огненная цепочка через всю реку. И оттуда несётся вой… Или это от нашего? Не понять. Так, ходу, орлы! Ходу! Проносимся до склада, где мы брали брёвна, в мгновение ока. Место встречи назначено здесь. Соскакиваю с лошади – это не мой верный Вороной. Он остался в лагере. Но лошадка неплохая. Шустрая и выносливая. Кто-то из солдат перехватывает поводья, уводит остыть коня в сторону. Меня обтирают тряпками, одновременно растирая вдруг сразу покрывшуюся гусиной шкурой кожу. Кто-то суёт флягу, делаю глоток и сразу отплёвываюсь – самогон! Мать… Заставляю себя сделать ещё глоток. Почти чистый спирт обжигает пищевод, и сразу по всему телу начинает волнами распространяться тепло. Знаю, что делаю глупость. Минут через пять мне станет ещё холоднее, но уже греется натта в очаге мёртвых охранников. Бояться нам теперь нечего – тушурцам не до нас!

– Тревога!

На площадку выносятся всадники, и тут же новый крик:

– Отбой! Это наши!

Да. Вторая полусотня вернулась…

– Сьере граф! Сожгли!

– Видел. Спасибо вам, ребята. Вернёмся домой – награжу!

У солдат сияют глаза – граф пообещал, значит, сделает!

Торопливо глотаю обжигающую натту. Вот теперь совсем другое дело. Только самоубийцы согреваются алкоголем! Да, вроде бы он греет. Но именно что вроде. Сосуды немного расширяются, кровь движется быстрее, но спирт тем и коварен, что вскоре все вены и артерии вновь сужаются, причём ещё больше, чем до этого. И результат – обморожение или смерть. Поэтому умные люди согреваются либо наттой, либо настоем липового цвета. Это здесь. А у меня на родине – чаем. Проверено временем. И опытом сотен поколений.

– Куда дальше, сьере граф? – Это сотник. Он ходил с первым отрядом.

А действительно, куда? Навстречу своим? Или подождать здесь? Не стоит рисковать. Кони свежие, так что лучше к корпусу навстречу. Внаглую! Прямо по дороге, через беженцев и стада. Они пуганые, всего боятся…

– К своим, ребята.

Набрасываю на тело одежду. По-хорошему бы вымыться сейчас в баньке, но где её взять? Да и время… Ладно, перетерплю. А там воду нагреют, в шатре все остатки жира с себя смою… Взлетаю в седло уже подведённого ко мне коня, оборачиваюсь к солдатам:

– За мной! Рысью! Марш!

И трогаю лошадь… Ночь в седле? Да ерунда! Вчера днём выспались, можно и проехаться.

А тушурцы действительно испуганы. Немногие беженцы шарахаются в стороны, стараясь освободить нам путь. Даже не замечают, что их не трогают. Просто плюют. Нам не до резни и не до стычек. А может, просто не могут поверить, что мы враги.

Внезапно всё обрывается. Дорога становится чистой. Ни людей, ни скотины. Нейтральная полоса, так сказать? Отмахиваем до утра ещё километров двадцать, и – вот оно! Навстречу нам медленно приближается громадная полоса пыли. Наши…

Вскидываю руку, и, храпя, лошади останавливаются. А точки впереди увеличиваются с каждым мгновением.

– Привал!

Отводим коней с дороги, усаживаемся на пожухлую осеннюю траву. Ого, как спешат! Ух!

Откидываюсь назад на вытянутые руки, щурясь, смотрю против солнышка на приближающуюся ко мне кавалькаду. Ну, можно и подниматься. Мои бойцы зашевелились, но я отдаю команду:

– Всем сидеть!

Люди замирают, а я неспешно бреду к кавалькаде. Передний всадник рвёт поводья, и его громадный конь становится на дыбы с диким ржанием. Потом замирает на месте.

– Сьере герцог, нужно срочно выслать летучие отряды к мостам. Мы их сожгли. Но там народу… Лучше взять всех. И скотину. Нам нужны рабы. Много рабов!

Дель Саур буквально сваливается с лошади, сгребает меня в охапку:

– Атти! Ты герой! Ты сделал это! Сделал!

Наконец отпускает и делает шаг назад, я слегка кланяюсь ему:

– Сьере герцог, я не один. Мои солдаты тоже были вместе со мной.

Урм поворачивается к сидящим на земле моим солдатам, смотрит на них внимательно, словно впервые видит, а потом шепчет, чтобы никто кроме нас не слышал:

– Ты сделаешь это, Атти. С такими воинами – можно…

И я понимаю, что он хочет сказать.

Герцог поворачивается к своей свите:

– Маркиз дель Ольм, пусть наши конники немедленно выдвигаются к мостам.

Командир конницы кивает, и гонец тут же уносится к основной массе неспешно надвигающегося корпуса.

– Вы позволите, герцог?

– А?

– Хотел бы немного отдохнуть, пока мои не подтянутся. Ночка на удивление бессонной выдалась… – Хм… У меня даже хватает сил шутить? Однако…

– Конечно, конечно, сьере граф!

Дель Саур всё прекрасно понимает и делает шаг назад, затем поворачивается к моим бойцам и… салютует им по-нашему, как принято в Парде, ударом кулаком по груди. Его рука в латной перчатке, а на теле – панцирь. Получается внушительно. С лязгом. Следом за ним точно так же отдают честь остальные владетели. Кроме одного. И я вижу, кто это…

Мои солдаты поднимаются с пожухлой травы, вытягиваются по стойке «смирно» и рявкают:

– Во славу Фиори!

Лорды уезжают, а мы ждём основную часть нашего отряда. Движутся пешие, телеги. Всадников нет, все давно промчались мимо нас – им предстоит много работы. Все проходящие мимо смотрят на нас с уважением, некоторые – со страхом. Кое-кто с завистью. А ребята сидят спокойно, травят неспешно байки, кто-то грызёт с задумчивым видом длинную травинку… Ну вот и стяг Парды. Белая волчья голова на чёрном фоне.

– Строиться! – командую я негромко, и сержанты и старшие командиры дублируют мой приказ:

– Становись!

Народ быстро выстраивается в коробку.

– Занять места в колонне!

Я первый делаю шаг навстречу чёткому строю своих солдат, дружно отбивающих шаг под буханье барабана…

– Уау-у… – Как вкусно зевается!

Потянуться, чтобы косточки хрустнули. Красота! Выспался! Спускаю ноги с койки, подвешенной в фургоне, нащупываю ступнями тапочки. Никого, кроме меня, нет, и, похоже, уже вечер, потому что свет какой-то сумрачный. Хм… Одеваюсь, шлёпаю к стоящей у полога обуви. Мои сапоги уже сияют. Дежурный постарался. Молодец! Откидываю ткань тента и выпрыгиваю наружу – какой вечер?! Утро! Лагерь ещё спит, только кухонный наряд орудует возле костров, и тянет от них вкусно – дымком, мясом, горячей наттой. Это что, я сутки проспал? И никто меня не потревожил, не разбудил?! Странные дела творятся на белом свете, Высочайший. Ой, какие странные!.. Бреду по сухой, уже утоптанной траве к реке. Зачерпываю рукой воду, и меня передёргивает – она ледяная. А ведь намедни плавал! М-да… Плескаю воду в лицо, и остатки сна мгновенно снимает. Хорошо-то как! Даже не верится, что сейчас мы на войне…

• Предыдущая
• 45/76
• Следующая