Carpe Jugulum. Хватай за горло! - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 22

• Предыдущая
• 22/77
• Следующая

Кухня была безукоризненно чистой. Буквально каждая плоская поверхность была тщательно вытерта. Очаг был вычищен от углей, и там высилась аккуратная стопка свежих поленьев.

На кухонном столе стояли три чашки и три тарелки, рядом с которыми лежали три ножа, тесак, три вилки, три ложки, два черпака, ножницы и три свечи. Чуть сбоку пристроилась деревянная шкатулка с нитками, иголками и булавками…

Начищено было все, что только могло быть начищено. Даже старые оловянные подсвечники были надраены так, что блестели.

Агнесса почувствовала, как внутри ее все вдруг стало сжиматься. Сами ведьмы владели очень немногим. Владельцем вещей был, как правило, дом. Нельзя уносить то, что тебе не принадлежит.

Все вещи были разложены так, словно кто-то составлял их опись.

За ее спиной нянюшка Ягг грохотала ящиками древнего комода.

– Она навела порядок, – сказала нянюшка. – Даже чайник очистила от ржавчины. В буфете ничего нет, кроме высохшего сыра и печенья, которое можно есть, только если ты решил покончить жизнь самоубийством. В спальне тоже все прибрано. Табличка «Я НИ УМИРЛА» висит за дверью. Ночной горшок такой чистый, что из него чай можно пить. Я, конечно, никогда не буду этого делать, но мало ли кому что в голову придет… А еще она взяла шкатулку из комода.

– Какую шкатулку?

– В ней она хранит разные мелочи, – пояснила нянюшка. – Меморорабилилии…

– Мемо… что?

– Ну, знаешь… подарки, все такое прочее. То, что принадлежит лично ей…

– А это что? – спросила Агнесса, поднимая зеленый стеклянный шар.

– А, это Маграт ей передала, – откликнулась нянюшка, поднимая угол коврика и заглядывая под него. – Поплавок от рыбацких сетей, который мой Уэйнчик с моря привез. Рыбацкое яйцо называется.

– Не знала, что у рыбаков стеклянные яйца, – брякнула Агнесса.

Но тут же застонала про себя и принялась покрываться густым румянцем. Впрочем, нянюшка ничего не заметила. И тогда Агнесса окончательно поняла, насколько серьезна возникшая ситуация. Таких оговорок нянюшка никогда не спускала, она кидалась на тебя, как кошка – на мышь. Даже в простом пожелании доброго утра нянюшка могла усмотреть нечто этакое. После чего тема развивалась, углублялась и расширялась. «Рыбаков со стеклянными яйцами» хватило бы ей на неделю. Завидев кого-нибудь – знакомого, незнакомого, – она летела бы к нему сломя голову: «Ни за что не догадаешься, что недавно ляпнула Агнесса Нитт…»

– Я случайно… – рискнула заговорить Агнесса.

– Знаешь, я не больно-то разбираюсь в рыбной ловле, – откликнулась нянюшка. Выпрямившись, она принялась задумчиво грызть ногти. – Здесь что-то не так. Эта шкатулка… Она ничего не оставила…

– Но матушка ведь не могла совсем уйти? – взволнованно спросила Агнесса. – То есть бросить нас насовсем. Она всегда была рядом.

– Я ж говорила тебе вчера… Последнее время что-то она слишком уж сама своя, – рассеянно ответила нянюшка и села в кресло-качалку.

– Ты хотела сказать «сама не своя»?

– Я сказала именно то, что хотела сказать, девочка. Когда матушка сама своя, она рычит на всех кого ни попадя, хандрит и впадает в уныние. Ты вообще понимаешь, что значит «сама не своя»? А теперь помолчи, потому что я думаю.

Агнесса опустила взгляд на зажатый в руке зеленый шар. Стеклянный рыбацкий поплавок в добрых пятистах милях от моря. Сувенир наподобие ракушки. И совсем не хрустальный шар. Его, конечно, можно использовать как хрустальный шар, но это совсем не хрустальный шар… очень тонкое и очень важное различие.

Матушка была крайне традиционной ведьмой. Ведьмы не всегда пользовались популярностью. Возможно… да какое там возможно, определенно!, были времена, когда не следовало афишировать то, чем ты занимаешься, вот почему разложенные на столе предметы были самыми обычными. Они ничем не выдавали своего владельца. Разумеется, сейчас в этом не было никакой необходимости, причем в Ланкре таковой необходимости не возникало уже многие сотни лет – и тем не менее некоторые привычки передаются по наследству.

В действительности нынешняя ситуация была прямо противоположной. Ведьмовство в Овцепиках считалась почетным занятием, но только молоденькие ведьмочки вкладывали деньги в настоящие хрустальные шары, разукрашенные рунами ножи и оплывшие свечи. Тогда как ведьмы постарше предпочитали использовать обычную кухонную утварь, поплавки от рыболовных сетей, шерстяные лоскутки, этой обычностью лишний раз подтверждая свой высокий статус. Любая дура станет ведьмой при помощи рунического ножа, а ты попробуй сотвори ведьмовство обычным салатным ножичком.

Звук, на который она раньше не обращала внимания, вдруг стих, и в доме воцарилась тишина.

Нянюшка подняла голову.

– Часы остановились.

– Все равно они вечно врали, – пожала плечами Агнесса, взглянув на часы.

– Ей нравилось, как они тикают.

Агнесса положила стеклянный шар на стол.

– Я хочу повнимательнее осмотреть хижину, – сказала она.

Приходя к кому-либо в гости, она первым делом осматривала дом. В некотором смысле дом – это одежда, подогнанная под фигуру владельца. Он может показать не только то, чем люди занимаются, но и то, о чем они думают. Иногда приходилось захаживать в такие дома, хозяева которых считали, будто ты должна знать буквально все и буквально обо всем. В такой ситуации следовало использовать всякую возможность получше узнать человека.

Однажды Агнесса услышала очень верную фразу: «Дом ведьмы – это ее второе лицо». В случае с матушкой именно так оно и было.

Прочесть ее дом было очень просто. Матушкины мысли били по тебе с силой кузнечного молота, и ее индивидуальность была чуть ли не вколочена в эти стены. Будь дом чуть более органическим, у него бы появился пульс.

Агнесса прошла в закуток, где матушка обычно мыла посуду. Медный тазик был начищен до блеска. Рядом лежали вилка и пара блестящих ложек, а чуть поодаль – стиральная доска и жесткая щетка. Мусорное ведро тоже сияло чистотой, хотя осколки чайной чашки на самом дне свидетельствовали о том, что наведение порядка без жертв не обошлось.

Затем Агнесса распахнула дверь в старый сарай, где, как правило, держали коз. Коз у матушки не было, но весь самодельный пчеловодческий инвентарь был аккуратно разложен на скамейке. Впрочем, она редко пользовалось всеми этими штуками. Спрашивается, какой смысл быть ведьмой, если для ухода за пчелами тебе нужны дымарь и сетка?

Пчелы…

Через какое-то мгновение Агнесса уже была в саду и прижималась ухом к улью.

Стояло раннее утро, и пчелы еще не вылетели за медом, но внутри улья царил какой-то невероятный гул.

– Они все знают, – раздался голос нянюшки за ее спиной.

Агнесса выпрямилась так резко, что стукнулась головой о крышу улья.

– Но ничего не скажут, – добавила нянюшка. – Она им приказала. Кстати, молодец, что вспомнила про пчел.

Снова затрещала сидевшая на дереве сорока.

– Доброе утро, госпожа Сорока, – машинально поздоровалась Агнесса.

– Кыш, мерзавка! – крикнула нянюшка, наклонясь за палкой.

Птица мгновенно перелетела на другую сторону полянки.

– Нянюшка, это же к несчастью, – сказала Агнесса.

– К несчастью для нее, если б я успела прицелиться, – огрызнулась нянюшка. – Терпеть не могу этих воровок.

– «Горе – это раз», – вспомнила присказку Агнесса, наблюдая за прыгающей по ветке птицей.

– Лично я всегда предпочитала считать, что буквально через мгновение появится вторая, – сказала нянюшка, бросая палку на землю.

– «Радость – это два»? – спросила Агнесса.

– «Веселье – это два».

– По-моему, это одно и то же.

– Ну, не знаю, – усмехнулась нянюшка. – Я, конечно, радовалась, когда родился Джейсон, но хохотать мне не больно-то хотелось. Пошли, хочу еще кое-что посмотреть.

Еще две, сороки сели на древнюю крышу хижины.

– «Кто-то идет – это три», – с беспокойством промолвила Агнесса.

– «Кто-то умрет – это три», насколько мне известно, – поправила ее нянюшка. – Впрочем, о сороках сложено много стихов. Послушай, возьми-ка ее помело и все осмотри до самых гор, а я…

• Предыдущая
• 22/77
• Следующая