Полная история тайных обществ и сект мира - Благовещенский Глеб - Страница 73

И понятно, почему. Последователи Кондратия Малёванного «оставили все свои полевые работы, распродавали имущества, проводили время только в еде и молитве и ожидали скорой кончины мира. Одна женщина в припадке фанатизма задушила свою шестилетнюю дочь. Последователей Малёванного было более тысячи, и они считали Кондрата за Христа… В результате развивается психопатическая эпидемия, принявшая грозные размеры и потребовавшая вмешательства властей. По описанию проф. И. А. Сикорского, эта эпидемия проявилась в ненормальном настроении духа, выражавшемся необычайным благодушием, нередко переходившем в экзальтированное радостное состояние, не обусловленное какими-либо внешними мотивами, вообще жизнерадостным настроением и особенною чувствительностью. Точнее выражаясь, малёванцы чувствовали себя как беззаботные дети, находящиеся в радостном или праздничном настроении духа… Считая Малёванного за Спасителя и веря его проповеди, они живут в ожидании кончины мира, которую признают благоприятной переменой своего существования. Человек тогда не будет умирать, не будет ни заботиться, ни трудиться, так как все за него будет устроено Богом. Они признают себя избранниками в виду того, что они первые приняли новую веру и поэтому получат лучшую часть в будущем, тогда как все те, кто не хотел уверовать, будут осуждены на Страшном Суде. В силу этих ожиданий Страшного Суда, они отказываются от труда и заботы, предоставляя и то, и другое неверующим; они продали или раздарили свое имущество, дабы не иметь в этом отношении никаких забот. Свои поля они оставили не обсемененными под влиянием той же идеи предстоящего Страшного Суда. Дело дошло до того, что многие даже продали молочный скот и стали покупать молоко для своих детей у православных…»

Основным признаком богоизбранности последователи Малёванного считали появление судорог во время радений. По заявлению проф. И. А. Сикорского, «сами малёванцы придают значение судорожным проявлениям, считая их несомненным действием Божественного начала в человеке. Находясь на молитвенных собраниях, они ждут наступления судорог у кого-нибудь из присутствующих, радуются виду судорог, оживляются и восторгаются картиною судорог и при первом появлении судорог во всем собрании начинается общий подъем возбуждения и ликования».

Заметим, что Малёванный жил уже в конце XIX века, то есть во время, когда гонений на раскольников уже не было как таковых. Однако даже в такое «благополучное» время он пребывает в предчувствии апокалиптических событий. А теперь представьте себе более сложные для староверов века. И более сильную веру, чем у Малёванного. С такой верой истязания плоти, доведение тела до истощения и тяжелых повреждений считалось благом, а появление в этом особом состоянии галлюцинаций — особым знаком близости к Богу. Недаром Бехтерев проводит параллель между радениями малёванцев и хлыстов. «Существует даже тождество в основных верованиях малёванцев и хлыстов, — пишет он, — а именно в возможности непосредственного общения человека с Богом в форме вхождения Св. Духа в человека во время истерических конвульсий. По словам И. А. Сикорского, „этого входящего духа чувствуют одинаково и хлысты, и малёванцы. По мнению тех и других дух обозначается судорогами и трепетанием. Весьма интересно, что даже возгласы, употребляемые в экстазе малёванцами: „Ой дух, ой дух!“ — тождественны с хлыстовскими“. Очевидно, что как у малёванцев, так и у хлыстов радения и религиозные упражнения стоят в тесном соотношении с истерией, которая, как мы знаем, благоприятствует развитию галлюцинаций, судорог и иных нервных припадков, признаваемых теми и другими за наитие Св. Духа и которая дает столь благоприятную почву для внушения. Радения же этих сект составляют весьма благоприятную почву для развития как путем внушения, так и путем самовнушения истерических болезненных проявлений, признаваемых божественными. Нам кажется, что в этом взаимовнушении заключается несущественная доля той притягательной силы, какую имеют радения для малёванцев, хлыстов и скопцов — этих представителей сект, имеющих несомненно патологическую основу. Обыкновенно принимают, что страсть к этим радениям объясняется перспективой ожидаемого экстаза радости. Это объяснение, без сомнения, имеет свою реальную основу, но вряд ли только одной перспективой ожидаемого экстаза радости, обусловливаемого, как думают некоторые, движением, может быть объяснено неудержимое влечение этих сектантов к своим радениям. По крайней мере, не меньшую, если еще не большую, роль играет в этом отношении, на мой взгляд, то взаимовнушение, которое на таких радениях производится отдельными членами друг на друга и которое поднимает чувство восторга и упоения в них до необычайного напряжения, недостигаемого при иных условиях отдельными членами. Это же взаимовнушение сплачивает отдельных членов сект на радениях в одно целое, в одну личность, живущую одной мыслью, произносящей одни и те же возгласы, исполняющей одинаковые по существу жесты и телодвижения. Естественно, что это целое, являющееся источником недосягаемых наслаждений, столь притягательно для отдельных членов, что заставляет их, несмотря на строгий запрет закона, под тем или другим предлогом устраивать свои радения и являться на них даже за десятки верст. С другой стороны, в этой притягательной силе радений и молитвенных собраний выше указанных сектантов заключается, между прочим, в значительной мере и необычайное упорство этих грубых сект, с которыми оказывается бессильною борьба правительства и духовенства».

Подобные радения и появление мессианских или апокалиптических идей характерны для многих крайних течений старообрядчества. В конце XIX века в Канаде местные власти были напуганы непонятным поведением духоборов. «Некто Зебров, объявивший себя Иоанном Крестителем, стал проповедовать поход в пустыню „для лицезрения Христа“, заверяя всех, что зимы не должно быть и что ее нечего бояться. Поверили ли сектанты своему вожаку или поступили они в силу собственного рассуждения, только из некоторых деревень они стали приходить в одних холщовых рубахах, босые и с непокрытыми головами. Но другие выходили одетые как следует, если не в кожаных, то в резиновых сапогах, захватив с собой и байковые одеяла. Деньги, кажется, были при всех, и немалые, так как в Йорктоне, например, какой-то босоногий духобор, по свидетельству многих присутствовавших, вынул тугую мошну и отсчитал из нее 250 долларов, то есть 500 рублей, одному из чиновников канадского иммиграционного ведомства, поручая ему купить яблок, фруктов, хлеба и картофеля на всю братию». По известиям, напечатанным в «Temps», духоборы, прежде чем отправиться «в поход на восток», отпустили на свободу весь свои домашний скот, не желая «притеснить никакое живое существо».

До похода в течение долгого времени духоборы в своих селениях с удивительным терпением исполняли тяжелые работы. Потом вдруг, охваченные неудержимым прозелитизмом, бросили селения и отправились в проповеднический поход. Телеги, которые были при духоборах, были побросаны ими в пути, вместо того они навязали на шесты байковые одеяла и несли таким образом дряхлых стариков и малых ребят. Хотя духоборы имели при себе и деньги, они побирались в пути милостыней ради спасения души или собирали травы и колосья. В Йорктоне, которого духоборы достигли 15 октября, от них отобрали насильственно женщин и детей, всего 1060 человек, предоставив мужчинам в количестве 800 человек идти далее. «Насколько можно судить, это решение канадских властей принято было духоборами с полной покорностью: случившиеся при них вожаки Подмеров, Дендров и Зебров, как передают, внушили им, что на то воля Божья, против которой нельзя прати. Не так легко покорились этому насилию задержанные женщины: многие из них на первых порах не только сами отказывались есть что-либо из предлагаемой пищи, но даже и плакавшим детям воспрещали: лишь только кто подавал что какому-нибудь малышу, мать у того кусок из рук вырывала… Вскоре однако это изуверство поумерилось: через сутки-другие духоборки не только ели, но и стали помогать стряпать. Вели все себя тихо, только „божественное“ читали, да псалмы пели; две женщины однако уже и тут, в Йорктоне, впали в сумасшествие: одна 60-летняя старуха все утверждала, что от нее имеет родиться Христос Спаситель, другая безумная была потише: все что-то бормотала про себя и чертила пальцем на полу. Спустя несколько дней появилась еще сумасшедшая — 17-летняя девушка, провозглашавшая себя Богородицей. Тем временем мужчины шли вперед, продолжая свои заунывные напевы гимнов: по ночам они останавливались под открытым небом, и многие из них не только ничего не ели, но и сна себя лишали: впереди шел босой, бледный, с лихорадочно горящими глазами, обнесенными темными кругами, и черною же длинною, развевавшеюся по ветру, бородой — „Иоанн Креститель“ — Зебров. Этот, подходя к местечку Fox-warren, стал уже и бредить на ходу — ему все представлялись видения; он не спал уже четвертые сутки и стал то и дело ловить что-то по воздуху и хвататься за что-то, мерещившееся ему, взывая к следовавшим за ним духоборам: „Вот он Христос — хватайтесь за него все, спасайтесь!..“ По дороге к Фоксваррену духоборы стали бросать одеяла, платье, кошельки, обувь… Все это подбиралось следовавшими за ними конными жандармами и доставлялось куда следует на хранение. У Фоксваррена выпал снег, и это поколебало веру пилигримов в своего „Иоанна Крестителя“…»