Маленькие боги (Мелкие боги) - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 46

• Предыдущая
• 46/77
• Следующая

Симони горько рассмеялся. — Некоторые из них весьма вкусны, сказал он, выуживая Ома. — Все так говорят, сказал Брута. Он понизил голос до шепота. — Что это за место, Анк?

— Город с миллионом душ, сказал голос Ома. — Большая часть занимает тела. Тысяча религий. Там есть даже святилище маленьких богов! Звучит так, словно там у людей нет проблем с верой во что-нибудь. Неплохое место для нового начала, я думаю. С моим мозгом и твоим… с моими мозгами мы скоро снова пойдем в гору. — Ты не хочешь возвращаться в Омнию?

— Ни за что, сказал голос Ома. — Всегда возможно ниспровергнуть установившегося бога. Люди устают, им нужны перемены. Но невозможно ниспровергнуть себя, верно?

— С кем ты разговариваешь, священник? — сказал Симони. — Я…э… молюсь. — Ха! Ому? Точно так же ты можешь молиться этой черепахе. — Да. — Мне стыдно за Омнию, сказал Симони. — Посмотри на нас. Погрязли в прошлом. Скованы репрессивным монотеизмом. Нас избегают соседи. Что хорошего дал нам наш Бог? Боги? Ха!

— Осторожнее, осторожнее, сказал Дидактилос. — Мы на море, а твои доспехи обладают неплохой проводимостью. — Ох, я ничего не говорю про других богов, сказал Симони быстро. — Я был не прав. Но Ом? Пугало Квизиции! Если он существует, пусть поразит меня здесь и сейчас!

Симони вытащил свой меч и держал в вытянутой руке. Ом мирно сидел на коленях Бруты. — Мне этот парень нравится. сказал он. — Он почти так же хорош, как верующий. Это как любовь и ненависть, понимаешь?

Симони снова засунул свой меч в ножны. — Так я опроверг существование Ома, сказал он. — Да, но что вместо него?

— Философия! Практическая философия! Вроде этого двигателя Урна. Это может втащить пинающуюся и вопящую Омнию в Век Фруктовых Летучих Мышей. — Пинающуюся и вопящую, сказал Брута. — Но это необходимо, сказал Симони. Он сияюще улыбнулся. — Не беспокойся за него, сказал Ом. — Мы будем далеко. Что тоже не плохо. Не думаю, что Омния будет очень популярной страной, когда разлетятся новости о том, что произошло прошлой ночью. — Но это вина Ворбиса! — сказал Брута вслух. — Он все это начал! Он послал бедного Брата Мардака, а потом он убил его, и так смог обвинить Эфебцев! Он никогда не желал никакого мирного договора! Он просто хотел проникнут во дворец!

— И Кто бы мне сказал, как он ухитрился, — сказал Урн. — Никто никогда не проходил через лабиринт без гида. Как ему удалось?

Слепые глаза Дидактилоса смотрели сквозь Бруту. — Не представляю, сказал он. Брута повесил голову. — Он действительно сделал все это? — сказал Симони. — Да. — Ты идиот! Ты полный кретин! — вопил Ом. — И ты бы повторил это перед людьми? — сказал настойчиво Симони. — Пожалуй. — Ты бы выступил против Квизиции?

Брута жалобно уставился в ночь. Позади пожары Эфебы слились в одну оранжевую искру. — Все что я могу сказать, это то, что я помню, сказал он. — Мы все покойники, сказал Ом. — почему бы тебе просто не выбросить меня за борт? Этот пустоголовый захочет, чтобы мы вернулись в Омнию!

Симони задумчиво потер подбородок. — У Ворбиса много врагов, сказал он, в определенных обстоятельствах. Лучше бы он был убит, но все назовут это убийством. Или даже мученичеством. Но суд… если будут свидетели… если они хотя бы подумают , что будут свидетели… — Я вижу ход его мыслей! — кричал Ом. — Мы спасены, если ты заткнешься!

— Ворбис на скамье подсудимых, — размышлял Симони. Брута побледнел от этой мысли. Это был тот тип мыслей, который почти невозможно удержать в голове. Это был тот тип мыслей, в котором не было смысла. Ворбис на скамье подсудимых? Суды случались с другими. Он вспомнил Брата Мардака. И солдат, погибших в пустыне. И все то, что было сделано остальным людям, в том числе и Бруте. — Скажи, что не помнишь! — вопил Ом. — Скажи ему, что не можешь вспомнить!

— И если бы его судили, сказал Симони, его признали бы виновным. Никто не рискнул бы поступить иначе. Мысли всегда медленно продвигались в голове Бруты, подобно айсбергам. Они медленно приходили и медленно уходили, и пока они были, они занимали много места, большей частью под поверхностью. Он подумал: “Худшее заключается не в том, что Ворбис плох, а в том, что он заставлял хороших людей поступать плохо. Он превращал людей в подобия себя. Этого не излечить. Ты заразился от него. Не было слышно ни звука, кроме плеска волн о корпус Безымянного Корабля и вращения философского двигателя. — Если мы вернемся в Омнию, нас поймают, сказал Брута. — Мы можем пристать подальше от портов, страстно сказал Симони. — Анк-Морпорк! — кричал Ом. — Перво-наперво мы должны доставить Г-на Дидактилоса в Анк-Морпорк, сказал Брута. — Потом я вернусь в Омнию. — Можешь меня там и оставить! — сказал Ом. — Я быстро найду себе несколько верующих в Анк-Морпорке, не важно, во что они там веруют!

— Никогда не видел Анк-Морпорка, сказал Дидактилос. — Так что по-прежнему живешь — учишься. Я всегда так говорил, он повернулся лицом к солдату. — Вопя и пинаясь. — В Анке есть наши эмигранты. сказал Симони. — Ты будешь там в безопасности. — Удивительно! — сказал Дидактилос, только подумайте, этим утром я и не знал, что я в опасности. Он снова сел внутри корабля. — Жизнь в этом мире, сказал он, как это и было всегда, есть пребывание в пещере. Что мы знаем о реальности? Все что мы можем узреть об истинной природе существования, есть, пожалуй, не более, чем смущающие и вызывающие изумления тени, отбрасываемые на внутреннюю стену пещеры невидимым ослепительным лучом света абсолютной истины, по которым мы можем определить или не определить проблеск достоверности, и мы, как ищущие мудрости троглодиты, можем поднять свои голоса к незримому, и смиренно сказать: “Ну, давай, сделай Деформированного Кролика… он мне больше всех понравился.”

* * *

Ворбис поковырял ногой пепел. — Костей нет, сказал он. Солдаты стояли молча. Серые пушистые хлопья разваливались и немного разлетались в утреннем бризе. — Неправильный пепел, сказал Ворбис. Сержант открыл было рот. — Будь уверен, я узнал бы тот, о котором говорю, сказал Ворбис. Он прошелся над обуглившейся крышкой люка и ткнул ее пальцем ноги. — Мы проследили, куда ведет туннель, сказал сержант, с интонациями человека, который вопреки опыту надеется, что если его голос будет звучать подобострастно, то он избегнет гнева. — Он выходит наружу у доков. — Но если войти в него из доков, он не приведет сюда, задумчиво проговорил Ворбис. Дымящийся пепел, казалось, завораживал его. Бровь сержанта изогнулась. — Понял? — сказал Ворбис. — Эфебцы не стали бы строить дорогу наружу, которая была бы и дорогой внутрь. Мозг, задумавший лабиринт, не сделает такого. Должны быть… створки. Возможно, последовательность приводящих в движение камней. Ловушки, действующие лишь на пути в одну сторону. Пролетающие лезвия, появляющиеся неожиданно из стен. — А. — Самые хитрые и запутанные, несомненно. Сержант провел сухим языком по губам. Он не мог читать Ворбиса, как книгу, ибо никогда не было книги вроде Ворбиса. Но у Ворбиса были определенные привычки мышления, которые через некоторое время можно изучить. — Вы желаете, чтобы я взял отделение и проследовал по нему от доков, сказал он глухо. — Я как раз собирался предложить это, сказал Ворбис. — Да, лорд. Ворбис похлопал сержанта по плечу. — Не расстраивайся, сказал он бодро, — Ом оберегает сильных верой. — Да, лорд. — Потом доставите мне полный отчет. Но в первую очередь… они не в городе?

• Предыдущая
• 46/77
• Следующая