Покидая рай (ЛП) - Элькелес Симона - Страница 2

• Предыдущая
• 2/48
• Следующая

Вопли прекратились, но начались хлюпанья. Которые на самом деле хуже, чем причитания.

- Хулио, дай ребенку побыть сломленным.

- Ты слишком мягок, Калеб. Это место должно ужесточить этих детей.

- Так, чтобы они стали такими, как ты? Не обижайся, парень, но ты бы напугал даже серийного убийцу, - говорю я.

Один взгляд на Хулио и вы понимаете, что он жестокий человек. Тату по всей его шее, спине и рукам. Обритая голова. Когда моя мама пришла увидится со мной, она ведет себя так, будто эти тату отравлены.

- Так что? - сказал Хулио, - Они выпустят тебя?

Я сел на свою кровать.

- Да. Завтра.

- Удачливый сукин сын. Ты вернешься в свое маленькое городишко с забавным именем? Кстати, как его название?

- Рай.

- Так вот, я поэтому должен торчать здесь с этой нюней, пока ты в Раю? Разве ты не сука после этого?

Он одаривает малыша взглядом-с-широко-раскрытыми-глазами. Если бы я не знал Хулио лучше, я бы тоже испугался. Подростка это заставляет снова взорваться.

Хулио смеется, а затем говорит:

- Ну, я дам тебе номер моего кузина Рио в Чикаго. Если тебе нужно будет удрать из Рая, Рио подцепит тебя на крючок.

- Спасибо, парень, - говорю я.

Хулио качает головой, наблюдая за плачем подростка, произнося:

- Позже, амиго.

И оставляет камеру открытой.

Я хлопаю подростка по плечу. Он рыпается прочь, боится.

- Я не собираюсь причинять тебе вред, - сказал я ему.

Он поворачивается ко мне.

- Это то, о чем все они говорят. Я слышал о том, что происходят в тюрьмах, - он отправляет свой окурок в стену.

- Не обольщайся, малыш. Ты не мой тип. Мне нравятся чиксы.

- Что насчет парня с тату? - я борюсь с желанием засмеяться, - Он тоже гетеро. Чувак, ты в корпусе для несовершеннолетних.

- Он сказал, что убьет меня.

- Он говорит это, потому что ты ему нравишься, - заверяю его я. У Хилио чувство юмора, как у больного, - Теперь встань с кровати, перестань плакать и иди к остальной группе.

Под “группой” подразумевается групповая терапия. Где все, что они делают, это сидят кругом и обсуждаете все то дерьмо, что произошло в их жизни.

Завтра я покину к чертовой матери это место. Больше никаких групп. Больше никаких сокамерников. Больше никакой дерьмовой еды. Больше никакой чистки мусорных контейнеров.

Завтра я вернусь домой.

Я думаю, что работы у физиотерапевтов, как и их самих, слишком много. Я имею в виду, почему они всегда выглядят такими счастливыми и улыбающимися, ведь они заставляют тебя нервничать и морщиться от боли?

Конечно же, Роберт, мой физиотерапевт, ждет меня с большой белозубой улыбкой в холле амбулаторного отделения больницы.

- Привет, Мэгги. Вы готовы продемонстрировать то, насколько ваша нога восстановилась?

Не совсем.

- Я думаю, что да, - говорю я, разглядывая пол. Я знаю, это работа Роберта пытаться сделать так, чтобы я ходила лучше. Но в этой помощи нет никакого смысла, потому что вся моя нога сломана. После последней операции, я должна была исправить перелом голени, выравнивание моих костей длилось более семи часов. Мой хирург-ортопед шутит со мной и называет все эти железки бионической ногой.

Все, что мне известно, так это то, что во мне больше спиц и пластмассы, чем в среднем ящике для инструментов.

Когда я поеду в Испанию в следующем семестре, сотрудники досмотра в аэропорту устроят полевой день со мной. Они, вероятно, попросят, чтобы я прошла рентген, чтобы удостовериться, что я не скрываю оружие в колене.

Роберт провожает меня в зал лечебной физкультуры. Я должна приходить сюда два раза в неделю. Два раза в неделю, на протяжении почти год, и люди все еще смотрят на меня, когда я иду.

- Мэгги, ляг и положи свою ногу мне на плечо, - как всегда инструктирует меня Роберт, прежде чем приступить.

Вздохнув, я легла на коврик и положила ногу на плечо Роберту. Он держит мою ногу и наклоняется вперед.

- Попробуй пошевелить ей.

После аварии, все, что я могу сделать, это разве что небольшой толчок ребенка.

- Давай, Мэгги. Ты можешь сделать лучше. Я почти ничего не чувствую.

Я окинула его плечи глазами.

- Я никогда не сделаю лучше.

- Конечно, сделаешь. Слушай, ты не верила, что снова сможешь ходить, но ведь ты здесь.

Я усилила давление на ногу.

- Спокойно, девочка. А сейчас оцени свой уровень боли от одного до десяти, десятка будет означать придел мучений.

- Восемь.

- Восемь?

Это вполне может сойти за девятку.

- Если ты будешь упорно трудиться сейчас, то выигрыш будет позже, - говорит он.

Я не отвечаю, но усиливаю давление на свою ногу. Он откидывается на спинку стула и отпускает ее. Уф, все окончено.

- Замечательно. А теперь держи ноги прямо и поочередно сгибай раз за разом.

Я начинаю со своей правой ноги. Авария не очень сильно повредила ее, и шрамы уже зажили. По большей части.

Но когда я сгибаю левую ногу, такое чувство, что к ней подвешена гиря. Я сгибаю ее дюйм за дюймом. Простой подъем ноги заставляет меня потеть, как при беге на длинные дистанции. Слова, вызывающие жалость в значительной степени, подводят итог моей семнадцатилетней жизни.

- Чуть больше, - говорит Роберт, когда я уже собралась отпустить ногу,- Уровень боли от одного до десяти?

Прежде чем я успеваю сказать, у него звонит телефон. И звонит. И звонит.

- Разве вы не собираетесь ответить? - спрашиваю я.

- Нет, пока я с клиентом. Сгибай ноги Мэгги.

- Может быть это важно, - говорю я с надеждой в голосе.

- Если это так, они оставят сообщение. Доктор Джерард говорит мне, что ты покинешь нас в январе. Он говорит, пока я поочередно сгибаю ноги.

- Да, - говорю я сквозь сжатые губы. - Я получила стипендию на обучение в Испании в течение семестра. Я должна буду ходатайствовать о продлении из-за инфекции.

Роберт оценивающе свистит.

- Испания, да? Ты счастливица!

Счастливица? Я неудачница. Счастливицы не попадают в аварии. И не проходят болезненную физиотерапию. У удачливых людей нет разведенных родителей и папы, которого они видят один раз в год. У удачливых людей есть друзья. Теперь, когда я думаю об этом, я - вероятно, самый невезучий человек во всей вселенной.

Я терплю боль в ногах еще минут двадцать. Я готова уйти, но я знаю, что это еще не конец. Последнее пунктом, который Роберт делает на физической терапии, является массаж ног. Я стянула вниз тренировочные штаны и села на металлический стол в шортах.

- Ты думаешь, что вся твоя красота исчезла, не так ли? - спрашивает Роберт, во время того как втирает мазь в мою ногу, руками в перчатках.

- Я не знаю, - говорю я, - Мне не нравится смотреть на нее.

Более того, я хотела бы смотреть куда угодно, только не на покрытую шрамами ногу. Выглядит некрасиво, словно двухлетний ребенок начертил карандашом красные линии вверх и вниз от икры до бедра. Но эти отметины не от карандаша. Они от моих посещений различных кабинетов после того, как Калеб Бекер сбил меня, будучи пьян. Я пыталась забыть о Калебе, но не смогла. Он врос в мой разум, как раковая опухоль. Хотя мои кошмары с участием аварии и прекратились, слава Богу. Они продолжались более шести месяцев. Я ненавижу Калеба. Я ненавижу то, что он сделал со мной и я рада тому, что он далеко. Я стараюсь не думать о том, куда он пропал. Если я начинаю задумываться об этом слишком сильно, я, вероятно, начинаю чувствовать себя виноватой. Так что я не думаю об этом и тащусь через все свою жизнь, игнорируя те моменты, которые смогут утянуть меня вниз настолько, что я буду не в состоянии подняться.

Когда Роберт делает массаж моих ног, я вздрагиваю.

- Тебе не должно быть больно, когда я прикасаюсь к ним,- говорит он.

- Ее и нет. Я просто… Я не люблю, когда люди касаются моих шрамов. Я даже сама не могу прикоснуться к ним.

• Предыдущая
• 2/48
• Следующая