Маскарад - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 48

• Предыдущая
• 48/92
• Следующая

— Какой подсебятник?!

— Подсебятник… ну, знаешь. То, что ты используешь по ночам, чтобы далеко не бегать.

— Ты такая смешная!!

— Кроме того, все равно его у нас нет, — добавила Агнесса, краснея до корней волос.

Тем временем Пердита внутри ее расчленяла Кристину на части.

— Тогда расставь те, что от графов и лордов, а остальными я займусь завтра!! — велела Кристина, поднимая чашку.

Взяв чайник, Агнесса направилась к двери.

— Пердита, дорогая!! — окликнула Кристина. Чашка замерла на полпути к ее губам.

Агнесса повернулась.

— Знаешь, мне все-таки показалось, что ты пела немножко громковато!! Слушателям приходилось напрягаться, чтобы услышать меня!!

— Извини, Кристина, — покорно ответила Агнесса.

И зашагала вниз по темной лестнице. В этот вечер на каждом втором пролете в маленьких нишах поставили по свечке. Без них на лестнице царил бы полный и непроницаемый мрак, но свечи наполнили углы хищно прыгающими тенями.

Добравшись до раковины, что располагалась в маленьком алькове рядом с кабинетом управляющего сценой, Агнесса наполнила чайник.

И вдруг кто-то запел.

Это была партия Пикадилло из того самого дуэта, который исполняли три часа назад. Однако сейчас пели без музыкального сопровождения и тенором такой чистоты и такого сладкозвучия, что Агнесса даже выронила чайник. Холодная вода пролилась на ноги.

Некоторое время она слушала, не замечая, что сама тихонько напевает партию сопрано.

Песня закончилась. Послышались гулкие шаги, вскоре затихшие в отдалении.

Подбежав к входу на сцену, Агнесса мгновение колебалась, а потом все же отворила дверь и отважно ринулась в гигантскую сумрачную пустоту.

Немногие еще горящие свечи озаряли зал, как звезды озаряют небо в ясную ночь. На сцене не было никого.

Она вышла па середину сцены и вдруг остановилась. Дыхание у нее перехватило от внезапного потрясения.

Она чувствовала раскинувшийся перед ней зрительный зал — огромное пустое пространство. Пространство издавало звуки, словно где-то неподалеку похрапывал бархат (если, конечно, бархат может храпеть).

Это была не тишина. На сцене никогда не бывает полной тишины. Это был шум, производимый миллионами других звуков, которые так до конца и не затихли, — громом аплодисментов, увертюрами, ариями. Они изливались… обрывки мелодий, заблудившиеся аккорды, фрагменты песен.

Она отступила на шаг и едва не отдавила кому-то ногу.

Агнесса резко повернулась.

— Андре, это глупая…

Кто-то отпрянул.

— Прошу прощения госпожа! Агнесса выдохнула.

— Уолтер?

— Прости госпожа!

— Ничего, пустяки. Просто ты… застал меня врасплох.

— Я и сам тебя не заметил госпожа!

В руках Уолтер что-то держал. К удивлению Агнессы, предмет, выделявшийся своей темнотой даже на фоне окружающего полумрака, оказался котом. Словно старая тряпка, он свешивался с рук Уолтера и довольно мурлыкал. Зрелище было кошмарное — все равно что увидеть, как кто-то беспечно сует руку в электрическую мясорубку проверить: и чего это вдруг она остановилась?

— Но это же… Грибо?

— Довольный котик! Напился молочка!

— Уолтер, что ты тут делаешь? Все давным-давно разошлись по домам.

— А что делаешь здесь ты госпожа?

Впервые Агнесса услышала, как Уолтер задает вопрос. Но ведь он тут что-то вроде уборщика, напомнила она себе. Так что может ходить где ему вздумается.

— Я… я заблудилась, — сказала она и слегка покраснела от собственной лжи. — Я… как раз собиралась подняться к себе в комнату. Ты случайно не слышал, здесь кто-то пел?

— Да здесь все время поют!

— Я имею в виду, совсем недавно, буквально с минуту назад.

— Буквально с минуту назад ты наступила мне на ногу госпожа!

— О…

— Доброй ночи госпожа!

Сквозь мягкий теплый полумрак, Агнесса направилась к выходу со сцены, изо всех сил противясь искушению оглянуться. Забрав с раковины чайник, она поспешила вверх по лестнице.

А у нее за спиной Уолтер осторожно опустил Грибо на пол, снял берет и выудил из него что-то белое и бумажное.

— Итак господин Киска что мы сейчас будем слушать? О знаю! Мы будем слушать увертюру к «Летучему коту»! Композитор Й. К. Буббла дирижер Вочья Дойнов!

Грибо одарил его сытым взглядом кота, готового ради кормежки на любые муки.

А Уолтер уселся рядом с ним и стал слушать музыку стен.

Когда Агнесса вернулась в комнату, Кристина уже крепко спала и похрапывала безмятежным храпом человека, благополучно вознесшегося на травяные небеса. Чашка валялась рядом с кроватью.

В этом нет ничего плохого, успокоила себя Агнесса. Кристина ведь нуждается в хорошем отдыхе. Так что на самом деле она, Агнесса, совершила благое дело.

Она переключила внимание на цветы. Особенно много было роз и орхидей. К большинству букетов прилагались записочки. По-видимому, много мужчин аристократического происхождения ценят хорошее пение — по крайней мере, хорошее пение, исходящее от девушки столь хорошенькой, как Кристина.

Агнесса разобралась с цветами па ланкрский манер, что означает: берешь в одну руку горшок, в другую — букет, после чего с силой суешь одно в другое. Единственная хитрость — не перепутать, что во что вставляется.

Последний букет был самым маленьким и обернутым в красную бумагу. Записка отсутствовала. Сказать по правде, и цветы тоже.

Кто-то просто-напросто завернул в бумагу полдюжины потемневших и шипастых розовых стеблей, после чего, непонятно с какой целью, сбрызнул их духами. Запах был мускусный и довольно приятный, но все равно шутка дурного тона. Агнесса швырнула стебли в мусорную корзину, задула свечу и принялась ждать.

Она и сама не могла с уверенностью сказать, кого или чего именно.

Через пару минут Агнесса заметила, что мусорная корзина засветилась — легчайшим флуоресцентным свечением, будто от светлячков, но все равно засветилась.

Перегнувшись через край кровати, она заглянула в корзину.

На мертвых стеблях раскрывались розовые бутоны, прозрачные как стекло, видимые только благодаря свечению на каждом лепестке. Они мерцали словно болотные огоньки,

• Предыдущая
• 48/92
• Следующая