Дама полусвета (Душа так просится к тебе) - Туманова Анастасия - Страница 1

• 1/71
• Следующая

Ранним утром 12 октября 1882 года с поезда, прибывшего из Смоленска на Варшавский вокзал в Москве, сошел молодой человек лет тридцати. Широкий разворот его плеч и выправка выдавали военного, хотя мужчина был в штатском пальто и фуражке, какие носили деревенские помещики. С загорелого лица смотрели спокойные серые глаза. Молодой человек пересек еще темную привокзальную площадь, подошел к стоящим возле тротуара извозчичьим пролеткам, сел в одну из них и негромко приказал извозчику:

– На Хитров.

– Ку… куда, барин?! – Извозчик круто повернулся и изумленно уставился на седока.

– На Хитров рынок. Угол Солянки и…

– Да уж знаем мы, где Хитров-то, не первый год по Москве ездим! – обиделся извозчик. – А пошто вам туда-то? Ведь самое гиблое место воровское. Туда и днем-то нос казать приличному человеку незачем! Разденут-разуют и в чем мать родила по улице пустют! И это ишшо повезет ежели, а не то…

– Спасибо, что предупредил. А теперь, будь любезен, трогай, я тороплюсь.

Извозчик пожал плечами, снова покосился на странного седока и хлестнул лошаденку вожжами.

Доехали быстро: темные улицы утреннего города были еще пусты. В этом году рано настали осенние холода, снег пока не выпал, но земля уже промерзла. По тротуарам сухо шуршали последние облетевшие с деревьев листья, низкое сумеречное небо, казалось, лежало прямо на крышах домов. На углу Спасоглинищевского переулка извозчик остановил свою лошадку.

– Дальше, хоть режьте, не поеду!

– И не надо, – спокойно ответил молодой человек, ловко выпрыгивая из пролетки и протягивая извозчику двугривенный. – Если не в тягость, подожди меня тут, через час я вернусь, и поедем дальше.

– Ой ли, вернетесь? – хмыкнул извозчик.

Молодой человек усмехнулся:

– Бог не выдаст, свинья не съест. Подожди, мне не хочется после тратить время и искать другой экипаж.

Извозчик, подумав, кивнул и еще долго провожал глазами высокую широкоплечую фигуру, исчезающую в густом тумане Хитровки.

Это было действительно самое опасное место Москвы. На Хитровом рынке находились воровские притоны, нищенские ночлежки, публичные дома низкого пошиба, по узким, заваленным грязью и нечистотами улицам болтались нищие, проститутки и грязные, оборванные дети. В подвалах продавали самодельную водку, скупали краденое, тут же перешивали ворованные вещи, чтобы выгодно сбыть их с рук, в кабаках «Пересыльный» и «Сибирь» прятались беглые каторжники. Простые горожане, естественно, старались обходить это страшное место за несколько кварталов.

Извозчик честно подождал час, опасливо поглядывая по сторонам и переругиваясь со шмыгающими поблизости нищими. Когда закончили бить часы с недалекой Сухаревой башни, вздохнул, перекрестился, пробормотал: «Ну, как есть зарезали дурака…» – и уже взялся за вожжи, собираясь разворачивать лошадь, как услышал знакомый голос:

– Вот молодец, дождался! Я немного задержался, так что спасибо!

– Ба-а-арин… – растерянно протянул извозчик, увидев приближающегося к нему недавнего пассажира. – Охти мне, живой…

– Как видишь, – подтвердил тот, запрыгивая в пролетку. К этому времени уже совсем рассвело, и извозчик заметил, что рукав пальто странного господина основательно измазан в грязи.

– Пальтишко запачкать изволили, – сказал он.

– Пустяки, а вот что с этим делать? – Молодой человек поднял руку, и извозчик увидел, что серая ткань пальто и борт сюртука под ним чисто и ровно разрезаны, будто хирургическим скальпелем.

– Это что за жиган постарался?..

– Степка Жареный не узнал меня с перепоя. Хорошо еще, что прошло скользом, – усмехнулся седок. – Подлец, мне ведь еще целый день ездить в таком виде по Москве… Ладно, здесь ничего… Поехали на Грачевку.

Некоторое время извозчик молча нахлестывал лошадь. Затем, не выдержав, спросил:

– А вы кто ж такой будете, ваша милость? Не из фартовых ли сами-то?

– Нет, – спокойно ответил седок. – Я из Смоленска, тамошний помещик.

– А звать вас как?

– Владимиром Дмитричем. А тебя?

– Меня Мишкой можете звать. В Грачевке вам кого надобно?

– Для начала мадам Голосовкер. Кстати, Михайло, можно ли тебя ангажировать на весь день? Мне еще много куда надо заехать…

– С превеликим нашим удовольствием, Владимир Дмитрич! – радостно отозвался извозчик. – С ветерком покатаю! Вся моя время ваша!

На Грачевке Владимир пропадал дольше. Мишка ждал его на Трубной площади целых два часа, от скуки перекидываясь шутками с сонными жрицами любви, возвращающимися после ночных трудов в свои комнатенки. Здесь было главное средоточие московских домов свиданий, улицы и переулки кишели столичными «мессалинами», их «котами» и «мадамами».

Наконец Владимир появился в сопровождении целого букета разновозрастных проституток, которые что-то наперебой втолковывали ему, а он внимательно слушал и, как показалось извозчику, хмурился. Наконец девицы отстали, и молодой человек снова вскочил в пролетку.

– На Сухаревку!

Вокруг Сухаревой башни раскинулся бойкий толкучий рынок. Тут продавали всевозможное барахло, начиная от перелицованных штанов и заканчивая антикварными вазами и рукописными книгами пятнадцатого века. Было уже довольно людно, между рядами кучками бродил народ, раздвигали толпу торговки сбитнем и пирогами, сновали мальчишки, вертелись карманники, и Мишка на всякий случай предупредил:

– Вы осторожней бы, Владим Дмитрич, тута народ бедовый, на ходу подметки режут… Оставили бы мне портмонет, а то не дай бог…

– Не беспокойся! – Владимир соскочил с пролетки, ввинтился в пеструю гомонящую толпу и исчез. Вернулся через полтора часа, помрачневший.

– Едем к Бубнову.

– Да вы б сказали, кого ищете, ваша милость, а? Может, я и знаю…

– Навряд ли, брат. Трогай.

Они побывали в бубновской «дыре» в Ветошном переулке, где в подвальном помещении днем и ночью шла крупная игра, заехали на Таганку, в лавки торговцев краденым, добрались до Грузин, где на цыганской улочке Живодерке Владимир долго расспрашивал барышников – к восхищению Мишки, на их языке, – потом зачем-то отправились на Конный рынок… И отовсюду странный господин возвращался целым и невредимым, но извозчик видел, что настроение его портится больше и больше. Уже поздним вечером, в полной темноте, Владимир вышел из самого лучшего московского дома свиданий на Сретенке и отрывисто, устало бросил:

– К дому графини Грешневой, в Столешников.

«Ого!» – мысленно перекрестился Мишка, но говорить ничего не стал. На Сретенке, ожидая седока, он успел напоить сивку из «басейни», и немного отдохнувшая лошадка бежала споро и охотно.

Дом графини Грешневой в Столешниковом переулке сиял всеми окнами: у хозяйки был вечер. Спрыгнув на землю у ворот, Владимир взглянул на извозчика:

– Что ж, Михайло, прощай на этом. Вот тебе рубль… и еще один… В расчете?

– Дозвольте еще обождать?

– Нет, брат, на этом все. Спасибо тебе.

– Зря проездили, ваша милость? – пряча за пазуху деньги, спросил извозчик. – Не нашли, кого хотели?

– Нет, – помолчав, ответил Владимир. – Что ж… будем надеяться, еще повезет.

– Ежели занадоблюсь – так у вокзала завсегда меня сыщете! Оченно приятно с вами дело иметь было!

– И мне с тобой также. Будь здоров. – Владимир подошел к запертой калитке, стукнул в нее, сказал несколько негромких слов отворившему дворнику и, махнув на прощание рукой извозчику, исчез в темном дворе. Мишка вздохнул и хлестнул сивку.

Войдя во двор, Владимир не пошел к освещенному голубыми фонарями парадному, а свернул на узкую, едва заметную, засыпанную палым листом дорожку, ведущую к черному ходу. Толкнув низкую дверь, молодой человек пересек темные сени и очутился на кухне графини Грешневой, где плавали облака пара, пахло пирогами и гремели котелки.

– Здравствуй, Фекла! Бог в помощь! – поздоровался пришедший.

Кухарка – еще молодая баба с плотно сбитой фигурой в заляпанной суконной юбке и распахнутой на груди нанковой рубахе – тяжело бухнула на стол исходящую паром кастрюлю и, вытирая запястьем пот с лица, сощурившись, глянула на гостя. И тут же ее красное, лоснящееся, щекастое лицо расплылось в улыбке:

• 1/71
• Следующая