Дама полусвета (Душа так просится к тебе) - Туманова Анастасия - Страница 45
- Предыдущая
- 45/71
- Следующая
Она кивнула. И, подойдя к Федору, спокойно, но решительно взяла его за плечо.
– Ты весь дрожишь. Едем. Прошу тебя.
– Вот скажи, что любишь меня, – и поеду, – опустив глаза, хрипло произнес он сквозь зубы. – В тот же миг поеду. Вот так скажи, чтоб и барин твой слышал, и девка его стриженая.
– Я люблю тебя, – медленно, раздельно, словно втолковывая что-то ребенку, проговорила Софья. Глаза ее были полны слез, и одна уже бежала по щеке. – Едем.
– Поцелуй, не то не поверю, – по-прежнему глядя в пол, потребовал Мартемьянов. Софья молча, приподнявшись на цыпочках, обняла его за шею, коснулась губами щеки.
– Не сюда!
Сграбастав Софью в охапку и качнувшись при этом так, что они вдвоем чуть не грохнулись на пол, Федор сам поцеловал ее в испуганно открывшиеся губы. Софья осторожно, но настойчиво высвободилась. Владимир видел, как дрожат ее руки и покрывается красными пятнами лицо.
– Едем, Федор. – Отвернувшись, она быстро пошла к дверям.
Мартемьянов пожал плечами и тронулся было за ней, но на полпути остановился, глянул на Черменского – и неожиданно усмехнулся, сверкнув белыми крупными зубами:
– Ведь моя все ж взяла, твое благородие, а?
В ту же секунду Владимира сорвало с места. Миг – и зал наполнился звоном стекла, треском ломающихся стульев, отчаянными воплями цыганок и мужской головокружительной руганью: Черменский и Мартемьянов покатились по полу, яростно молотя друг друга и опрокидывая все, что каким-то чудом еще держалось на своих местах. Затрещав, полетела на пол вместе с карнизом уцелевшая занавеска, двое цыган, схватив гитары, вспрыгнули на столы, цыганки бросились по углам.
– Ой, мамочки… Ой, мамочки-и… – тоненько пищала самая молодая из проституток, розовая блондинка лет шестнадцати, прижавшись к стене и стиснув кулаки. – Господи, да разведите ж их, люди добрые, поубивают ведь друг друга!..
Софья опомнилась первая и кинулась к дерущимся. Сначала ее даже не заметили, и неизвестно кто, Мартемьянов или Владимир, отшвырнул ее так, что она отлетела к стене и охнула, ударившись затылком. И тут же, вскочив на ноги, как кошка, бросилась снова. На этот раз ей удалось повиснуть на спине Мартемьянова, и он с бешеной руганью отбросил ее. Софья снова полетела к стене, упала, закричала от боли, проехавшись щекой по усыпавшим пол осколкам. И снова поднялась, снова кинулась в драку, и от ее истошного вопля вздрогнули все:
– Федор, я тебе горло перерву!!!
Бах! Бах! Бах! – вдруг раздались оглушительные хлопки. Это было так неожиданно, что драка прекратилась, и катающийся по полу ком распался. Все увидели Владимира, ругающегося отборным армейским матом, Мартемьянова, рычащего, как цепной пес, и плачущую Софью с залитой кровью щекой.
– Шармант, дамы и господа. Великолепно! – издевательски похвалила Ирэн, убирая в сумочку еще дымящийся «франкотт», и быстро подошла к полю битвы. Попутно она отвесила такой подзатыльник Северьяну, что тот качнулся.
– Ты чего стоял, болван, как вкопанный? Труса праздновал?!
– А вот черта лысого! – вскинулся оскорбленный Северьян. – Два на одного, да еще пьяного, – не по чести будет, да Владимир Дмитрич и сам бы управился… Дмитрич, ты рехнулся, что ли? Какого лешего я тебя десять лет китайскому мордобою учил?! Чтоб по-русски хари друг другу чистить?! С таким медведём по-русски драться – здоровье не беречь!
Но Черменский ничего не слышал. Он сидел на полу рядом с Софьей, обнимая ее, и скомканной салфеткой осторожно вытирал кровь с ее щеки. Растрепанная голова Софьи лежала на его плече, зеленые, широко открытые глаза не отрываясь смотрели в лицо Владимира. Губы, покрытые уже запекающейся кровью, что-то едва слышно шептали. Владимир так же тихо отвечал ей. Мартемьянов, сидя в углу, молча, упорно глядел на них из-под сросшихся бровей, но почему-то не двигался с места. За ним так же напряженно наблюдал напрягшийся, каждую минуту готовый броситься вперед Северьян. По стенке к дверям бесшумно двигались перепуганные зрители. Цыган уже давно словно сдуло ветром; последними убежали проститутки и половые ресторана. Ирэн не спеша, размеренно, как часовой, ходила по залу, держа на отлете папиросу; тонкие брови на бледном лице Кречетовской были мрачно сдвинуты. Наконец, резким движением отбросив в угол окурок, она подошла к Черменскому и Софье и отчеканила:
– Все это очень трогательно, господа, но я рекомендовала бы вам, мадемуазель, – журналистка холодно посмотрела на Софью, которая сразу же отстранилась от Владимира, – забирать свое буйное сокровище и поскорее уезжать. Полиция будет с минуты на минуту.
Зеленые глаза высохли мгновенно – Владимир даже не успел удивиться сей стремительной метаморфозе. Софья вытерла остатки крови со щеки, чуть поморщилась, задев ссадину, смерила Ирэн не менее ледяным взглядом и с достоинством ответила:
– Я рекомендовала бы и вам забирать своего… друга и уходить. Драка начата им, закончена вами, причем оружие первой достали вы. Хотя можно было вполне обойтись и без этого эффекта. Полиция действительно может приехать очень быстро.
На лице Ирэн мелькнуло странное выражение изумления пополам с горечью. Оно, впрочем, тут же пропало, и заметить его успел только Черменский. Тут же Ирэн вскочила на ноги и деловито распорядилась:
– Черменский, делаем ноги, мадемуазель Грешнева права.
Владимир не ответил. Он продолжал смотреть на Софью. Та, отвернувшись от него, встала на ноги, болезненно поморщилась и начала отряхивать платье.
– Я поеду с вами, Софья Николаевна.
– Нет.
– Не спорьте, вы не справитесь с ним одна.
– До сих пор великолепно справлялась. – Софья обернулась, посмотрела на Владимира внимательно и грустно. – Где ваше воспитание, господин Черменский? Вы пришли сюда со своей дамой – следовательно, ее вы и должны провожать.
– Ирэн – не дама!
– Да? Как же она умудряется в таком случае быть вашей любовницей?
– Браво, – тихо сказала Ирэн, на лице которой застыла странная усмешка.
Владимир молчал. Впечатление было такое, будто ему плеснули в лицо кипятком. Чья-то рука с силой сжала его плечо, и он знал, не оборачиваясь, что это Северьян.
– Едем, Дмитрич. Не идет нам карта сегодня.
Он отчетливо понимал, что друг прав. И все же не мог ни сдвинуться с места, ни отвести взгляда от Софьи, которая, подойдя к сидящему на полу Мартемьянову, наклонилась и вполголоса произнесла несколько слов.
Федор опустил голову. Тяжело, не сразу поднялся на ноги, качнулся, удержавшись за стену, и медленно, шатаясь, пошел вслед за Софьей к выходу. Судя по страшному треску, донесшемуся спустя минуту снаружи, на улице он все-таки свалился.
– Северьян… – не глядя позвал Владимир, и тот молнией метнулся к дверям. Вернувшись пять минут спустя, доложил:
– Они таки грохнулись на снежочке-то. Ну да ничего, хужей, чем есть, не будет. Я их в сани помог загрузить и Софью Николавну тоже подсадил.
– Она плачет? – зачем-то спросил Владимир.
– Не… Строгая такая сидит, молчит… Мне, правда, улыбнулась. Спасибо, говорит, Северьян, и как звать, не забыла… Тут недалече, скоро доедут. Мы-то куда сейчас, Дмитрич? Пойдем напьемся, что ль, с горя?
Черменский молчал. Ничего не говорила и стоящая рядом Ирэн.
– Я, пожалуй, вернусь в редакцию, – негромко, словно ни к кому не обращаясь, проговорила она. – Петухов наверняка еще там, сообщу ему сногсшибательную новость: премьера в Большом не состоится!
– Не пиши об этом, – не глядя на нее, попросил Владимир.
– Почему? – изумилась она. – Ты полагаешь, Грешнева сможет завтра выйти петь Татьяну с таким лицом?!
– Я давно ее знаю и полагаю, что она сможет все, – заверил Черменский. – Не пиши. Ты рискуешь оказаться в глупом положении.
– Если об этом раньше меня напишут другие, я окажусь в еще более глупом положении! – взорвалась Ирэн. – Черменский! Что, черт возьми, происходит?! Грешнева – твоя бывшая пассия? Вы встречались когда-то?
По затянувшемуся молчанию Ирэн поняла, что ответа не будет, с сердцем загасила папиросу о стену, сухо бросила: «Ну, как угодно…» и, подняв ветер распахнутым макинтошем, быстро вышла из ресторана.
- Предыдущая
- 45/71
- Следующая
