Пирамиды - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 45

• Предыдущая
• 45/65
• Следующая

Диль оглянулся по сторонам и продолжил:

– Только между нами, ваше величество, придурковатые они какие-то. Царь кивнул:

– А что жрецы?

– Бросают друг друга в речку, ваше величество.

Царь снова кивнул.

– Вот это похоже на правду, – признал он. – Наконец-то пришли в чувство.

– Знаете, что я думаю, ваше величество? – решился Диль на откровенность. – Все, во что мы верили, сбывается. И вот что я еще слышал, ваше величество. Этим утром, если вообще можно говорить об утре, ведь солнце сейчас то там, то тут, ваше величество, с солнцем тоже что-то случилось, так вот этим утром несколько солдат пытались удрать по эфебской дороге, ваше величество, и как вы думаете, что с ними приключилось?

– И что же?

– Дорога, которая раньше вела туда, ваше величество, теперь ведет обратно!

Диль сделал шаг назад, чтобы наглядно продемонстрировать всю серьезность происходящего.

– Словом, забрались они на скалы, и вдруг – на тебе! Оказывается, что идут они уже по дороге из Цорта, то есть обратно. Получается все как петли перекрученные. Заперло нас, ваше величество. Заперло вместе с богами нашими.

«А я заперт в своем теле, – подумал царь. – Значит, все, во что мы верили, сбылось? А то, во что мы верим, совсем не то, во что, как нам кажется, мы верим.

Нам кажется, мы верим, что боги мудрые, могучие и справедливые, а на самом деле верим, что они – вроде отца, когда тот возвращается домой после тяжелого дня. И мы думаем, что верим, будто Загробный Мир – это что-то вроде рая, а на самом деле верим, что Загробный Мир – здесь и попадаем мы туда в собственном теле, вот и я – в нем, никуда мне отсюда не деться. Никуда и никогда».

– А что говорит о случившемся мой сын? – спросил он.

Диль зловеще откашлялся. Испанцы, как бы предупреждая, что сейчас вы услышите вопрос, ставят перевернутый вопросительный знак в конце предложения. Так и кашель Диля предупреждал о том, что сейчас вам предстоит услышать нечто прискорбное.

– Прямо не знаю, как и сказать, ваше величество, – произнес он.

– Давай напрямую.

– Говорят, он умер, ваше величество. Покончил с собой и скрылся.

– Покончил с собой?

– Мне очень жаль, ваше величество.

– И скрылся?

– Да, говорят, на верблюде.

– Активную жизнь после смерти ведет наше семейство… – сухо заметил царь.

– Прошу прощения, ваше величество?

– Я хочу сказать, что это два взаимоисключающихся утверждения.

Лицо Диля изобразило исключительную понятливость.

– Иными словами, одно из них – неправда, – поспешил прийти к нему на помощь царь.

– Угу.

– Да, но я – особый случай, – брюзгливо промолвил царь. – В этом царстве верят, что жизнь после смерти ты обретешь, только если тебя муми…

Он запнулся.

Даже подумать о таком ужасно… Тем не менее какое-то время он думал.

– Мы должны что-то предпринять, – решил он наконец.

– Насчет вашего сына, ваше величество? – спросил Диль.

– О моем сыне можешь не беспокоиться, он жив, иначе бы я знал, – оборвал его царь. – Мой сын сам о себе позаботится. А вот предки мои меня тревожат.

– Но они же умерли… – начал было Диль.

Несколько выше уже упоминалось, что Диль не мог похвастаться богатым воображением. При его работе чем беднее воображение, тем лучше. Но его духовному взору вдруг представилась вся панорама пирамид, вытянувшихся вдоль реки, а его духовный слух проник за прочные двери, взломать которые было не по силам ни одному вору.

И он услышал, как кто-то за этими дверьми царапается и скребется.

И услышал тяжелый топот.

И глухие восклицанья.

Перебинтованной рукой царь обнял бальзамировщика за трясущиеся плечи.

– С иголкой ты мастер управляться, – сказал он. – А как насчет кувалды?

Кополимер, величайший рассказчик за всю мировую историю, сидел откинувшись и, лучась радушием, озирал величайшие умы мира, собравшиеся за обеденным столом.

Теппику удалось прибавить еще крупицу к своему багажу знаний. Оказалось, что «симпозиум» – это нечто вроде фуршета.

– Итак… – начал Кополимер и принялся излагать историю цортских войн.

– А вышло, значит, так: он увез ее к себе, а отец ее – нет, не старый царь, а тот, что был до него, который еще женился на девушке откуда-то из Эльгариба, косоглазой, как же ее звали – то ли на «Пэ», то ли на «Эл»? В общем, на одну из этих букв начиналось ее имя. Так вот, ее отцу принадлежал остров в заливе – Папилос, кажется. Нет, вру, Криникс. Так, в общем, царь, тот, другой, собрал войско, и они… А, Элеонора, вот как ее звали. Она еще косила. Но, говорят, прехорошенькая была. И вот они поженились – поженились, говорю. Неофициально. М-да. Как бы там ни было, когда они забрались в этого деревянного коня… Что, разве я забыл рассказать про коня? Да, это был конь! Поверьте моему слову, это был конь. А впрочем, может, и не конь. О боги, скоро забуду, как себя зовут! Прекрасная мысль пришла в голову одному, который еще прихрамывал. Хромоножке, словом. Я разве про него не говорил? И вот началась битва. Нет, это я про другую.

Да. В общем, чертовски хитро было придумано с этой деревянной свиньей. Из чего же они ее сделали? Так и вертится на языке. Да, из дерева. Но это было уже потом. Итак, битва! Чуть не забыл. Страшная битва. Шуму было, крику! Броня блистала, как блистает только броня. Разве с этим блеском другой сравнится?! Был там еще один, нет, не хромоножка, а скорее такой, рыженький. Ну вы знаете. Высокий такой парень, все шепелявил, словно каша во рту. Нет, сейчас припоминаю, он был с другого острова. Я про хромоножку. Он все не хотел идти, говорил, что сумасшедший. Определенно сумасшедший, сразу видно. Деревянная корова – вот, вспомнил! И тогда царь, не этот, другой, сказал, когда увидел эту козу: «Боюсь эфебцев, особенно когда они такие сумасшедшие, что оставляют прямо у нас под носом этакую деревянную бандуру – действуют на нервы, что они думают, мы – дети малые, сжечь ее!» Ну, и, конечно, они повылезали сзади и всех перерезали, прямо смешно. Помните, я еще говорил, что она немножко косила? Рассказывают, правда, что она была хорошенькая, но это без разницы. Да. Так это случилось. А потом, конечно, этот хромой – Меликаний, кажется, его звали – решил вернуться домой, а пробыли они там долго, ну и понятно, с годами моложе не становишься. Вот почему ему и приснился сон про эту деревянную штуковину. Да. Нет, опять переврал, то был Лавеллий, хромой. А какая битва, какая битва была!

Кополимер умолк, чрезвычайно довольный собой.

– Какая битва… – пробормотал он слабеющим языком и с кроткой улыбкой на губах погрузился в сон.

Только тут Теппик заметил, что все это время слушал Кополимера с открытым ртом, и поспешил закрыть его. Часть сидевших за столом всхлипывали и утирали слезы.

– Волшебно! – воскликнул Зенон. – Маг и кудесник. Каждое слово – перл на канве Времени.

– Такое впечатление, он помнит все до мельчайших подробностей. Какое отточенное мастерство! – пробормотал Ибид.

Теппик оглядел стол и слегка подтолкнул сидевшего рядом Зенона.

– Кто здесь кто? – поинтересовался он.

– Ну, с Ибидом ты уже знаком. С Кополимером тоже. Вон там сидит Езоп, величайший в мире баснописец. А это Антифон – величайший комический драматург.

– А где же Птагонал? – спросил Теппик.

Зенон указал на сидящего за дальним концом стола мрачного, с испитым лицом человека, который пытался измерить угол между двумя хлебными катышками.

– Чуть позже я вас представлю друг другу, – пообещал Зенон.

Лысые головы и длинные белоснежные бороды вдруг показались Теппику неким знаком цеховой принадлежности. Как бы само собой предполагалось, что все обладатели лысых голов и длинных белоснежных бород – кладези мудрости. Единственным исключением был Антифон, розовый и лоснящийся, как ветчина.

«Да, вот они, великие умы, – сказал про себя Теппик. – Вот люди, которые пытаются выяснить, как устроен мир, не с помощью магии и не с помощью религии, а просто ища зацепку в любой, самой маленькой трещине и стараясь ее углубить».

• Предыдущая
• 45/65
• Следующая