Колдовской мир — 2 (Поворот): Бури победы - Нортон Андрэ - Страница 1

Было время, когда рукоять меча или игольного ружья были мне привычней этого пера. Теперь я записываю деяния других, необычные рассказы, которые довелось услышать. То, что я стал летописцем, — это одна из тех шуток, которые судьба проделывает с человеком.

В глуши Лормта трудно найти себе занятие. Мне повезло: меня все больше влекло к знаниям, хотя и начал я с описания чужих дел. И мне все чаще и чаще приходит в голову мысль, что моя активная роль в вечной войне Света с Тьмой еще не закончилась.

Меня зовут Дуратан, и я из Дома Харрида (сегодня это уже ничего не значит). Мне часто приходится выполнять поручения, связанные с изучением семейных свитков многих разобщенных кланов, но до сих пор мне не встретились упоминания о моих кровных родственниках. Иногда становится так одиноко без родичей.

Я родился в то черное время, когда герцог Ивьян объявил народ Древних вне закона. Много крови тогда пролилось. Нянька привезла меня в Эсткарп, но вскоре умерла от лихорадки, и меня воспитали в чужой семье.

С тех пор моя судьба стала обычной для моего народа-изгнанника. Как только я смог держать в руках оружие, меня стали учить им пользоваться: другого и не могло быть, когда дьяволы колдеры натравили на нас всех врагов.

В положенное время я стал пограничником, добавив к умению владеть оружием знание местности и способность выживать в глуши. Только в одном отношении отличался я от своих соратников: умел вступать в контакт с животными. Однажды я даже встретился со снежным котом, и мы посмотрели друг другу в глаза. Потом этот страшный охотник с высот ушел своим путем, а я на короткое время словно побывал в его пушистой шкуре, став ему близким, как никто.

Какое-то время после этого я был беспокоен и осторожен: боялся, что я один из оборотней — существ, объединяющих в себе животного и человека, способных быть то одним, то другим. Но у меня никогда не отрастали шерсть или перья, клыки или когти. Поэтому я наконец признал, что у меня просто есть особый дар и его нужно беречь.

Во время службы на границе я встретился с младшими Трегартами, и с этого времени во мне росло желание заняться чем-то другим, а не просто воевать и проливать кровь. Из этих двоих прославленных воинов меня больше влекло к Кемоку. Отцом его был Саймон Трегарт, чужак, а матерью — волшебница Джелит, которая не утратила своего волшебства, даже выйдя замуж и родив. С ней связано и другое неслыханное событие: все ее дети, трое, были рождены одновременно. Их звали Кемок, Киллан и их сестра Каттеа, которую против ее воли заставили учиться волшебству.

Братья примчались, желая помешать этому, но опоздали. Вернулся Кемок подавленным и тихим, а в его глазах, когда он говорил о сестре, появлялось выражение смертельной тоски. Он задавал вопросы моим товарищам, расспрашивал всех, кого встречал. Но мне кажется, он не узнал того, что хотел, потому что мы, бежавшие из Карстена, сохранили меньше древних знаний, чем их было в Эсткарпе.

В одной из схваток, которые составляют нашу жизнь на границе, Кемок был ранен. Рана оказалась слишком серьезной для нашего целителя, и Кемока увезли с высот, которые мы охраняли. Вскоре после этого наступило затишье, чуть ли не мир, и наш капитан решил отправить посланца за припасами. Я вызвался поехать. После отъезда Кемока я чувствовал себя неспокойно и еще более одиноко.

Чтобы выполнить задание капитана, потребовалось некоторое время, и у меня появилась возможность отыскать Кемока. Я всегда с большим трудом сходился с людьми и только с одним Кемоком чувствовал себя просто. Я знал, что с самого исчезновения сестры он что-то ищет, и думал, что смогу помочь ему. Когда я справился о нем, мне сказали, что рана его достаточно зажила и он отправился в Лормт.

Тогда Лормт для нас был почти легендой. Это хранилище знаний — бесполезных знаний, как утверждали волшебницы, — древнее города Эс, а этому городу столько лет, что не хватит целой жизни, чтобы их сосчитать. Волшебницы избегают этого города, даже испытывают к нему отвращение. Говорили, что в его стенах скрываются ученые, но что именно они там делают, оставалось неизвестным.

Вслед за Кемоком я отправился в Лормт. Правда, что на человека может быть наложен обет, — ему бывает поручено дело, от которого он не может отказаться. Я не разгневал никого, обладающего Силой (насколько мне известно), чтобы на меня был наложен такой обет. Но меня непреодолимо влекло туда.

Так я оказался вблизи самых необычных зданий. Четыре башни были соединены стенами. Но по стенам не ходили часовые, и у единственных ворот не стояла стража. Ворота раскрыты и, очевидно, уже давно: толстый слой почвы не давал им закрыться. Внутри были здания, не похожие на крепость, а стены многих небольших строений напоминали просто развалины.

Когда я спешился, к колодцу подошла за водой женщина. Я спросил ее, где найти лорда. Она заморгала глазами, потом улыбнулась мне и сказала, что здесь лордов нет. Есть только люди, которые портят себе зрение за книгами, а сами книги иногда при этом рассыпаются. И я отправился на поиски Кемока. Позже я узнал, что делами города занимается некто Квен (будучи моложе и активнее остальных, он вынужден был этим заняться, так как никого из ученых это не интересовало) и хозяйка Бетали, придерживавшаяся очень низкого мнения о хозяйственных способностях мужчин. Был также Вессел, всеобщий слуга. Благодаря этим троим Лормт существовал и даже процветал.

Среди ученых были не только мужчины. Я слышал о леди Нарет, которая почти всегда держалась в одиночестве, о некоей Пире, известной целительнице, кто она и откуда никому не было известно. Кемок глубоко уважал ее за знания: она помогла залечить его рану.

Пять дней я провел с ним, с растущим возбуждением слушая рассказы о его открытиях. Окружающие были настолько старше нас, что вполне могли быть нашими дедами. У каждого из них было свое дело и на нас не хватало времени.

Вечером накануне моего отъезда я сидел напротив Кемока за одним из изъеденных временем столов, отодвинув в сторону, груду книг в прогрызенных червями переплетах. У Кемока в руке был небольшой мешочек; он доставал из него по одной хрустальные бусинки, которые сверкали в свете лампы.

Я, не раздумывая, протянул руку и начал раскладывать эти бусинки, пока не появился рисунок, который мне самому был непонятен. Кемок кивнул.

— Да, Дуратан, в тебе тоже есть знание. И веришь ты или нет, но есть у тебя и дар.

Я смотрел на него с раскрытым ртом.

— Я не женщина… — возразил я.

Он улыбнулся мне.

— Конечно, ты не женщина, Дуратан. Но позволь тебе сказать вот что. Волшебницы, несмотря на всю свою силу, всего лишь смертные. И в мире бесконечно больше тайн, чем известно нам. Я здесь немало узнал и вскоре смогу пойти своей дорогой. Возьми это. — Он собрал бусинки и сложил в мешочек. — Они тебе пригодятся.

Когда я уезжал на следующее утро, он пришел к воротам проводить меня.

— Если на нашу землю когда-нибудь придет мир, товарищ по щиту, приезжай сюда снова, потому что здесь можно найти большие сокровища, чем те, которые мечтают отыскать знатные лорды с восточного берега. Да будет с тобой удача, да будет счастлив твой щит!

Но его пожелания не сбылись. Через месяц после возвращения, когда я был в разведке, моя лошадь оступилась, и мы соскользнули в узкое ущелье. Шансов на то, что меня отыщут, почти не было, а от боли я потерял сознание.

Но я не пришел к Последним Вратам. Меня нашел глухонемой человек-зверь. Он вытащил меня из ущелья, при этом его грубое обращение причиняло мне еще большие мучения. Пришел в себя я в доме мудрой женщины, у которой он служил. Все свое умение она направила на то, чтобы спасти мою раздавленную ногу. Я выздоровел, но понимал, что никогда больше не смогу без труда ездить верхом и пограничники отныне будут нести службу без меня.