Ничего личного - Бондарь Дмитрий Владимирович - Страница 31

Этот опус заставил меня надолго задуматься — я даже представить себе не мог, к чему приведет столь жесткая система естественного отбора чиновничества. И если принятие этих норм в России Черновым предполагалось не завтра, то начинать их популяризацию следовало незамедлительно — чтобы приучить сознание людей к тому, что справедливость бывает не только потакающей властьимущим.

Этот документ я тоже отложил в сторону, потому что требовалось сотню раз подумать, прежде чем вынести по нему оправданное и взвешенное решение.

Увидев, как я закрыл папку, Дэни Блэк призвал коллег к тишине и спросил:

— Ну что, командир? Доволен работниками?

— Мы сможем все это сделать? — вопросом на вопрос ответил я.

— Не могли, не писали бы. Здесь же нигде нет призыва улететь завтра на Марс? Значит, все остальное — достижимо.

— Я вот про революции в Испании и Дании сомневаюсь.

— Не нужно сомневаться, это не из пальца высосано. Андрей же не предлагает поддерживать ИРА, потому что прекрасно понимает, что британцы будут искать тщательно, а вот если баски и каталонцы начнут активную бодягу, то для остального мира это будет только повод отвлечься от СССР. Общий экономический урон от тамошних бунтов будет невелик, но развяжет нам руки во многом другом. Если ты беспокоишься о Дании, то делаешь это зря. Говоря — Дания, мы подразумеваем — Гренландия, где живут эскимосы, еще не знающие, что такое священное право быть независимыми и самим продавать свою рыбу.

— Да, наверное так, — мне оставалось только согласиться, потому что просчитать наперед эффект этих предложений я не мог, да и не "видел" пока ничего. — Я возьму это на пару дней для подробного ознакомления? Нужно чтобы в голове все улеглось.

— Бери, читай, — разрешил Блэк. — Только первые страницы оторви и здесь оставь. Не нужно имен и целей. Пусть это будет просто стопка бумаг сумасшедшего идиота — если вдруг они попадут не в те руки.

Я попрощался с "коллективом реформаторов" и в сопровождении Алекса поехал домой.

Весь вечер и полночи листал бумаги, пытаясь увидеть отдаленные перспективы, но ничего конкретного не обнаружил. Россия в складывающихся реалиях мнилась мне теперь не испытывающей кошмаров приватизации, "бандитских" 90–х и окраинных бунтов вроде Чеченского, но чем это было вызвано — я пока еще не видел. Вернее, всего там было понемногу: не так плохо с работой, немного получше с продовольствием, чуточку успешнее на внешнем рынке, поменьше стрельбы в городах и побольше людей в тюрьмах, но ничего конкретного не ухватывалось.

А в четыре часа утра, когда я собрался уже ложиться спать, раздался звонок на мой новенький мобильный телефон и возбужденный голос Захара буквально сотряс трубку:

— Ты где?!

— Спать собирался, а что случилось? И тебе, кстати, доброй ночи… вернее, доброе утро.

— Сардж, ты же помнишь тех людей, — проигнорировал мое приветствие Захар, — с которыми я должен был встретиться?

— Это из списка?

— Да! Я в Италии! Короче, тут такое обнаружилось! Я просто в шоке! Если все это правда, то нам осталось очень недолго!

— Да толком скажи, — я начал раздражаться, — что там у тебя стряслось? И как оказался в Италии?

— Долго рассказывать. Очень долго. Лучше бы тебе все услышать самому. Звони, покупай ближайший рейс до Рима, я тебя там встречу. Лучше до Милана или Турина, если есть такой рейс. Дело срочное. Очень! Срочнее всего, что было раньше!

Захар, конечно, тот еще баламут, но даже он не был никогда настолько беспокойным. В его интонациях точно угадывался страх, черт, да он был на грани срыва! И как он меня встретит, если не знает, куда я прилечу?

— Ты где остановился? Я тебе перезвоню, когда возьму билеты.

— В Ройяле в Сан–Ремо. Номер триста четыре. Запиши телефон, — он продиктовал мне цифры. — Не затягивай, Сардж, дело действительно не терпит отлагательств. Вот что еще, обязательно захвати с собой Дэни и Уильяма — им тоже будет полезно послушать то, что узнал я.

В трубке раздались гудки отбоя.

Минут двадцать я будил Алекса, устроившегося на старой кровати Зака, дозванивался до авиакасс и собирал самое основное, что нужно было взять с собой. В это время Вязовски созванивался с Блэком и объяснял причины наших поспешных сборов. Потом передал трубку мне:

— Ничего я не понял, Сардж, — сказал мне Дэни. — Небо в Европе упало или Рейн назад потек?

— Не знаю, Зак сказал, что разговор нетелефонный, необыкновенно важный, и я сам должен все слышать. В общем, я вылетаю в Милан через три с половиной часа.

— Алекс летит с тобой!

— Конечно. Я уже заказал на него билет.

— Где вы там остановитесь? Я с Тэдди тоже хотел бы присутствовать.

Его назойливость начинала меня бесить, но, видимо, он был прав — мне нельзя все брать на себя.

— Отель Ройал. У Зака триста четвертый номер, я не успел сейчас ничего заказать — на месте разберемся. И Зак сам просил, чтобы вы с Донованом нас сопровождали. Почему‑то именно с Уильямом.

— Интересно. Ты говорил ему о нас?

— Да, в первый же день.

— Понятно. Я возьму с собой Уильяма. А номер лучше закажи отсюда и сообщи мне, время еще есть, — надавил на меня Блэк. — Мне совсем не хочется метаться по всей Италии, разыскивая вас с Вязовски.

— Хорошо, Алекс перезвонит через час.

Я положил трубку, нашел записку с номером отеля, связался с портье и заказал два соседних одиночных номера. Было бы дело в апреле — никаких номеров мне бы не досталось, еще неделю назад, когда проходил песенный фестиваль, тоже все было занято, но в самом начале марта я даже попал на существенные скидки.

Потом я попросил соединить меня с триста четвертым номером и продиктовал Захару время прилета и номер рейса.

— Черт! — выругался Захар. — Долго. Через три часа самолет, лететь десять, потом из Милана добираться по горам здесь километров четыреста — это верных часов пять–шесть. Знаешь что, в Милане…

— Рейс непрямой, — поправил я его подсчеты. — Стыковка в Нью–Йорке, добавь еще четыре часа.

— Да что же ты за человек‑то такой! А прямой?

— Да не летает ничего в твою Италию! Максимум — из Чикаго в Рим. Или из Филадельфии. Взял что было, ближайшее.

— Хорошо, значит, еще плюс четыре часа. Получается — сутки. Ладно, я жду. В Мальпенсу я успею.

— В какую Мальпенсу? Я в Милан лечу!

— Значит, в Мальпенсу, — хмыкнул Захар. — Ладно, там встретимся.

Разговор прервался и Алекс подхватил у меня трубку — стал докладывать Блэку о сделанном заказе.

В Нью–Йорк — аэропорт JFK — мы прилетели на новеньком бразильском "Эмбрайере-120" — самолете "Чатоква Эйрлайнс" — региональной компании, одной из последних небольших "могикан", едва находящих силы сопротивляться поступи крупного бизнеса.

Отсюда я позвонил в офис Линде, продиктовал свои координаты в Сан–Ремо и попросил, чтобы не теряли меня. Линда и слышная на заднем плане Эми распереживались, заквохтали, наказали мне беречь себя и мистера Майнце и пообещали, что все будет хорошо. Эми еще что‑то пыталась пропищать о скорой свадьбе, но Линда безжалостно дала отбой.

Потом был длинный, как полярная ночь, трансатлантический перелет на Боинге Alitalia и мы с Алексом выгрузились в Мальпенсе — международном аэропорту Милана — как и обещал Майцев.

Если бы не близкие снежные верхушки Альп, слегка окрашенные в розовое начинающимся рассветом, и какое‑то запредельное количество осветительных полосатых, красно–белых, мачт, я бы решил, что из Луисвилла мы никуда не улетали — такое же теплое межсезонье, когда в пальто ходить жарко, а без него — прохладно, чистое безоблачное небо необыкновенной синевы… Все то же самое, только вот здесь присутствовали итальянцы в несчетных количествах, тараторящие свои "белиссимо–бонджорно" со скоростью хорошего пулемета. И от этого стрекота, хлещущих через край эмоций и громкоголосья в глазах рябило, а в ушах шумело — я не привык к подобной скорости жизни.