Жил-был дважды барон Ламберто, или Чудеса острова Сан-Джулио - Родари Джанни - Страница 12

• Предыдущая
• 12/20
• Следующая

— Парус, господа. Парусный спорт.

— Моряк, значит?

Строятся и разные другие догадки о самозванце.

Когда врач, получив свой гонорар, уходит, остаётся основной вопрос — с какой стати этот самозванец даёт резать себя по частям вместо барона?

— Святой, может быть... Ведь остров носит имя святого, который приехал сюда, чтобы построить на нём свою сотую церковь.

— Барон Ламберто безусловно человек высоких достоинств, покровитель вдов и сирот, инициатор кредитования. Он, несомненно, набожен, боготворит финансы и так далее, и так далее. Но всё-таки мало вероятно, чтобы само небо заступилось за него. До этого ему ещё далеко.

— Надо бы поговорить со священником.

— Когда дело касается барона, то уж лучше с архиепископом.

— Господа, — призывает чей-то энергичный голос, — не будем смешивать земное и небесное. Для нас самозванец есть самозванец. Мы можем сделать сейчас только одно — отвергнуть его самозванство.

— Прекрасно! Вернём палец отправителю и напишем, что не признаём его собственностью барона Ламберто.

Предложение принято.

— Мы требуем, — добавляет ещё кто-то из самых смелых, — чтобы нам показали всего барона целиком!

— Очень правильное предложение!

— Сразу снимает все проблемы!

— Будем надеяться, что после этого требования барону не отрежут ещё что-нибудь.

— Но ведь речь идёт о самозванце.

— Ах да, я забыл.

И вот Дуилио уже вновь летит вверх по лестнице особняка мэрии и затем спускается обратно, преследуемый журналистами, фотографами и телерепортёрами обоего пола.

— Что происходит?

— К чему привели переговоры?

Дуилио показывает запечатанный конверт, в котором лежат палец барона, записка главаря банды и ответное послание двадцати четырёх генеральных директоров.

Снимок получается отличный, но конверт так и остаётся для всех загадкой.

Он слишком маленький, чтобы в нём могли уместиться двадцать четыре миллиарда.

Он слишком пухлый, чтобы в нём лежал только листок бумаги.

Со всех близлежащих холмов в морские подзорные трубы и астрономические телескопы тоже видны конверт, Дуилио с поднятой рукой и особняк мэрии. Вновь прибывшие (всё время ведь кто-нибудь подъезжает) наивно спрашивают:

— Кто это?

— Да это же знаменитый лодочник Дуилио, по прозвищу Харон.

— Интересно. А что он делает с конвертом в руках? Охотится за сокровищем?

Итак, Оттавио. Что делает милейший Оттавио? Как поживает?

С тех пор как на острове появились бандиты, он всё время как на иголках. Там, наверху, по-прежнему продлевают жизнь дяди. Значит, прощай наследство!

В кармане у него снотворное, с помощью которого он сам собирается завладеть виллой, захватив сначала мансарду. Но он ничего не может сделать. За ним повсюду, буквально по пятам, ходит бандит.

— Вы куда?

— Подышать воздухом.

— Прекрасная идея! Я с вами.

Оттавио прогуливается и про себя проклинает бандитизм. Чужой, разумеется.

— А теперь куда?

— Попить воды.

— Я тоже хочу пить, пойдёмте.

Оттавио вынужден пить воду, которая ему не нравится, чтобы потянуть время.

И Ансельмо тоже следит за ним. Как только Оттавио подходит к лестнице, ведущей на мансарду, оба тут как тут — и приставленный к нему бандит, и Ансельмо. И оба в один голос интересуются:

— Вы куда?

— На крышу, полюбоваться панорамой.

— Незачем, — говорит бандит. — Спросите меня, и я опишу вам Орту и её окрестности лучше любого гида.

— А я могу это сделать по-итальянски, по-английски и по-немецки, — добавляет Ансельмо. — По-французски я читаю, но, к сожалению, не говорю. По-испански читаю, но не понимаю.

Барон между тем, поскольку ему запрещено выходить на озеро, почти всё время проводит в обществе племянника. Требует, чтобы он присутствовал на его тренировках со штангой. И как-то раз даже заставляет надеть боксёрские перчатки.

— Оттавио, давай проведём пару раундов, — предлагает он. — Мне надоело работать с «грушей».

— Слишком большая честь для меня, дядя.

— Брось! Я же не всерьёз буду бить тебя, а понарошку.

— Но я вообще против бокса из гуманных соображений.

Однако ничего не поделаешь, приходится вступить с дядей Ламберто в кулачный бой. После первого же удара Оттавио падает на ковёр и начинает считать:

— Один, два, три, четыре...

— Что ты делаешь?

— За отсутствием судьи считаю сам. Девять, десять. Я в нокауте. Теперь больше не имеешь права бить меня!

— С тобой неинтересно боксировать, — огорчается дядя.

К счастью, среди бандитов оказывается бывший чемпион страны по поднятию тяжестей в средней весовой категории. Он берётся тренировать барона, и после двенадцати попыток барон побеждает его. Он на седьмом небе.

Оттавио — на земле.

Потом происходит эта история с отрезанием уха. Затем отрезание пальца.

И Оттавио совершенствует свой план — он убьёт барона, а виноваты будут бандиты! Но, сколько ни пытается, никак не может найти подходящего момента.

Наконец происходит непредвиденное.

Вечером барон задерживает Ансельмо за шахматной доской.

— Уже поздно, — говорит мажордом, передвигая королеву. — Пора нести ужин в мансарду.

— Пусть отнесёт Оттавио, — рассеянно отвечает барон.

— Он не сумеет этого сделать, — возражает Ансельмо. — Он рассыплет соль.

— Я сказал тебе — пошли Оттавио!

— О чём это шепчетесь, эй вы там? — вмешивается главарь банды, отрывая взгляд от журнала с комиксами. — Потише, не то ваши шахматы полетят в озеро.

Ансельмо вынужден просить Оттавио отнести ужин шестерым труженикам наверху.

Он делает это со слезами на глазах и с болью в сердце. Страшное подозрение судорогой перехватывает ему желудок. Но он должен повиноваться барону.

А Оттавио вынужден умолять свои ноги, чтобы они не закружили его в вальсе и не выдали радость. Глядя, как он несёт поднос, можно подумать, будто он всю жизнь только и делал, что служил официантом в каком-нибудь большом отеле на Лаго Маджоре.

На лестничной площадке он на минуту задерживается, будто для того, чтобы поправить свёрнутые трубочкой салфетки, уложенные в стаканы.

На самом же деле насыпает в супницу столько снотворного, что хватит усыпить и паровоз.

— Ну вот, всё в порядке! Лиха беда начало! — напевает он, весьма довольный собой.

— О, у нас новый слуга! — восклицает синьор Армандо.

Улыбается даже синьора Мерло, которая в это время работает:

— Ламберто, Ламберто, Ламберто...

Улыбаясь, она сбивается, и два или три раза произносит:

— Альберто, Альберто, Альберто...

К счастью, никто не замечает, разве что племянник Оттавио, который тоже улыбается ей и шутит:

— Я не Ламберто и не Альберто. Меня зовут Оттавио.

Остальные, не занятые работой, принимаются за еду.

— Странно, — замечает Дельфина, попробовав суп, — пахнет капустой и в то же время веником.

— А по-моему, — говорит синьора Дзанци, — сюда добавлена смородина. Но вкусно!

— Кстати, — интересуется Дельфина, — позавчера в доме появились какие-то странные вооружённые люди. Кто это?

— Охотники, — с готовностью поясняет Оттавио.

— А что, на острове водятся зайцы? — удивляется синьор Джакомини. Он ведь не только настоящий рыболов, но и настоящий охотник.

— Нет, они тут проездом, — сквозь зубы цедит Оттавио. — На второе, как видите, говяжье филе с фисташками и гарниром из цветной капусты, а также баклажанная икра. На третье — персиковый пудинг и суфле по-сицилийски.

— Опять суфле? — ворчит синьор Бергамини. — Нет, чтобы приготовить хоть раз кукурузную кашу!

— Приготовить вам завтра кукурузную кашу, синьор Бергамини? — заботливо интересуется Оттавио.

— Да! На первое, на второе и на третье!

— Синьор Бергамини говорит только о себе, — уточняет синьора Дзанци. — Нас вполне устраивает то, что готовит синьор Ансельмо.

Оттавио смотрит, как они едят, и мысленно потирает руки.

• Предыдущая
• 12/20
• Следующая